способ иногда приходить к тебе по ночам. — Она медленно выдохнула через нос и расправила плечи, что всегда было предвестником урока. — Эти поставки представляют собой полуавтоматы, предназначенные для десятков полицейских участков США. Теперь подумай, зачем постоянно обеспечивать полицию новым и новым оружием, а? Ты обратила внимание? Конечно, обратила, потому что я сама тебе рассказала. Само собой, это всё делается для прибыли, и я не имею в виду только продажи копам. За каждой нехорошей идеей и движением стоит кто-то, кто извлекает из этого прибыль. Я имею в виду: государство обеспечивает оружием копов, кормит конспирологов, потому что намерено контролировать людей, отбирать у них собственность, так что люди паникуют и тоже покупают полуавтоматы под стать копам. В результате спекулянты манипулируют всеми взволнованными этим группами, понимаешь? Это спроектированное пророчество, которое непременно сбудется. Мы об этом уже говорили, да?
— Да, тётя Вайолет.
— Итак, я собираюсь отправиться туда и уничтожить столько оружия, сколько смогу. Потому что эти вашингтонские засранцы, политики и люди, которые на них работают, — все они часть этого пророчества, и они никогда не сделают ни хрена, чтобы остановить распространение убийств, моя девочка. Они получают с этого миллионы долларов. Политики — от оружейных компаний. Вот и всё.
К своим десяти годам я слышала эту тираду бесчисленное множество раз.
Сколько раз мама запрещала ей рассказывать о своих теориях заговора, когда мы ели за кухонной стойкой, представлявшей собой перестроенный мраморный алтарь! Но это не было сумасшедшим разглагольствованием. Тётя Вайолет предоставила мне факты, и её выводы имели для меня логичный смысл. Может быть, не совсем имели смысл её действия по поводу этих выводов, но я все равно хотела её слушать. Мне нравилось, что она доверяет мне, совсем ещё ребёнку, такую информацию и своё мнение о ней.
— Оружейная компания в Мэне, которую ты хочешь взорвать, — одна из тех, кто даёт деньги политикам? — спросила я.
— Прямо в яблочко, моя девочка. С восьмидесятого года и по сей день они каждый год жертвуют сотни тысяч доларино на предвыборную кампанию сенаторам штата Мэн. О, они умные и всё такое и действуют через КПД — об этом я тебе говорила. Они заметают следы. Но продолжают давать и давать деньги. Мы говорили о пожертвованиях на кампанию, да?
— Да, тётя Вайолет.
Она казалась настолько решительной, что я знала: любые слова бессильны её остановить. Я столько раз бывала с ней в этом квартале, когда она уходила на какой-то протест, в результате которого оказывалась в тюрьме, а маме приходилось её выручать. Как можно серьёзнее, искренне желая передать ей всю их силу, я сказала:
— Хорошо бы ведьмы были настоящими и могли тебя защитить.
Тётя Вайолет широко улыбнулась и посмотрела в окно на летучих мышей.
— Может быть, я сама — ведьма. Может быть, и ты тоже. Кто может сказать, что это не так?
Она любила порой так надо мной подшучивать, но я всегда была реалисткой, и она это понимала. Я улыбнулась. Она рассмеялась.
— Вот именно. Ведьмы — это выдумка, а суды над ведьмами — гендероцид. В глобальном масштабе жертвами становились и мужчины, и евреи, и мусульмане — мало кому удалось избежать расистских и религиозных преследований. В общем, всё это средства контроля над населением и способ извлечь прибыль из фанатизма определённых его групп. Но как бы то ни было, я боец, и ты боец, и это факт. Ты ведь уже знаешь, что такое преследование и что такое фанатизм, верно? Мы это обсуждали?
— Да, тётя Вайолет.
— Потому что я жду, что твои незаурядные мозги и полученные от меня навыки станут средством борьбы со всей этой гнилью, моя девочка. Это долг мудрых. — Она постучала по виску.
— Да, тётя Вайолет.
Она поцеловала меня в макушку, ещё раз прошептала, что я должна сохранить её тайну, чтобы она могла порой меня навещать, а потом откинула тяжёлую деревянную раму и вылезла в окно. Я подползла ближе и увидела, что она уже на земле. Не знаю, как она пробралась сквозь толщу самшитов. Но вот она стояла в бело-голубом луче луны, глядя на меня снизу вверх.
— Мне нужно сбежать тайно, моя радость. Но машина меня ждёт. Ариведерчи! Я тебя очень люблю!
И она убежала к машине. Я смотрела, как она уходит, переливаясь в слоях ночной синевы и теней, и долго стояла у окна, пока она совсем не исчезла … не исчезла навсегда.
Утром я проснулась в полном смятении. Возле самого нашего дома визжали сирены. Горе и гнев, как лава, вырвались из адского лабиринта подвала и сквозь доски пола пробились к жилым помещениям.
Отец в гостиной успокаивал маму, шестилетний Тоби сидел на деревянном полу с чучелом пингвина, купаясь в красном, синем и жёлтом свете витражей. В нижнем краю окна была изображена саламандра у ног Святого Петра. Потом эта саламандра стала нашим секретным кодом.
Мы с Тоби встретились взглядами. Мы не сказали друг другу ни слова, но мы всё знали. Всё было по-другому, и мы были одни. Нужно было оставаться сильными. Я до сих пор не в состоянии описать те секунды, когда мы с Тоби смотрели друг другу в глаза, и наши мысли были единым целым.
Его путь к принятию привёл его к тому, что он живёт в Вермонте, преподаёт философию и ведёт образ жизни настоящего отшельника. А я работаю. Я постоянно работаю, не вышла замуж, отгородилась почти от всех. В уединении есть своя безопасность, я не отрицаю. Страх потерять Тоби слишком невыносим, поэтому я — эта мысль приходит мне в голову только теперь — отгородилась и от него.
В то утро у нашего дома собралась, кажется, целая сотня офицеров. Они оглядывались по сторонам, оглядывались повсюду. И всё-таки даже тогда наш дом казался мне пустым. Отец увидел меня, выпустил из объятий маму, которая тут же рухнула на пол, и посмотрев на меня, сказал:
— Детка, детка. Прошу тебя, иди в свою комнату. И брата возьми. Я приду через минуту.
— Хорошо, папа, — ответила я, потому что уже знала. — Тоби, пошли.
Мы пошли в мою спальню, на двери которой до сих пор висела табличка «Отец Эммануил Таргаси», и возились с набором Лего, пока к нам не пришла женщина в тёмно-синей куртке вместе с нашим отцом и не сказала:
— Грета, привет. Я агент Клэр Комплекс. Мы можем поговорить о твоей тёте Вайолет?
Выглядела она молодо.
— А можно нам с Тоби сначала позавтракать? Он умирает с голоду.
