VI. Депутаты Арагона, получив последний ответ правительства, запросили мнение тринадцати адвокатов о смысле фуэросов королевства. Юрисконсульты объявили, что эти права нарушаются вступлением королевских войск в Арагон и все арагонцы обязаны противиться и препятствовать ему. Циркуляры были посланы во все города; написали постоянным депутациям Каталонии и Валенсии, чтобы просить у них помощи, предусмотренной договорами на случай, если одной из этих стран будет угрожать вторжение. Главным вождем арагонской армии назначили верховного судью Арагона, которого закон королевства призывал к этому. Ему было приказано тотчас встать во главе войск. Когда кастильцы очутились в шести милях от Сарагосы, верховный судья оказался с такой горстью людей, что удалился и оставил свободным проход для королевской армии, которая вступила в город.
VII. 28 ноября дон Франсиско де Борха, маркиз де Ломбай (старший сын герцога де Гандиа и внук св. Франциска), прибыл в Сарагоссу с полномочиями королевского комиссара. Ему было поручено вести переговоры с постоянными депутатами и главными дворянами королевства о пунктах привилегий нации, которые будто бы были нарушены. Было несколько совещаний, которые кончились ничем, потому что депутаты не позволяли открывать конференций, пока Арагон занят чужеземными силами, лишающими страну и депутацию свободы; они заявили, что можно будет, однако, созвать представителей городов, чтобы принять изменения договора 1588 года в пунктах, касающихся апелляции к народу за национальную свободу, но король не должен требовать, чтобы обсуждение этого происходило в присутствии чересчур многолюдного собрания.
VIII. Филипп II назначил вице-королем графа де Мората, который публично въехал в город 6 декабря, к большому удовольствию арагонцев: вице-король, епископ дом Мигуэль Химено, удалился в Теруэль, устрашенный опасностью, которой подвергался. Радость жителей была непродолжительна. 18 декабря дон Гомес Веласкес, рыцарь ордена Сант-Яго и шталмейстер принца Астурийского, прибыл с зловещим поручением арестовать множество лиц и с специальным приказом отрубить голову верховному судье Арагона, как только он вступит в город, и известить об этом в первом же письме. Веласкес приложил такое старание в деле исполнения приказаний двора, что 20 декабря Хуан де ла Нуса более не существовал. Весь Арагон был подавлен известием об этой казни. Нельзя выразить, насколько должность верховного судьи Арагона внушала уважение народу, особенно в последние полтораста лет, когда ее без перерыва занимали представители знаменитой фамилии, к которой принадлежал Нуса. Многие дворяне, видя в этом событии прелюдию ко множеству других подобных, поспешили покинуть родину и искали убежища во Франции и Женеве. Те, которых неразумная доверчивость располагала остаться, не замедлили в этом раскаяться.
IX. Герцог де Вильяэрмос, граф де Рибагорса дон Франсиско Арагонский не мог избежать преследования, несмотря на преимущество королевской крови и происхождение от Хуана II, короля Арагона и Наварры через сына этого государя дона Альфонсо Арагонского, магистра ордена Калатравы. В процессе, предпринятом против него инквизицией, ни одно показание не установило, чтобы он препятствовал службе трибунала во время двух восстаний или принимал хотя бы малейшее участие в мятеже. Только доктор Хуан Франсиско Торальба, заместитель верховного судьи (лишенный должности в силу постановления семнадцати присяжных королевства вследствие серьезных жалоб Переса), утверждал, что герцог ввиду своего происхождения был врагом и противником святого трибунала, потому что он происходит от евреев, сожженных или подвергшихся епитимье через Эстенгу Конехо, еврейку, которая приняла после крещения имя Марии Санчес и была затем наложницей или женой дона Альфонсо Арагонского, первого герцога Вильяэрмоса и деда того, на кого он доносил. Торальба изложил в мельчайших подробностях доказательства всего высказанного. Когда жители Сарагосы решили воспротивиться вступлению кастильской армии в город, герцог явился к верховному судье и предложил ему, как истый арагонец, свои услуги.
X. Читая теперь хладнокровно подробности процесса, не находишь там ни малейшей видимости преступления, ибо законы королевства налагают на всякого боеспособного ара-гонца обязанность поднимать оружие на защиту задетых привилегий. Юрисконсульты решили, что вступление иностранной армии в город вынуждает народ поднять законное восстание. Депутаты приняли это толкование и издали воззвание к верховному судье, дворянам и городам. Таким образом, это решение налагало на герцога, как и на других, обязанность повиноваться. Сочли за преступление, что он поднял оружие против государя. Однако политическая конституция королевства предвидела этот случай, и такое выступление не только допускалось, но и вменялось в обязанность. В предыдущих веках верховный судья перед принесением присяги королю говорил ему от имени нации: «Мы, которые значим столько же, сколько вы, и сильнее вас, делаем вас нашим королем при условии, что вы будете уважать наши привилегии; в противном случае — вы не король наш». Другая статья гласила: «Если король нарушит привилегии, нация может избрать другого, даже если он не будет христианином». Арагонцы пользовались до известной степени этим правом не раз, диктуя, например, условия королю Педро IV или отказывая Матье, графу де Фуа, мужу старшей дочери Хуана I, и ставя на его место Мартина,[191] его брата, или предлагая корону Фердинанду I,[192] сыну его сестры, скорее, чем графу Урхелю, его родственнику по мужской линии.
XI. Королевский комиссар не ограничился процессом, возбужденным инквизицией против герцога де Вильяэрмоса. 19 декабря он велел арестовать его в связи с приказом, привезенным из Мадрида. Он отправил его в Кастилию, вопреки другой статье фуэро. Герцог подвергся смертной казни в Бургосе как изобличенный в измене своему государю. Его имущество было конфисковано, и король назначил на вакантное герцогство того, кто имел право на наследование титула.
XII. Граф д'Аранда дон Луис Хименес де Урреа был арестован в один день с герцогом де Вильяэрмосом, то есть 19 декабря. Он умер в тюрьме местечка Алаэхос 4 августа 1592 года, избежав таким образом ожидавшей его смерти на эшафоте. Из процесса, начатого против него инквизицией, видно, что немедленно после заключения Антонио Переса в тюрьму королевства он объявил себя его покровителем во исполнение обязательства, принятого в Мадриде перед доньей Хуанной Коэльо, его женой; он был одним из главных подстрекателей народных волнений в Сарагосе: повлиял на мнение адвокатов, объявивших незаконным и противным привилегии акт, которым Перес был вторично передан в руки инквизиции; принимал, наконец, участие в военных распоряжениях, сделанных по городу для отражения королевских войск. Диего Фернандес де Эредиа показал, что граф и Антонио Перес составили заговор против жизни маркиза д'Альменара. Это обстоятельство не доказано в процессах инквизиции, хотя дон Диего разоблачил сообщников и показал, что предприятие рухнуло только потому, что он сам переменил решение в минуту исполнения долга пасхального причащения, отвратив одного из убийц от совершения преступления. Его показаний не было в документах процесса, но он уверял, что показал уже все перед сенатором Ланцем, когда был в тюрьме этого магистрата. Впрочем, оставим в стороне все, что относится к этому заговору, и спросим: если другие обстоятельства составляли сущность преступления, то почему Филипп II после первого мятежа повелел ему оказать помощь властям для облегчения перевода Антонио Переса? Почему после восстания 24 сентября король писал ему вторично, чтобы поблагодарить за исполнение поручения? Кто не вознегодует, видя, как могущественный монарх обманывает своих подданных и наказывает их путем хитрости, противоречащей его достоинству?
XIII. Граф де Мората дон Мигуэль Мартинес де Луна, вице-король Арагона, сын графа дона Педро, был оговорен перед святым трибуналом после восстания Сарагосы. Судя по материалам процесса, он порицал действия трибунала в отношении Антонио Переса, поведение помощников верховного судьи, исполнивших приказ инквизиторов, и одобрял происшествие, которое принудило их вернуть Переса в тюрьму королевства. Некоторые свидетели предположили, что он был одним из главных зачинщиков первого восстания, но, узнав, что Филипп II сказал, будто Перес был неверным министром, перестал его защищать. Здесь, конечно, историческая ошибка. Заявление короля о неверности министра относится к августу 1590 года, — согласно акту, которым Его Величество прекращает процесс, относящийся к смерти Эсковадо, — а волнения в Сарагосе произошли в мае 1591 года. Переворот, совершившийся в душе Мартинеса де Луны, должен был иметь другой мотив. Некоторые обстоятельства его процесса доказывают: он был уведомлен о том, что происходило в Мадриде в совете, обсуждавшем дела Арагона; он, несомненно, предвидел серьезные последствия, и это заставило его переменить мнение.
