— Хорошо, — твердо говорю я. — Я всё подпишу.
Поднимаюсь на ноги и иду в гостиную, где ждет юрист. Ставлю свою подпись и возвращаюсь к учебникам с крепнущей верой, что Костя обязательно что-нибудь придумает и мы будем вместе. А я не подведу его и постараюсь здесь во всем разобраться.
50 глава
Иду почти на ощупь в новой, незнакомой обстановке. Повсюду горит приглушенный свет, словно я попала в храм. Кажется даже, что улавливаю ненавязчивый запах благовоний. Или это мое богатое воображение.
— ...У всех по-разному проявляется эта особенность, — продолжает говорить Лион, наставник Ильи. — Когда солнце высоко в небе, то Илью невозможно заставить выйти на улицу.
— Тогда ему бы в Лондоне жить или в другом месте, где почти не бывает солнца. За полтора месяца, что я провела в Японии, ни разу дождя не было, — замечаю я.
Лион тихо посмеивается. Изначально я подумала, что этот человек следит за психологическим состоянием своего подопечного или кто-то вроде его сиделки. Но, оказывается, это не так. Мы с Лионом общаемся на протяжении двух недель. Вместе с Нобуо он помогает мне освоиться с новой информацией, вдвоем они переводят тонны документов и подсказывают, какое решение будет наиболее верным в той или иной ситуации.
Заходим в еще одну комнату. Ничего толком не видно, лишь какие-то смутные очертания. Темень. Которая почему-то начинает раздражать.
— Илья даже свет не включает? А как же он учится и работает? — спрашиваю я намеренно громко, чувствуя в комнате чье-то присутствие.
Всю прошлую неделю читала на форуме про синдром Аспергера. Наверное, у Кости на самом деле что-то есть. Если Илья любит темноту, то у Гончарова в квартире холодно, как на Северном полюсе.
— Часто молча, — доносится из глубины комнаты тягучий и немного грубоватый голос, очень похожий на Костин. — Оставь нас одних, Лион, — просит Илья. — Я позову, если будешь нужен.
Лион удаляется, и мы остаемся с Ильей наедине.
— Проходи и садись, — приглашает он. — Лучше напротив. Хочу на тебя посмотреть.
Я делаю медленные шаги, думая о том, что дом, в котором живет Илья, просторнее моего. Полагаю, Костин брат не только тишину и темноту любит.
Сажусь в кресло у стола и пытаюсь рассмотреть в полутьме очертания его лица. Илья разглядывает меня в ответ.
— Красивая, — выносит вердикт спустя минуту. — И умная.
— У меня это на лице написано?
— Нет. Рафаэль показал твои тесты и резюме. Ты в курсе, что ай-кью у тебя выше, чем у него?
На симпатичном лице с широкими скулами я замечаю улыбку.
— Впервые слышу. Неужели это так важно?
— Я люблю анализировать то, что другие не делают по ряду причин: не хватает смекалки, времени или желания.
Про подобное я много читала. Кто-то зациклен на времени, кто-то — на особых ритуалах, кто-то вообще не может общаться с другими людьми. Причем это зависит не от настроения, как у обычного человека. Интересно, Костя из-за чего глушит виски? Как жаль, что нельзя его об этом расспросить. И представится ли такая возможность?
— Это всё учебники по физике и математике? — Обвожу взглядом стеллажи от пола до потолка, которые занимают две стены.
— В основном. А ты что предпочитаешь читать?
— В последнее время изучаю язык. Дается он мне непросто, но что-то получается. А у тебя? Наверное, идеальный?
— Конечно, идеальный, — кивает Илья. — Могу с тобой заниматься по четвергам в шестнадцать ноль-ноль. Если опоздаешь, то считай, пропустила занятие. Я часто злюсь, когда люди заставляют их ждать.
— Я подумаю над твоим предложением.
Повисает недолгое молчание. Илья продолжает сканировать меня внимательным взглядом.
— Костя никогда о тебе раньше не говорил. Вы давно знакомы?
— Не очень.
— Официально я ему не брат. У меня даже фамилия другая.
— Я видела. Ты Ремизов.
— По деду. Илья Гончаров умер в возрасте двух лет. Однако в действительности, как видишь, это не так.
— Зачем была необходима твоя смерть? — интересуюсь я.
— Органы опеки не отдавали меня брату. Это сейчас Костя научился держать эмоции под контролем, а тогда устроил скандал в государственном учреждении. Через несколько месяцев меня усыновила какая-то семья, но вскоре приемные родители погибли в аварии. Я остался жив. В документах, правда, указали обратное. В чем-то наши с тобой истории смерти похожи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да уж. — Я грустно опускаю глаза. — А что было потом?
— Потом я попал к Лиону. Он и его жена Кристина воспитывали меня как родного. Костя, естественно, принимал в этом участие, но редко. Сколько себя помню, мне всегда не хватало с ним общения. Когда исполнилось двенадцать, я увлекся культурой Японии, и брат помог осуществить мечту. Купил этот дом. Кристина и Лион перебрались следом за мной. Сейчас я много путешествую по миру, но в силу того, что не особо адаптирован к социальной жизни, всегда возвращаюсь домой.
Меня бросает в холод от мысли, как все просто у Гончарова. Захотел — лишил человека жизни и сделал ему новые документы. Захотел — купил дом в любой точке мира. Удивительно, что Костя о себе не позаботился и теперь находится под следствием.
— А Марина, Костина бывшая жена? Она о тебе знала?
— Никто обо мне не знал. Нас обоих устраивали редкие встречи и общение по телефону.
— И что же изменилось сейчас?
— Многое. Тебе отписали часть наследства, которое могло стать моим.
— Я на него не претендую. Могу хоть сейчас переписать всё на тебя. — Гордо вскидываю подбородок.
— Я не так воспитан, чтобы забирать у других то, что мне не принадлежит. К тому же это Костино желание, которое я всегда уважаю.
Чувствую, как возвращается озноб и недомогание. Со вчерашнего дня мне не очень хорошо.
Какое-то время мы сидим в тишине. Илья листает бумаги в коричневой папке, а я разглядываю черты его лица. Внешне он действительно похож на Костю, но энергетика у них разная. От Ремизова хочется сбежать.
— Ты дрожишь, — замечает Илья, мельком оторвав взгляд от бумаг. — Замерзла?
— Немного.
Илья зовет Лиона и распоряжается сделать для меня чай на травах.
— У вас странные отношения. Ты относишься к нему как к слуге?
— Я почти закончил. — Илья пододвигает мне папку, проигнорировав вопрос. — Изучи на досуге информацию. Если возникнут предложения, то я готов выслушать. Моя стратегия рассчитана на два года. Думаю, за этот срок мы наладим новое производство и выйдем на международный уровень как поставщики товаров. Я сам выберу людей, которых посажу в филиалах по всей Японии. После смерти Акио станем чаще появляться в обществе и будем изображать теплые чувства друг к другу, — говорит он механическим голосом.
— Зачем? — недоумеваю я.
Илья смотрит в упор и молчит. Выражение лица у него такое странное, будто мне необходимо объяснять прописные истины, а это никак не вяжется с моим высоким ай-кью.
— Еще один фиктивный брак? Ни за что, — отрицательно качаю головой. — С меня хватит. Первый муж сидит в тюрьме, второй вот-вот отправится в могилу. Третий имеет отклонения с мозгами...
Правильно сказал Рафаэль: не жена, а какое-то переходящее знамя.
— Нет. — Я поднимаюсь на ноги и хочу уйти.
Лучше бы не приходила, лишь настроение себе испортила окончательно.
— Что значит еще один фиктивный брак? Мне казалось, у вас с Костей все по-настоящему? — Илья сужает глаза. — И еще. Ты меня обижаешь своими заявлениями о моей ненормальности. Да, синдром не поддается лечению, но я давно отношусь к нему не как к дефекту, а как к особенности, которая подарила возможность быть успешным. Всё в нашей голове. — Илья показывает пальцем на свой висок.
— С Костей у нас был фиктивный брак. Поначалу. Хотя, может, и сейчас Гончаров такого же мнения, не знаю. Но не я. И чтобы ты знал: играть на публику я больше не буду. Ни для каких целей. Муж у меня один. Он сейчас в Москве, сидит в тюрьме. Ясно?
Илья меряет меня долгим пронизывающим взглядом. Наклоняет голову, уголок его губ дергается вверх, но улыбки на лице нет.
