Он посмотрел внимательно, вздохнул.
— Странно это.
— Что?
— Мунтвиг отказался, — проговорил он в раздумье, — вы отказываетесь… В чем дело? Принцесса выглядит совершенством. И умна, и образованна, о красоте вообще можно не говорить, видно…
Я буркнул:
— Да какая разница? Мне лично она не по ндраву.
— Кажется, — сказал он и посмотрел на меня с жалостью, — догадываюсь, в чем дело, хотя предпочел бы не догадываться.
Я сказал враждебно:
— В чем дело?
— Она безупречна, — сообщил он. — А кто из нас терпит рядом кого-то безупречнее себя? Женщина должна быть милой и глупой, это наше общее требование. Кто-то позволяет быть еще и умной, но если только уверен, что сам умнее…
Я сказал в раздражении:
— Считаете, две безупречности должны обязательно подраться? Да и не считаю принцессу безупречной. Она не безупречна уже тем, что безупречна. Безупречность раздражает!..
Он вздохнул.
— Понял-понял. Безупречны на свете только вы, ваше высочество. Именно тем, что небезупречны. Даже далеко небезупречны. Очень даже небезупречны…
— Граф, — сказал я с угрозой, — вы так договоритесь до чего-то очень даже такого… Вернемся к столу, на обед у нас карта с огромным пирогом для дележа.
Глава 3
В каждом зале на возвышении, к которому ведут две-три ступеньки, всегда находится тронное кресло. Иногда роскошное, иногда очень роскошное, иной раз торжественное или помпезное.
В обеденном проще всего: два кресла с высокими спинками, выделяющими их из общей массы, на небольшом возвышении, именно небольшом, иначе придется наклоняться к далекой тарелке.
Принц Сандорин церемонно встречает Аскланделлу в коридоре у двери ее покоев, дальше она величаво двигается через залы, сопровождаемая тремя фрейлинами королевской крови, а у входа все шествие останавливается и смотрит требовательно на меня, которой встает, вынужденно улыбаясь и скрипя зубами, спешит навстречу императорской дочери и, подав ей руку, ведет к креслу, расположенному от меня справа.
Принц Сандорин по титулу занимает место за столом всегда рядом с Аскланделлой, так что она оказывается между двумя принцами, от меня слева обычно садится Альбрехт, хотя здесь есть три герцога, но Альбрехт еще и вице-канцлер, потому вот сейчас он опустился в кресло и шепнул мне тихонько, косясь на Аскланделлу:
— Ну вот, ваше высочество, а вы говорили, что у вас с Мунтвигом нет ничего общего.
Я прошипел:
— Вы у нас вице-канцлер? Вот и вицеканцлеруйте, а не хи-хи стройте. Мне и без вашего хи-хи тошно.
— Ваше высочество, — сказал он тихонько. — Как можно? Разум без благоразумия — двойное безумие.
Я спросил с подозрением:
— А это к чему?
— Не знаю, — признался он. — Просто звучит мило. И красиво. А я люблю все красивое. А вы?
— Все некрасивое, — огрызнулся я и повернулся к Аскланделле: — Ваше высочество, хорошо ли спалось?
Она чуть повернула голову, спокойный взгляд ясных глаз коснулся меня с ощущением привычного холодка, но в зале достаточно натоплено, так что да, ощущение даже приятное.
— Вас это удивит, принц… но я всегда сплю хорошо и покойно.
— И никакие греховные мысли не посещают? — спросил я. — Даже в самом глубоком сне?
Она ответила с холодком:
— Не посещают, принц. А ваши вопросы непристойны и неуместны.
— Простите, — сказал я искренне, в самом деле дурак, даже самому непонятно, с чего вдруг захотелось уесть, а получилось, словно щенок попытался укусить промерзшую на вековом холоде гранитную скалу. — У меня, знаете ли, артистическая натура, импульсивная, творческая, романтическая, потом иногда сам не понимаю, что творю и что говорю…
Она чуть наклонила голову.
— Я это заметила. Хуже будет, если заметят и другие.
— Да ни за что, — поклялся я и начал создавать на ее блюде, старательно маскируя среди грубых кусков мяса и зелени, изысканно приготовленные лакомства. — Я буду держать себя в руках.
Она слегка повела бровью, однако молча подцепила на кончик ножа нежное тело толстой креветки, невиданной в этих землях.
Я с затаенным дыханием смотрел, как отправила в рот, ест, не меняя выражения лица, и только мое обостренное чутье подсказало, что да, ей понравилось, и уже с большим энтузиазмом начал создавать то искусно приготовленных крохотных кальмаров, то лангустов, то еще какую изысканную хрень, остальные лорды и гости ничего не замечают, занятые шумными разговорами, хватанием мяса, довольным гоготом и рассказами, как кто кого одним ударом до самого пояса.
Пирог Аскланделла тоже лишь раскрошила, потому что я ухитрился подпихнуть ей самые нежнейшие пирожные, какие только пробовал в кондитерских, она их изволила кушать так же неспешно и с непроницаемым лицом, но я все отчетливее ощущал ее удовольствие.
Альбрехт, понятно, это истолковывает как мою заботу о принцессе, он все толкует неверно, а я делаю эти лакомства назло, выказывая свое превосходство, это мои козыри, а вовсе не забота!
После обеда я уединился в кабинете, Зигфриду велел пока никого не пускать, это время для государственных бдений. Сейчас уже примерно понятно, почему Мунтвига поддержали даже те короли и лорды, которые ему неподвластны: он распространяет апостольскую веру как единственно верную, а она целиком и полностью подчинена светской власти, что нравится любому властителю больше, чем независимая римская.
Но мощный встречный удар тряхнул не только королей и лордов, что засомневались в несокрушимости Мунтвига, но внес смятение и в ряды религиозных фанатиков.
Среди них начался, как докладывает Норберт, великий плач насчет того, что Господь отвернулся от них, что прогневили Его, что нельзя было идти войной даже на еретиков и что вообще, возможно, Господь за них…
А мы это еще и докажем, подумал я хмуро. Господь за нас, Аскланделла убедится в этой нехитрой истине, как и ее фрейлины, что постепенно привыкнут к новой жизни.
Думаю, Аскланделла не ограничится этими тремя, многие знатные дамы будут набиваться в ее окружение, что в первую очередь обрадует рыцарство и моих лордов.
До образования института фрейлин, к примеру, во Франции окружение короля составляли знатные рыцари, для которых при дворе содержался бордель. Лишь при знаменитой Анне Бретонской возник институт фрейлин, сперва малый, а потом он разрастался и разрастался.
С той поры король и его рыцари вязались не с простушками в борделе, а со знатнейшими дамами, перенявшими их функции, что, понятно, облагородило весь двор.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
