так.
Не понял… А остальные меня что, как-то корыстно любили?
— Вот я, например, — Настя указала себе на грудь, — Мы вместе служили, общались, ты молодой, красивый, умный, с тобой любопытно…
Понятно. Служебный роман, в общем. Когда на работе проводишь больше времени, чем где бы то ни было — волей-неволей коллеги становятся тебе, как родные. А то и ближе, если на работе ты целый день, а домой приходишь только чтобы поужинать и лечь спать. А от такого сближения до сближения тел — рукой подать. Вот Настенька в эту ловушку и влипла.
— …если бы разговор был только… ну… — Настя покраснела и опустила глаза, — ну, про это — то я с тобой… ну…
— Я понял, — не стал мучить зардевшуюся девушку я. У самого уже уши гореть начинают.
— А замуж за боярина — не хочу. Прости, Викешенька — не хочу. Останься ты подьячим — да, а за боярина — нет.
— А я, — подхватила Клава, — вообще замуж не хочу. Ни за тебя, Викешенька, ни за кого. Я в своей семье этого насмотрелась, как боярские жены живут. Как птички в клетке. Золотой, но клетке. Я сама, как дочка князя, в такой жила. Я только когда с тобой сбежала — свободной себя почувствовала! И назад, в клетку, даже с тобой, Викешенька — не хочу. Хотя и очень люблю тебя…
Щечки Клавы заалели, как яблочки.
Ну, тут, оказывается, тоже все понятно. Я-то переживал, что сорвал девочку из семьи, что она мучается — а она, оказывается, именно такой жизни и хотела. Свободной. Без мужа, который станет указывать, что ей делать.
— Ну а я, — Дита закинула ногу за ногу, — на свадьбу и не рассчитывала. Сам ведь понимаешь — на бесовках не женятся. Конечно, я бы хотела первый свой раз почувствовать именно с тобой… Но вон мне Аглаша кулаком грозится, да и нечестно это было бы — ради развлечения совращать того, кого моя подруга любит больше жизни.
— Поэтому, — вновь вступила Настя, — мы посовещались, втроем, и решили, что вы с Аглашей друг другу больше всего подходите. Хотели вас тихонечко вместе свести, но вы уже и без нас сошлись.
Коварные девчонки. И, самое главное — все это они решили, нас не спрашивая. Могли бы у подружки хотя бы ради приличия поинтересоваться, хочет ли она стать боярской женой. Вроде бы амбиций у Аглашки не наблюдалось…
Я повернулся к моей скоморошке — и наткнулся на взгляд сияющих глаз. Глаз той, которой все равно — за боярина ли замуж, за разбойника ли, в палаты ли с ним, или на каторгу. Лишь бы вместе.
По моему телу прошла теплая волна, сердце забилось, дыхание перехватило.
— Но, — продолжила Настя, — от нас избавиться и не надейся. Мы не твои любовницы — но все еще твои друзья. Всё понятно!
И на нас с Аглашкой упало цунами писка, визга и объятий.
* * *
Я лежал на кровати и блаженно смотрел в потолок. И если кто-то думает, что рядом со мной лежала обнаженная девушка с короткими волосами — то фиг вам. Мне мой отец всегда говорил: «Никогда не хвастайся тем, что мог затащить в постель девушку. Твои друзья позавидуют тебе минут пять — и забудут. А девушка узнает — а она обязательно узнает — что ты трепал языком, и обидится навсегда».
Нет, Аглашки со мной рядом нет. Она вообще осталась в своей комнате. Потому что, хотя подружки нас, когда все непонятности разрешились, благородно оставили наедине, мы выяснили, что не имеем никакого желания делать ничего, когда кто-то точно знает, что именно сейчас, в этот момент, мы это самое что-то и делаем. Поэтому мы ограничились всего лишь поцелуями. Зато о-чень горячими. Почему меня раньше так никто не целовал? Может, потому что я сам ТАК раньше никого не целовал?
Тогда почему я такой счастливый? Не знаю. Наверное потому что у меня все хорошо.
Источник найден, свернут и завернут, лежит золотой статуэткой обнаженной девушки — и тут девушка! — в моих вещах. Осталось только убраться из Мангазеи. Город хороший, люди замечательные, но уж слишком тут холодно. А никакого пиетета перед «родным домом и «фамильными землями» я не чувствую. Не мое это все, не мое.
Убраться из Мангазеи и спрятать Источник где-нибудь в глухих лесах, где его не найдет никто и никогда. В горах… этих, где группа Дятлова погибла… мм, не помню… в Горе Мертвецов, в общем. По одной из легенд, Дятлов сотоварищи на святилище Золотой Бабы наткнулись, вот их за это и убили. А у меня как раз Источник в виде Золотой Бабы, значит, там ему и самое место. Шучу, конечно, чем дальше боярин от своего Источника, тем она слабее.
Насчет «убраться из Мангазеи» — проблем нет. Нет, если, конечно, поступить так, как мы сюда приехали, то есть — взять лошадку и тихонечко трюхать по тракту… То ну его нафиг. Несколько месяцев по зимней тайге? Нет, спасибо, я знаю более быстрые способы самоубийства. Особенно если учесть, что за нами могу выдвинуться морозовские стрельцы. Сейчас-то мы их стряхнули с хвоста — хотя боярыня наверняка требует «Хоть из-под земли их достаньте!», но искать нас в буквальном смысле слова под землей никто не догадается. Так что на лошади — не вариант. Есть другой способ, попроще и побыстрее. Мангазея, если вы не забыли — порт. Пусть и речной, зато через него много кораблей проходит. Договориться с хозяином одного из них — и уплыть отсюда в Архангельск. А там или перезимовать, или уже не торопясь и не боясь погони двинуть в Москву. Мурин, в облике отца Азария, сейчас как раз тихонечко пробивает эту тему. Вскоре вернется — и тогда двинем на корабль. Ну или через пару дней. Торопиться нам некуда.
Морозовские наш след точно потеряли. Уж не знаю, как они на него вообще вышли, скорее всего, боярыня решила, что выскочивший невесть откуда подьячий все же связан с Дашковым и, возможно, по его приказу пакости ей и строил. Но, после нашего исчезновения из дома, Морозовы наверняка решат, что мы скрылись из города. Отправят погоню по тракту, будут шерстить уходящие корабли, но — неофициально. Они здесь имеют влияние, но городу все же не хозяева. А царю наверняка не понравится, если на его земле
