Одним словом, по натуре она - настоящая "сова". Как раз то, что нужно.
Однако, хотя после утреннего пробуждения в Лагуна-Нигель не прошло и суток, Холли с трудом боролась с дремотой. Казалось, кто-то невидимый вкрадчиво нашептывает на ухо:
"Спать, спать, спать".
Прошедшие дни потребовали от нее уйму сил и энергии, усталость берет свое. К тому же ей не удавалось выспаться несколько дней подряд: мучили кошмары. "Сны - двери". Сны таят в себе опасность, спать нельзя. Черт возьми, плевать на усталость, спать - нельзя. Холли изо всех сил старалась поддерживать затухающую беседу, хотя порой ловила себя на мысли, что плохо понимает, о чем они говорят. "Сны - двери". Такое впечатление, что ей вкололи наркотик или Друг, предупредив об опасности сна, незаметно давит на усыпляющую кнопку в ее мозгу. "Сны - двери". Холли попыталась справиться с наступающим беспамятством, но поняла, что у нее нет сил даже пошевелиться или открыть глаза. Глаза закрыты. Она только сейчас это заметила. "Сны - двери". Никакой паники. Холли проваливалась в пустоту, хотя слышала, что сердце бьется все громче и быстрее. Ладонь разжалась. Она ждала, что Джим откликнется, разбудит ее, но, почувствовав, как слабеют его пальцы, поняла: он тоже погружается в сон.
Холли окунулась в темноту.
И ощутила на себе чужой взгляд.
В ней всколыхнулись противоречивые чувства - облегчение и страх.
Что-то должно случиться. Она знала: что-то обязательно произойдет.
Но ничего не случилось. Ее окружала непроницаемая тьма.
Вдруг Холли поняла, что должна выполнить задание. Наверное, произошла ошибка. Задания получал Джим, а не она.
Задание. Ее задание. Ей дали задание. Важное. От выполнения которого зависит ее собственная жизнь. И жизнь Джима. Самое существование мира зависит от того, как она выполнит задание.
Кругом темнота.
Холли проваливалась в нее, как в черную воду.
Медленно погружалась в забытье и уже ни о чем не думала.
Ей приснился сон. По сравнению с ним все прошлые кошмары выглядела жалкой тенью. На этот раз Враг и мельница отсутствовали. Но проходящие перед ее мысленным взором картины были нарисованы с поистине иезуитскими подробностями, а ужас и мука, обрушившиеся на ее сознание, оглушили и застали Холли врасплох; по сравнению с ними даже полет на 246-м рейсе казался детской забавой.
Холли открыла глаза и увидела, что лежит под столом на кафельном полу. Рядом - металлический стул с оранжевой пластиковой спинкой. Под ним - горка рассыпанной жареной картошки и гамбургер, из которого вывалилась начинка: мясо и листья салата, политые темно-красным кетчупом. Еще дальше лежит старая леди. Ее лицо обращено к Холли. Немигающий взгляд скользит мимо круглых металлических ножек стула, мимо золотистой картошки и растерзанного гамбургера. Женщина смотрит в одну точку, и в ее глазах застыло удивление. Вдруг Холли замечает, что вместо одного глаза у старушки дыра, и из нее вытекает струйка крови. О Боже! Простите меня, леди, простите. Холли слышит страшный непонятный звук:
- Та-та-та-та-та-та. Кричат люди, много людей.
- Та-та-та-та-та-та.
Вопли понемногу стихают, слышен звон битого стекла, треск ломающегося дерева, чей-то яростный крик, переходящий в медвежий рев.
- Та-та-та-та-та-та.
Это - звуки выстрелов. Теперь Холли ясно различает тяжелый ритмичный треск автоматных очередей. Она хочет выбраться из-под стола и перекатывается на другой бок, потому что не может заставить себя ползти мимо старой женщины с простреленным глазом. Но прямо перед ней лежит девочка лет восьми, и Холли в оцепенении смотрит на ее розовое платье, белые чулки и черные маленькие туфельки. Маленькая белокурая девочка в черных туфельках, маленькая девочка, маленькая девочка, маленькая девочка в белых чулочках, маленькая девочка, маленькая девочка... Маленькая девочка, у которой нет половины лица. Белая окровавленная улыбка. Разбитые зубы, обнаженные в кривой окровавленной улыбке.
Вопли, стоны, всхлипы. И опять:
- Та-та-та-та-та-та. Этот кошмар никогда не кончится. Снова и снова отвратительный страшный звук:
- Та-та-та-та-та-та.
Скорее прочь от мертвой старушки и девочки с половиной лица.
Ладони скользят по теплой картошке, натыкаются на горячий рыбный бутерброд, шлепают по липкой горчице. Холли на четвереньках ползет под столами, пробирается между перевернутыми стульями. Ее рука попадает в ледяную лужицу разлитой на полу кока-колы, и на стенке бумажного стаканчика Холли видит надпись:
"Утенок Дикси". Значит, она в кафе "Дворец Утенка Дикси". Это одно из ее любимых мест. Наверное, они поняли, что кафе не место для криков. Но кто-то всхлипывает и стонет, кто-то жалобно молит о помощи. Холли выбирается из-под стола и в нескольких шагах от себя замечает странно одетого человека. Человек стоит к ней боком и Холли не видит его лица. Он похож на ряженого во время веселого празднования Хэллоуина. Но это не праздник. Однако на мужчине маскарадный костюм: армейские ботинки и брюки, черная майка и берет вроде тех, что носят "зеленые береты", только черного цвета. Военная форма - явная бутафория: не бывает солдат с такими толстыми животами и недельной щетиной. Солдаты обязаны бриться. Странный человек просто вырядился под десантника. Перед ним на коленях молоденькая официантка. Холли запомнила ее рыжие волосы и улыбку, когда девушка подмигнула ей, принимая заказ. Она склонилась перед человеком в военной форме, опустила голову, словно в молитве. Холли явственно слышит ее умоляющий голос:
- Не надо, пожалуйста, не надо, пожалуйста, пожалуйста...
Мужчина что-то выкрикивает о ЦРУ и шпионах, засевших в подвале кафе. Затем он умолкает и, уставившись на рыжеволосую девушку, приказывает:
- Посмотри мне в глаза.
- Пожалуйста, не надо, - молит та о пощаде.
- Посмотри мне в глаза, - снова требует он. Девушка испуганно поднимает голову, и человек в военной форме спрашивает:
- Ты думаешь, я идиот?
Официантка исступленно мотает головой.
- Пожалуйста, не надо, я ничего не знаю.
- Знаешь, сука! - яростно рычит убийца и целится девушке в лицо. Ствол автомата опускается и застывает в нескольких дюймах от ее щеки. Она невнятно всхлипывает:
- А-а-а-а...
- Цэрэушница! - орет "черный берет". Холли кажется: еще миг - и он расхохочется и отбросит в сторону автомат, все актеры, которые играют мертвых, встанут и тоже засмеются, на сцену выйдет хозяин кафе и раскланяется, как после окончания маскарадного представления. Но это не Хэллоуин. Человек в военной форме давит на курок.
- Та-та-та-та.
Рыжеволосая девушка исчезает. Холли угрем бросается назад и ползет прочь от страшного места. Только бы не попасться ему на глаза. Человек в военной форме - сумасшедший, самый настоящий сумасшедший. Вся измазанная в еде, падая на мокром полу и скользя в луже липкой крови, Холли пробирается мимо девочки в розовом платье.
Только бы он не услышал.
- Та-та-та-та-та.
Должно быть, сумасшедший стреляет в другую сторону. Ни одна пуля не ударяется рядом с ней, и Холли протискивается между стулом и телом мужчины с выпущенными кишками, продолжая двигаться к выходу. На улице завывают полицейские сирены, сейчас подоспеют копы и... Позади нее с грохотом переворачивается стол. Холли с ужасом оглядывается. Убийца заметил ее и бросился в погоню. Он идет по залу и неумолимо приближается, отодвигая столы, пиная подвернувшиеся под ногу стулья. Холли перебирается через ноги мертвой женщины, оказывается в углу и натыкается еще на один труп. Она в углу, зажатая мертвецами, и ей не выбраться отсюда. Сумасшедший настигает ее. Холли не хочет видеть его страшный оскал, не хочет смотреть на дуло автомата, как смотрела рыжеволосая девушка. Она отворачивается.
Такого пробуждения Холли еще не знала. Она проснулась не от крика или беззвучного стона, а от того, что стала задыхаться. Свернувшись клубком, Холли корчилась от спазмов в пустом желудке и захлебывалась несуществующей рвотой, которая, точно омерзительный кляп, забила ей горло.
Джим лежал на боку. Его слегка согнутые ноги вызвали у нее в памяти образ зародыша в материнской утробе. Он спал спокойно и дышал ровно.
Холли с трудом отдышалась и села. Ее не просто трясло, казалось, гремят все ее кости, с грохотом ударяясь друг о друга.
Она порадовалась, что с прошлого вечера не ела ничего, кроме пирожных. Иначе бы ее одежда приобрела дополнительные украшения.
Холли наклонилась вперед и некоторое время сидела, сгорбившись, закрыв лицо руками. Мало-помалу она успокоилась: лопатки перестали ходить ходуном, и только внезапная дрожь пробегала по коже.
Когда она наконец подняла голову, то первое, что бросилось в глаза, был свет, пробивавшийся в комнату сквозь узкие окна. Тусклый, грязно-розовый, слабый отсвет будущего ярко-синего неба - и все-таки это был солнечный свет. Неизвестно, удастся ли ей дожить до следующего дня.
