Холли открыла глаза и, убрав руку от лица, сурово посмотрела на Джима.
- Я думаю. Друг и Враг - одно и то же - Что?
- Я не верю, что на дне пруда, в корабле, если он вообще существует, живут двое Друг и Враг - всего лишь противоположные стороны единого целого Холли выразилась достаточно ясно, но Джим не решался поверить в страшный смысл ее слов. Наконец он сказал:
- Ты серьезно? Ведь это все равно что.., назвать его сумасшедшим.
- О чем я и говорю. У него настоящее раздвоение личности. И каждая половина не ведает, что творит другая.
Заметив на лице Джима отчаянное желание сохранить веру в доброго, разумного Друга, Холли взяла его руку в свои ладони и торопливо заговорила:
- Вспомни его капризность, хвастовство. Чего стоит одно утверждение, будто он способен изменить судьбу человечества. А настроение? То он приторный как сахар, то злой как черт. И все время врет. Что ни слово - то ложь, а потом сам верит в свои россказни. Да еще без всякой причины напускает на себя таинственность. Сам посуди, разве это не напоминает картину психического расстройства?
Джиму показалось, что он увидел слабое место в ее рассуждениях.
- Ты думаешь, существо с расстроенной психикой могло управлять сложным космическим кораблем? Только представь миллионы световых лет и бесчисленные опасности, которые ему пришлось преодолеть.
- Но, может быть, безумие наступило уже после приземления. Корабль мог вести робот или другие существа, которые, возможно, погибли. Он никогда о них не говорил, только о Враге. Но, если и в самом деле поверить в его внеземное происхождение, тебе не кажется странным, что в такую сложную экспедицию посылают экипаж из двух астронавтов? Кто знает, может, он убил остальных.
Все в рассуждениях Холли могло оказаться правдой, но в таком случае правдой могло оказаться что угодно. Они столкнулись с Неведомым, таящим в себе неисчислимые возможности. Джим вспомнил, как прочел в одной книге, что даже многие ученые полагают: образы, рожденные в человеческом воображении, какими бы невероятными они ни казались, могут существовать где-то во Вселенной, потому что неопределенная природа мироздания наделила воображение не меньшей подвижностью и продуктивностью, чем человеческие сны.
Джим поделился с Холли возникшими у него мыслями. Потом сказал:
- Меня смущает, что ты сейчас делаешь то, во что сама раньше не верила: изо всех сил стараешься объяснить проявления чужого разума, которые, с нашей точки зрения, просто не поддаются объяснению. Разве можно говорить о безумии или раздвоении личности у пришельцев, если это чисто земные понятия?
- Конечно, ты прав, - кивнула Холли. - Но в данный момент это единственная теория, которая имеет хоть какой-то смысл. И пока она не опровергнута, я буду считать, что мы имеем дело с иррациональным существом.
Джим протянул свободную руку и сделал огонек в лампе поярче.
- У меня прямо мурашки по коже, - сказал он, передернув плечами.
- Не у тебя одного.
- Если он и в самом деле шизофреник... Что будет, если он войдет в образ Врага и уже не выйдет обратно?
- Мне об этом и думать не хочется, - ответила Холли. - Если он выше нас по разуму, а опыт его цивилизации по сравнению с историей человечества все равно что энциклопедия и короткий рассказ, он наверняка знает такое, от чего Гитлер, Сталин и Пол Пот покажутся учителями воскресной школы.
Ее слова повергли Джима в уныние. Он гнал от себя черные мысли, но они все равно возвращались. Съеденные пирожные жгли желудок, точно раскаленные камни.
- Когда он вернется... - заговорила Холли.
- Ради Бога, Холли, - перебил ее Джим, - никакого нападения!
- У меня не вышло, - признала она свою неудачу. - Но мы были на правильном пути. Просто я слишком далеко зашла, перегнула палку. Когда он вернется, нужно изменить тактику.
Теория Холли о безумии пришельца подействовала на Джима сильнее, чем он этого хотел. Его бросало в холодный пот при мысли о том, что с ними станет, если в Друге возобладает темная половина личности.
- А почему бы не оставить его в покое и не бить по его самолюбию, пускай себе радуется...
- Бесполезно. Если будешь потакать безумию, никогда с ним не справишься. Любая сиделка из психиатрической клиники скажет тебе, что с буйно помешанными лучше всего вести себя спокойно и уважительно, но твердо.
Почувствовав, как взмокли его ладони, он освободился от руки Холли и вытер пот о рубашку.
На мельнице воцарилась мертвая, неестественная тишина. Ни единого звука. Казалось, их запечатали в огромную стеклянную колбу и выставили на обозрение в музее страны великанов. В другое время тишина вызвала бы у Джима беспокойство, но на этот раз она вселяла в него надежду, что Друг уснул или занят своими делами и ему сейчас не до них.
- Он хочет нам добра, - сказал он Холли. - Даже если он сумасшедший, буйно помешанный и вторая половина его личности - воплощение зла. Он словно доктор Джекилл и мистер Хайд в одном лице, и доктор Джекилл искренне хочет добра. По крайней мере, одно это уже в нашу пользу.
Холли обдумала слова Джима и кивнула:
- Похоже, ты прав. Когда он вернется, я постараюсь выведать у него правду.
- Вот только поможет ли это нам? Если он сумасшедший, то рано или поздно сорвется и начнет крушить все подряд. Этого я боюсь больше всего.
- Вполне возможно, но мы должны сделать попытку.
После ее ответа наступила неприятная тревожная тишина.
Взглянув на часы, Джим увидел, что уже десять минут второго. Спать не хотелось. Он не боялся незаметно задремать и открыть двери, о которых говорил Друг, но чувствовал, что валится с ног от усталости. Хотя днем он только вел машину, сидел и стоял во время беседы с инопланетянином, все мышцы болели, как после долгой тяжелой работы. Лицо покрылось холодным потом, а в глаза будто набили песку. Стресс оказывает не менее разрушительное действие, чем тяжелое физическое напряжение.
Джим поймал себя на мысли, что он, словно мальчишка, который не хочет идти к зубному врачу, больше всего на свете мечтает, чтобы Друг никогда не вернулся. Он желал этого всеми фибрами души и, словно ребенок, верил: стоит очень захотеть - и желаемое непременно исполнится.
В памяти всплыли слова, которые Джим цитировал на уроках литературы при изучении фантасмагорий По и Хоторна: "Ужас превращает нас в детей". Если он когда-нибудь вернется в школу, то сумеет раскрыть тему ужаса гораздо Лучше, чем до приезда на старую мельницу.
Но мечты не сбылись: в час двадцать появился Друг. На этот раз его прибытие не сопровождалось звоном колокольчиков. В стене вспыхнул красный свет, точно в чистую воду плеснули алую краску.
Холли вскочила на ноги. Джим последовал ее примеру. Трудно спокойно усидеть на месте, когда знаешь, что загадочное существо может в любой момент нанести безжалостный удар-Комнату наполнил рой красных светящихся точек, которые начали приобретать янтарный оттенок.
Друг заговорил, не дожидаясь вопросов:
"Первое августа. Сиэтл. Спасена тонущая Лора Ленаскиан. Ее ребенок будет великим композитором, и его музыка принесет утешение многим несчастным людям. Восьмое августа. Пеория, Иллинойс, Дуги Беркет. Вырастет и станет специалистом в области парамедицины. В Чикаго он спасет тысячи жизней. Двенадцатое августа. Портленд, Орегон. Билли Дженкинс. Его гениальные изобретения произведут революцию в медицине..."
Взгляды Холли и Джима встретились. Оба замерли, пораженные одной и той же мыслью: к Другу вернулось хвастливое настроение, и он снова "играет на публику", стремясь доказать свои притязания на роль спасителя человечества. Но как узнать, что в его словах правда, а что вымысел? Самое важное то, что пришелец очень хочет, чтобы ему поверили. Джим не мог понять, какое дело до их мнения существу, стоящему на неизмеримо более высокой ступени развития. По сравнению с ним они с Холли - просто серые мыши. И тем не менее Другу не безразлично, что они подумают.
А раз так - из этого можно извлечь пользу. "Двадцатое августа. Пустыня Мохавк, Невада. Лиза и Сузи Явольски. Любовь и забота матери помогут Сузи преодолеть последствия психологической травмы, вызванной гибелью отца, и она станет величайшим государственным деятелем всех времен, прославится успехами на ниве просвещения и помощи нуждающимся. Двадцать третье августа. Бостон, Массачусетс. Николас О Коннор, спасен при взрыве трансформаторной будки. Он вырастет и станет священником, который посвятит жизнь уходу за бедняками в индийских трущобах..."
Наивность попытки Друга ответить на критику Холли и представить свою работу в менее грандиозном свете была видна невооруженным глазом: вместо того чтобы спасать мир, маленькому Беркету надлежало стать просто хорошим врачом, а Николасу О'Коннору предлагалось влачить скромное существование среди голодных индусов. Однако остальные спасенные по-прежнему блистали всевозможными великими талантами.
