/>
4.
– Итак, дорогая команда «Титаника», мы напоролись на непонятно откуда взявшийся айсберг. Но корабль наш пока еще не затонул, поэтому я как капитан предлагаю перестать носиться, как курицы с отрезанными головами, и начинать соображать.
– Лично я уже битый час соображаю, – пробурчал Рыжий. – Только что тут соображать-то? Драпать надо, а не соображать.
– Мнение младшего подметальщика мы услышали, – невозмутимо заявил Морган. – «Что тут думать, трясти надо»! Никто от него ничего более содержательного и не ожидал. Хотелось бы услышать мнение начальника транспортного цеха.
Мы сидели в придорожной забегаловке, никого больше не было в полутемном зале, перед нами дымились три пластиковых стаканчика с жидкостью кофейного цвета. Морган притащил нас сюда как-то очень быстро, мне показалось – буквально за десять минут. Я бы ни за что так быстро не сориентировался; может быть, я бы вообще остался на месте, там, где потерял дорогу. Сейчас я сидел, забившись в угол вместе с жестким стулом. Мне было нехорошо.
– Название бара и меню, как мы видим, тут на нашем языке, – невозмутимо продолжал Морган. – Девочка тоже говорит по-нашему. Это нас очень обнадеживает, не так ли? Задача выяснения нашего местоположения облегчается. Предлагаю рабочий план. Пункт первый. Мы спокойно выдыхаем и приходим в себя. Пункт второй: занимаемся экипировкой и по ходу понимаем, куда мы попали.
– Чувак, – Баламут брезгливо туда-сюда передвигает по столу стаканчик, – во всей этой белиберде есть только два осмысленных слова: «мы попали»…
Я молчу.
– Третий пункт, самый простой, – не слушая его, продолжает Морган. – Мы сходу идем искать гейт и быстро его находим. Резонов задерживаться здесь у нас ноль. Какие будут возражения?
Я смотрю в стол. Смотреть ему в глаза я не могу.
– Аптека? Ты с нами?
– Я... не знаю, – сказал я через силу, не поднимая глаз. – Наверное.
– Охо-хо, – вздохнул Морган. – Видно, придется вводить подпункт. Заниматься психологией. Не силен я в психологии! Ну, ладно. Скажите-ка мне, товарищ Печкин. Вы тут сделали один такой не совсем понятный заход, вот непосредственно перед тем, как нам вляпаться в эти неприятные неприятности. Мне и сразу захотелось его прояснить, этот заход, да времени недостало. Вы что-то там говорили о том, что хорошо бы, мол, было товарищу Моргунову и товарищу Григоренко научиться самим открывать Границу? Что, мол, это им будет удобнее там или быстрее? Я так понял, именно такая перспектива – что мы с Баламутом вроде как больше не будем от тебя зависеть – тебя привела в восторг, близкий к помрачению рассудка. И ты именно из-за этого привел нас вместо уютненькой Неточкиной мастерской прямиком в задницу. Если я не прав, поправь меня. Молчишь? Ну, конечно. – Баламут перестал гонять стаканчик по столу и смотрел на Капитана с большим интересом. – Так вот, скажи-ка мне вот что. Правильно ли я понимаю, что ты сейчас думаешь так: у Моргана и Рыжего могут быть и свои дела. Но Морган чувствует себя ответственным за мою немножко слишком подвижную психику. И поэтому ходит за мной, охраняет меня от всего... А Рыжий – вообще случай запущенный, он бы, может, давно добился, чего хочет, если бы не вынужден был каждый раз меня дожидаться, чтобы Границу пересечь. И они всё это время зависели от меня, и откуда я знаю: может, за три года это успело им немножечко поднадоесть? А может, они оба меня сейчас пришибить готовы из-за того, что я ошибся? А может быть, они оба вообще относятся ко мне как к балласту, который давно были бы рады скинуть?
Он остановился и принялся пить кофе. Я смотрел на него во все глаза. На моей памяти это была самая длинная речь, произнесенная Морганом.
– Можно отвечать, – невозмутимо заметил он, отхлебывая.
– Я... да... нет!
– Вау, – проговорил Баламут, глядя на меня с недоумением. – Кроме шуток? Ты правда так думаешь?
– Печкин, – сказал Морган. – Я даже вон к нему так не отношусь, – он показал стаканчиком на Рыжего. – При всей его ниочемности. Не знаю, приходило тебе это в голову или нет, но мне так думается, что Граница бы нас и не пропускала, если бы мы просто... друг другом пользовались. А без этого ты хоть горы умей переставлять, а нашу Страну не найдешь. – Он полез во внутренний карман пиджака, достал оттуда зелененький туго скрученный рулетик, удовлетворенно хмыкнул и отделил одну банкноту. – Сходи заплати, – велел он Рыжему.
– А я-то думал, нам отсюда драпать придется, – весело удивился тот, схватил деньги и ускакал к стойке.
Морган спокойно молчал и пил кофе. И хорошо, что он молчал. Потому что мне было стыдно.
– Выпей эту бурду, – наконец приказал он. – Поправишься. Не нравится мне, как тебя деморализовало на пустом месте. Непохоже это на тебя. И спирту-то тебе не дашь... Мда. Надо нам, похоже, всё-таки куда-то вписаться.
– Но я вас подвел, – сказал я, и Морган как ни в чем не бывало кивнул:
– Не без этого. Просусанил на отлично.
– Я же правда хотел бы, чтобы вы научились тоже…
– Да кто ж не хотел бы!
– Я думал: если вы зависите от меня – то где здесь свобода?..
– Свобода – это не одиночество на вершине горы. Свобода – это возможность быть там, где нужно. И с теми, с кем хочешь, –
