Он подошел к креслу, где оставил полотенце, и стал вытираться. Он был похож на красивое животное. Она впервые поняла, что такое мужская красота. Он был как большой хищный зверь с великолепным мускулистым телом, которым владел в совершенстве, и возбуждал в ней странное ощущение, для которого у нее не было названия. Из-за своей полнейшей неопытности она не понимала, что это желание. Прежде она всегда спасалась бегством, стоило мужчине обратить на нее внимание. А теперь она подглядывала за мужчиной, притаившись в кустах, и все ее существо пылало в огне яростного стремления к этому прекрасному мощному телу.
С первого взгляда на Блэза Чандлера она поняла, что этот человек не для нее — мужчины вроде него даже не замечают женщин, подобных ей. И теперь она смотрела на него, будто ей никогда уже больше не увидеть такого красивого обнаженного мужчину. Она наблюдала, как он энергично растирает тело, ставит ногу на край кресла и наклоняется к ступне, как напрягаются, играют мышцы на спине и крепких ягодицах. Она смотрела, как он вытирает руки, спину, проводит полотенцем между ног, и от этого интимного жеста она до боли прикусила нижнюю губу. Потом он вытер волосы, завернулся в короткий купальный халат, тихонько насвистывая, бросил мокрое полотенце в корзину и исчез за таким же пышным растением, как то, за которым пряталась она. Она услышала, как хлопнула дверь, и осталась одна.
Дыхание ее прерывалось, щеки пылали, она вся дрожала, как те осины, которые она видела во время прогулки.
Она с трудом сглотнула слюну, вытерла влажные ладони о халат, и тут у нее подогнулись ноги. Она рухнула на пол и долго сидела, приходя в себя. Потом вскочила, лихорадочно стащила с себя халат и бросилась в воду. Вода разошлась как масло, теплая и нежная, не обжигающая холодом, как хотелось Кейт. Ее ласкающее прикосновение только усиливало те ощущения, от которых Кейт стремилась избавиться, и она металась по бассейну, словно за ней гналась акула, пока каждый мускул ее тела не взмолился о пощаде. Потом она сидела на бортике, вымотанная физически, но эмоционально взбудораженная так, что ей хотелось закричать. Наконец она с трудом поднялась на ноги и дотащилась до своей комнаты, но когда легла в постель, то пролежала до утра с широко открытыми глазами, не видя ничего, кроме этого прекрасного обнаженного тела. Перед самым рассветом она все-таки заснула, но ей приснился такой не правдоподобно реальный эротический сон, что она проснулась с именем Блэза на устах.
Нула принесла ей завтрак в семь, но Кейт и смотреть не могла на еду. Она приходила в ужас при мысли, что встретится с Блэзом лицом к лицу, чувствовала, что тайна, которую она вчера узнала, останется с ней на всю жизнь, и всей душой хотела оказаться где-нибудь подальше, где ей не надо будет проводить целый день в его обществе.
Сон был таким ярким, что она никак не могла избавиться от ощущения, что все происходило на самом деле. Она спустилась вниз и увидела Блэза в таких же джинсах, фланелевой рубашке и толстом свитере, какие были на ней самой. Он разговаривал с Агатой. Когда он повернулся к Кейт, она вспыхнула и пошла налить себе кофе, которого ей не хотелось, только чтобы не встречаться с ним взглядом. Чашечка звякнула о зубы, а руки дрожали.
— Что это с тобой, Кейт? — спросила Агата, от острого взгляда которой не укрывалось ничто.
— Я неважно спала, — пробормотала она.
— Нам ехать часа два, так что сможешь вздремнуть в поезде.
— Нет, ни за что! Я все хочу увидеть, — воскликнула Кейт.
— Ну тогда на обратном пути. Нула принесла тебе куртку?
— Да, вот она. — Это была кожаная куртка, отороченная мехом.
— Вот и хорошо. Зимой в горах ужасно холодно.
Старая леди была закутана, как эскимос. На ней была шуба до пят из черно-бурой лисы, меховые сапоги, а руки она прятала в муфте. Верная Минни тоже куталась в меха.
— Ладно, пора трогаться.
Фургон доставил их к паровозу, который стоял, попыхивая огромной расширявшейся кверху трубой. К нему было прицеплено два спальных вагона, один салон и служебный вагон. Несмотря на то, что с ней происходило, Кейт не могла сдержать восхищения и побежала к поезду.
— Вот девушка, которая умеет ценить простые радости, — одобрительно проговорила Агата.
— А тебе не кажется, что она слишком наивна? — пожал плечами Блэз. — Ей ведь не шестнадцать, а двадцать шесть.
Но ее восторг оказался заразительным. Скоро она сидела, опершись локтями о подоконник, и, как ребенок, глядела в окно широко раскрытыми глазами, а Блэз с тем же энтузиазмом называл ей имена горных вершин.
— Совсем как в кино! — воскликнула она. — Сколько раз я видела в точности такой вагон. — Она погладила красный плюш на сиденье, потрогала помпончики на шторах.
— Небось наш и был, — сказала Агата Чандлер. — Сколько раз его нанимали для съемок. Не счесть.
— А можно выйти на ту маленькую платформу сзади? — попросила она Блэза. — У нас в Англии таких не бывает.
— Почему же нет? — И снова он с готовностью отвечал на множество вопросов. У Кейт был особый дар заставлять всех делить с ней радость от увиденного, и Блэз невольно пожалел о том, что поездка закончилась. Поезд остановился на небольшой станции с билетной кассой, телеграфной конторой и доской, на которой было написано: «Чандлерсвилль, высота 11 403 фута , 462 жителя».
Кейт заглядывала в окна, восхищалась хранилищем для воды, даже перекинулась словом с машинистом, который показал ей, что и как работает в паровозе. Когда выгрузили Герцогиню, появился хранитель — высокий сухощавый человек в сопровождении крупного пса неизвестной породы.
— Джо, покажи ей все, — велела ему Герлотиня, — И приведи в гостиницу около полудня.
Хранитель оказался человеком знающим и таким же поклонником Дикого Запада, как Кейт. Он мог ответить на любой ее вопрос. Они прогулялись по улице, где стояли конюшни, посмотрели несколько магазинов, парикмахерскую со стульями в красную и белую полоску, где все сохранилось, как было, вплоть до ванночек для бритья с именами давно умерших мужчин. Кейт обозрела тюрьму, зашла в камеру и попросила захлопнуть за собой дверь — так просто, чтобы она поняла, как это бывает. Потом прошлась по гостинице с плюшевыми банкетками в холле, обследовала спальни на втором этаже и в первый раз в жизни побывала в борделе «Дом радости мадам Розы».
Наконец, она выпила в баре, поставив ноги на латунную перекладину и разглядывая обнаженную красавицу рубенсовского типа, возлежащую на облаке и целомудренно задрапированную полупрозрачным газом.
Наконец они попали в обеденный зал, где скатерти на столах были в бело-красную клетку. Для такого торжественного случая растопили огромный камин, а стол был уже накрыт.
