* * *
С утра, на кухне (мама не постеснялась сослать Виталину, которой такое знать не положено, ко мне в комнату, за две закрытые двери, «помогать Тане собираться в школу»), рассказал маме с папой про поездку, кратко пересказал грустную биографию бабы Тани и попросил готовиться помогать, если возникнет нужда. Доброе мамино сердечко не нашло в себе сил отказать, к нам присоединились остальные, мы семейно позавтракали и проводили Таню в школу, а Судоплатова-младшего — на работу.
— Пойдем проект слепим, — попросил я Виталину, любопытная мама напросилась с нами, и мы за полчаса слепили план и обоснование для ежегодного сбора макулатуры школьниками.
Ну а чего? Вещь хорошая, полезная, и все равно рано или поздно введут. Детям нравится собирать вторсырье и нравится получать за это призы.
— Теперь масштабируем пруд. Печатай… — и надиктовал проект конкурса скульптуры животных в полную величину среди студентов — пятерку лучших отольем в бронзе и поставим вдоль берега.
— На бронзу может и не хватить, — заметила мама. — Хотя в мае же еще больше придет! — опомнилась, вспомнив о бесконечных деньгах. — Хорошая идея, Сережка, скульптура — это уже на века! Поеду-ка я к Эмме Карловне посекретничаю, — посмотрев на часики на руке, решила она и подмигнула мне.
Какая молодец — подключай вообще всех! Бабушка Эмма, вообще-то, подполковник Госбезопасности, а забота о «первой леди» вполне подходит под понятие «служебный долг».
— Нам хватит мощи записаться на прием сюда, — указал на «макулатуру». — Сюда, — на дополнение к парку. — И к генералу Епишеву, про флот песни отдать? — достав из ящика стола папку, добавил к первым двум. — В один день, прямо сегодня, я завтра в Третьяковку иду, — спросил я Вилку, когда мама вышла из комнаты.
— Хватит! — заверила она и пошла звонить.
Через десять минут мы вышли из подъезда и направились к метро — поедем в один из гаражей КГБ, на базе которого производится одобренный (формально) Екатериной Алексеевной тюнинг.
— Ты же понимаешь, что сейчас начнется? — спросила Вилка.
— Автограф-сессия, — кивнул я. — После гибели Леонида Ильича несколько дней репортаж крутили, и там — моя фотография. Все знают, — развел здоровой рукой. — Извини, что такую тяжесть через общественный транспорт переть приходится, — ткнул пальцем в разбухшую от обилия бумаг сумочку.
— Тоже мне тяжесть, — с улыбкой отмахнулась она.
— К тому же, разъезжая на машине, мы никого из дед Пашиной папки не поймаем, — добавил я. — Отныне два рабочих дня в неделю путешествуем в метро и трамваями. Но и это еще не все!
Девушка хохотнула, я продолжил:
— Обязательно нужно создавать миф «Ткачёв ездит на метро как обычный смертный».
— Нашелся небожитель! — ехидно фыркнула она.
— Работа на перспективу, — пожал здоровым плечом, и мы спустились под землю.
Опознав в процессе один точный фоторобот и один прямо похожий (так и сказал) и раздав четыре полных кармана фотографий с автографом, вынырнули за квартал от гаража довольные экспериментом.
— Начало положено! — возвестил я. — Устрою с МВД соцсоревнование — кто больше упырей поймает. Когда летом с Сойкой на гастроли поеду…
— С ней и со мной, — вклинилась Вилка.
— С Сойкой и с тобой, — согласился понявший, что выбора нет, я.
Влез в государственные дела по уши — терпи. Ну как терпи? Как минимум будет не скучно.
— Я с ней подружусь, — пообещала Виталина.
— Даже не сомневаюсь в твоей способности подружиться с кем угодно, товарищ младший лейтенант, — вздохнул я.
Кому от этого будет плохо?
— Уже нет, — улыбнулась Вилка, достала из внутреннего кармана красную корочку и показала мне в открытом виде.
— Поздравляю с повышением, товарищ лейтенант Госбезопасности! — поздравил я.
— Это ты попросил? — серьезно спросила она.
— И в мыслях не было, — честно ответил я.
— Авансы нужно отрабатывать, — вздохнула она, убрав удостоверение обратно.
— Нету никаких авансов, — покачал я головой. — Есть только постоянное, размеренное служение Родине. Все, что собираешь по пути — заслужил, — светло улыбнулся. — Ты ведь и вправду хорошо делаешь свою работу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Виталина дернулась так, словно я дал ей пощечину.
— Не комплексуй, — улыбнулся еще шире. — Все хорошо! Польза однажды будет достигнута — надо просто немножко подождать. Идем? — кивнул на дорогу.
— Идем, — грустно улыбнулась она, и мы пошли.
— В будущем в метро будут стоять камеры, а специальная система распознавания лиц в реальном времени сверять всех входящих с базой данных, в случае необходимости отправляя патруль, — приоткрыл я перед ней завесу будущего.
— Вроде как ты только что? — правильно поняла она.
— Ага! Через много лет переселю свое сознание в компьютер и буду управлять миром в качестве Верховной Нейросети Ткачёв 2.0!
— Фантазер! — рассмеялась она и заметила. — Влетит тебе за такую машину!
— Неминуемо влетит, — согласился я. — Просто немножко проверяю систему на прочность. Мне мелкие глупости позволительны, я же ребенок, и от меня их подсознательно ждут, чтобы сделать внушение и спокойно жить дальше. Но я ничего такого не делаю, — развел здоровой рукой. — Значит — аномалия, значит подозрительный. И вообще — подписанное рукой Екатерины Алексеевны разрешение на «перекраску и переделку» у нас есть, строгих рамок никто не выставлял, техосмотр на месте. Где написано, что так делать нельзя?
С дедом согласовано, опять же. Пока я оправдывался, добрались до зеленых металлических ворот с красной звездой и вошли в расположенную слева от них деревянную калитку. С удовольствием слушая цокот Вилкиных сапожек по бетону, дошел до огромного кирпичного параллелепипеда и постучал во врезанную в крайние правые ворота металлическую дверь.
— А, Серега, заходи! — обрадовался моему приходу наряженный в испачканный маслами-солидолами бушлат поверх не менее чумазой спецовки двадцатисемилетний тщедушный младший лейтенант КГБ Васильков Николай Федорович, обладатель тоненьких щегольских усиков и мощного носа. Вопреки последнему — этнический русский.
Поздоровавшись в ответ, зашел и пожал слегка вытертую невыносимо-черной от грязи тряпкой руку. Вилка жать отказалась, но Коля не расстроился — он у нас автофанат, его такое не ранит.
Живет, как правило, здесь же — у стены стоит аккуратно застеленный относительно чистым покрывалом диван с подушкой, на верстаке, около полуразобранного коробки передач от такого же, как наш, «Запорожца», полноценная электроплита с кастрюлей и чайником. В углу, у «ног» дивана — телевизор.
А еще в полутора метрах от дивана, на "яме", стоит наш прокачанный «Запорожец».
— М-даа… — многозначительно протянула Виталина, прогуливаясь вдоль машины.
— По-моему офигенно! — похвалил я плоды трехдневного труда бригады из пятнадцати человек под Колиным руководством.
— Да просто очуметь! Рисунки-то оно одно, а вот так — другое! — одобрил и он сам.
— Это всё Надя Рушева, я ее просил эскизы нарисовать, — улыбнулся я и прикоснулся к черному силуэту Ленина на фоне Кремлевских башен на левой двери.
Справа — Маркс, на капоте — Сталин, а над его левым же плечом восходит черная луна. Все это — на фоне цвета кумача, которым «Запорожец» и выкрашен.
Из технических переделок — только новые запчасти и установленные ремни безопасности. Я Виталине доверяю, но лучше подстраховаться.
— У меня краска осталась еще, — честный Коля указал на четыре стоящих у стены банки.
— Мне не надо, — пожал плечами я и рассчитался с автомехаником, отсчитав условленные шестьсот рублей.
— Мне немножко стыдно, — поерзала Вилка, усевшись за руль, пока хозяин гаража открывал нам ворота.
— Это пока, потом понравится, — пообещал я. — Погнали!
И мы погнали.
— А ты у нас насовсем останешься? — спросил я, даже не пытаясь скрыть звучащую в голосе надежду.
— Нет конечно! — хохотнула она. — С половозрелым подростком под одной крышей — да меня из Минкульта попрут за моральное разложение!
