— По моим сведениям, — заметил президент Франции Пьер Думерг, — Варшава еще сможет продержатся недели две. Может быть месяц. Если оборона будет продолжаться также отчаянно.
— В том случае, если они не утратят боевого духа. Что сомнительно.
— Я уверен в поляках.
— А я — нет. У любой прочности есть предел. По нашим сведениям, люди Фрунзе продвигаются вперед так медленно только из-за стремления избежать нежелательных потерь. Боеприпасы к Варшаве подвозят эшелонами. Они там сгорают едва ли не так же быстро, как в полномасштабном наступлении времен Великой войны.
— Наш человек — полковник де Голль — командует на одном из участков обороны. Он полон уверенности. И гарантирует минимум две недели боев, в случае, если поляки не начнут массово дезертировать.
— А Пилсудский радирует, что их силы на исходе. И скоро все рухнет. Со дня на день. И счет идет едва ли не на часы. Полагаю, что верховный главнокомандующий обладает большей полнотой сведений. Не так ли?
— Вы же понимаете — сейчас не время для давления на Союз. Сами видите, что творится. Мы должны дожать этих мерзавцев из-за океана. Их президент уже создал Комиссию для расследования преступлений упомянутых банкиров. И чтобы все это не оказалось спущено на тормозах, мы не может распылять усилия. Эти янки должны четко понимать — в случае чего они получат если не полноценную войну со всей Европой, то экономическую уж точно. И наше обострение с Союзом может открыть для Кулиджа возможность найти поддержку в лице Фрунзе.
— Понимаю. Но если мы сейчас не остановим его, то потеряем Польшу. А это значит — дадим русским и немцам общую границу. О том, какой у них настрой, полагаю, пояснять не нужно. И это намного страшнее, чем кратковременный тактический союз Штатов с Союзом.
— Вы думаете тактический?
— У них слишком разные интересы. Некоторое время, конечно, они смогут сотрудничать. Но как только мы разрешим долговой кризис, Вашингтон закончит свою московскую партию. Коммунисты его пугают.
— Вы не хуже меня знаете, что эти коммунисты лишь на словах. Они по сути своей социал-демократы. Причем умеренные и с явным уклоном в центризм.
— А это понимают в штатах? — усмехнулся премьер-министр Великобритании. — Тем более, что они на днях арестовали их агентов влияния. Вести же честный бизнес с этой взбунтовавшейся колонией вряд ли кто-то пожелает.
— С какой именно взбунтовавшейся колонией? — оскалился президент Франции. Намекая на то, что США это тоже взбунтовавшаяся колония.
— Эта шутка звучит очень неуместно. Нам нужно действовать! И немедленно заканчивать эту войну, сохраняя независимость Польши. Сохраняя Польшу. Любой ценой!
— А как? Вступать в войну с Союзом?
— По нашим разведданным Фрунзе не готов к большой войне. А мы — готовы. И можем в самые сжатые сроки развернуть против него и полсотни, и сотню дивизий. Перебросив их морем в те же Финляндию или Прибалтику.
— Россия слишком большая. Эта война абсурдна.
— Если ударить из Прибалтики и Финляндии, отрезая Санкт-Петербург…
— Ленинград. — поправил его француз.
— Да, Санкт-Петербург, — проигнорировал эту поправку англичанин, — в котором размещены основные военные производственные мощности Союза, то дальше дело в шляпе. Оттуда открывается удобная возможность для наступления на Москву по железной дороге. Но, думаю, мы сможем склонить Союз к миру раньше.
— А если нет?
— То Франции отойдет южное Причерноморье и Кавказ, а нам север. Чтобы удобнее было ходить морем. Создадим там марионеточные правительства и будем вести с остатками Союза войну хоть до второго пришествия. Мощностей производственных у них все равно значимых не будет. Там только что-то в Поволжье строится и по Каме. Но это тоже можно занять и забрать. Ну или разбомбить.
— Это будет долгая и большая война.
— Нет. Если купить население красивыми обещаниями.
— Я не уверен, что нам стоит во все это ввязываться.
— Если мы сейчас упустим, то потом придется воевать в серьез. Мы должны надавить, давая понять, что пойдем до конца.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— И вы думаете Фрунзе уступит?
— Он умный человек и прекрасно видит все эти расклады. Поэтому… — развел руками премьер-министр Великобритании.
— А если Германия вмешается?
— У нее для этого нет оружия. Да, они нас смогли обхитрить и вооружить целый корпус. Но это всего корпус. Причем без тяжелых вооружений. Им нечем вмешиваться. И оружия они быстро взять ни откуда не смогут…
Часть 3. Глава 7
1928 год, август, 8-9. Где-то в Восточной Европе
Фрунзе плыл по бассейну.
Спокойно, никуда не торопясь. Вдумчиво загребая руками, стараясь улучшить свою технику.
— Время, — произнес тренер, сидящей у бортика на деревянном раскладном стуле со спинкой.
И нарком направился к лесенке.
Час плавания он свой отработал. Теперь ему предстояло посещение бани и массаж. Ну и своеобразная чайная церемония для релаксации.
Война войной, а отдых тоже нужен.
Да и организм уже не самый молодой требовалось держать в тонусе. Поэтому Михаил Васильевич не забывал уделять внимание своей молодой супруге, вновь, к слову, беременной. Недавно.
Ну и тренироваться.
Не на износ.
И отнюдь не для олимпийских рекордов.
Просто на уровне хорошей такой сбалансированной физкультуры, дабы тело не застаивалось из-за избытка сидячей работы.
Кроме того, подумать над делами в этой медитативной обстановке было одно удовольствие. Никто и ничто не отвлекало.
А подумать было над чем.
Центр Варшавы силы РККА взяли, заняв при этом до трети ее территории с востока. Остатки защитников во главе с полковником французской службы де Голлем продолжали оказывать сопротивление. Отчаянное, но не существенное. К этому моменту удалось контрбатарейным огнем накрыть всю серьезную артиллерию защитников. А без нее их оборонительные узлы стали лопаться намного легче и быстрее.
— Де Голль. Тот самый де Голль. — пробормотал Фрунзе отпивая глоток ароматного чая.
Этот будущий генерал сражался отчаянно и руководил своими людьми очень толково. Как стало известно — он был одним из немногих, кто вышел из котла под Минском. И вывел относительно боеспособную часть. Именно она и стала ядром тех сил, что сейчас защищали Варшаву.
И сдаваться он не собирался.
А очень хотелось.
Этот человек был игроком серьезным, хотя этого кроме Михаила Васильевича не знал никто. И пропустить его через советский плен — бесценно. Убивать его решительно не хотелось, тем более, что сам Фрунзе разделял многие убеждения этого человека. Из более поздних эпох. Из-за чего видел в нем в какой-то мере своего учителя.
А вот Пилсудский, уводя основную массу войск, прорвался из города. И уходил в сторону Прибалтики.
Ударил минувшей ночью в стык позиций БТГ и, смяв решительным натиском легкий батальон, ушел на север — северо-восток. Разведка его вела. Но так получалось, что снять подвижные соединения и направить в погоню не представлялось возможным. Они были скованны блокадой Варшавы. И даже задействованы в повседневных боях. Тем более, что выпускать группу де Голля было бы еще большей ошибкой, чем Пилсудского.
Почему он пошел в Прибалтику?
Потому что Добровольческий корпус РККА продвигаясь на восток занял почти без боя Львов. И развивал наступление в сторону Ровно. Что верным образом перерезало возможность для отступления поляков на юг.
И с этими ребята из Добровольческого корпуса Пилсудскому не договорится. Ему, наверное, даже безопаснее сдаться основным силам РККА, чем бывшим белогвардейцам, имевшим к нему счеты. Ведь то, что творили поляки с красноармейцами в годы первой советско-польской войны вызвало дикое раздражение не только в Союзе. Это задевало и цепляло многих в эмиграции.
Не всех.
Кого-то радовало.
Но эти весельчаки как раз и побежали на службу к полякам для участия в этой войне. В том числе и потому, что они сами советских бойцов с командирами не считали за людей. Даже если те являлись вчерашними солдатами и офицерами Императорской армии.
