Владимир повернулся к собеседнице. Та улыбнулась ему, как ни в чем не бывало.
— Досадная помеха, — сказала она. — Впрочем, продолжим. Дело в том, что мы считаем, что пора переходить к более решительным шагам.
— Не понял? — искренне удивился Владимир. — Неужели того, что мы делаем сейчас, мало?
— Да, — она кивнула. — Мероприятия, проводимые вами, стандартны для любой террористической организации. Пора совершить нечто такое, что сразу выделит вас из общего ряда.
— Каким же образом? — изумление Владимира все росло. Он никак не мог понять, на что намекает связная. На использование химического или бактериологического оружия? Маловероятно. Тогда что?
Женщина улыбнулась вновь.
— Не гадайте, — сказала она почти весело. — Дело в том, что теперь нам по плечу то, что не по силам более никому! Нам удалось обмануть самую сильную охранную систему в мире!
— Не может быть! — сказал Владимир, ощущая, как пересохло горло, а мысли стали суматошными и путаными. — Если я правильно понял…
— Совершенно правильно, — это было сказано очень серьезно. — И если все получится, то мы с вами войдем в историю!
Когда Владимир вышел из метро, то с потемневшего небосвода начало накрапывать. В ожидании автобуса пришлось спрятаться под крышу остановки и слушать, как стучат по ней, стремясь добраться до земли, деловитые капельки.
Шурша колесами по мокрому асфальту, подошел автобус. Владимир машинально посмотрел на висящее рядом с остановкой расписание — водитель не опоздал ни на минуту.
В полупустом салоне приятно пахло кожей.
Когда Владимир вышел из автобуса, толстая сизая туча, похожая на великанскую подушку, уплывала на восток. Дождик закончился, оставив о себе память в виде блестящих капель на зеленой траве и небольших луж на асфальте.
Пройдя два квартала, Владимир свернул в подворотню. Миновал ее и направился под вывеску «Частная школа Игоря Пороховщикова: обучение искусствам». Массивная дверь бесшумно распахнулась.
Он прошел мимо художественной мастерской, где сиротливо стояли мольберты. Прошел класс, отведенный для занятий музыкой. Сейчас в нем было тихо. Так же как в танцевальном зале и скульптурной мастерской.
Споткнувшись о неприятно высокий порожек, Владимир вступил в помещение библиотеки. Здесь его ждали. За круглым столом темного дерева сидели пятеро. При появлении нового человека разговоры смолкли, и воцарилась тишина. Слышно было, как ветер слегка шелестит занавеской.
— Добрый вечер, — сказал Владимир, подходя к столу. Папка с шуршанием легла на столешницу.
На вопросительный взгляд отозвался плотный мужчина средних лет.
— Все в порядке, — сказал он, оглаживая стального цвета стрижку ежиком, в которой едва заметно серебрились нити седины. — Я проверил. Нас не подслушивают.
— Это хорошо, — сказал Владимир и сел. — Кто у нас сегодня собирал информацию?
— Я, — отозвался высокий юноша, такой худой, словно несколько лет прожил на хлебе и воде. — По последим данным — сто сорок погибших, более пятисот раненых.
— Как всегда, они занижают цифры, — задумчиво проговорил Владимир. — Что со звонком?
При этом вопросе все посмотрели на молодую женщину, единственную среди собравшихся мужчин.
— Все нормально, — торопливо сказала она. — О Российском национальном комитете вновь кричат по телевизору…
— Это хорошо, — Владимир кивнул. — Реклама еще никому не мешала…
На лицах сидящих обозначились довольные ухмылки.
На мгновение он замолчал, обвел взглядом соратников.
— Я виделся со связной, — слова выходили какими-то тяжелыми, словно их вырубили из камня.
— Что же сказали наши друзья с Брайтон-Бич? — спросил кто-то.
— Они довольны нами, — Владимир вздохнул, — но требуют большего…
— Чего же? — искренне удивился худой юноша.
— Дело в том, что, — он замолчал, — им удалось достать ядерную бомбу. Вскоре она будет доставлена в Москву.
Единый вздох удивления прокатился по помещению.
— Что? — худой не удержался, вскочил. — Нам не дадут этого сделать!
— Почему, Иван? — спокойно возразила женщина. — Никто не смог помешать арабам в две тысячи одиннадцатом взорвать Вашингтон! Чем мы хуже?
— Тогда не было СКС! — лицо Ивана корежила судорога, глаза сверкали.
— Стойте! — резко сказал Владимир, вскидывая руку. — Ты, Иван, сядь. Татьяна, молчи!
Гам стих. Иван опустился в кресло.
— Специальная Контрольная Служба сейчас не та, что сто лет назад, — медленно проговорил Владимир. — Они привыкли к тому, что никому даже в голову не приходит посягнуть на ядерное оружие! И уже то, что с одного из хранилищ в Северной Америке удалось похитить бомбу, говорит о том, сто Служба слаба! Груз уже в пути, и вопрос не в том, сумеем ли мы использовать его. Я уверен — сумеем! Вопрос в том, стоит ли нам это делать… Одно дело — уничтожить здание, а другое — разрушить половину огромного города!
— Ради нашего дела можно пойти на все! — резкий, скрипучий голос раздался из угла, и невольно все повернулись к его обладателю.
— Ты так думаешь, Игорь? — спросил Иван, нервно оглаживая подбородок.
— Да, — Игорь Пороховщиков, хозяин школы искусств, двинул рукой и инвалидная коляска, в которой он сидел, слегка переместилась. — Пусть сгинет этот город, в котором от русских и России осталась только память! Пусть он превратится в радиоактивный ад! Зато во всем мире вспомнят, что есть еще такой народ — русские! Я — за!
— Я тоже за, — сказал плотный мужчина, и слова его были полны горечи. — У нас в Конторе в последнее время все хуже смотрят на тех, у кого в идентификационной карте записано «русский»! Наши нынешние действия — что комариные укусы! Пора показать, кто в стране хозяин!
— Я понял тебя, Николай, — кивнул Владимир. — Спецслужба, сотрудники в которой подбираются по национальному признаку, обречена на деградацию. Кто еще хочет сказать?
— Я против, — плечистый здоровяк нервно дернул головой. — Не дело это. Вот. Плохо так делать. Ненависть — это плохо. Показать другим, что они не правы — хорошо, а так — плохо…
— Ладно, Станислав, не мучайся, — рассмеялась Татьяна. — Все мы знаем, что ты плохой оратор. Но я хочу сказать, что ты не прав! Взрыв этот будет не актом ненависти, — голос женщины звенел от напряжения, словно готовая порваться струна. — Кого можно ненавидеть? Азиатов и кавказцев, которые сейчас распоряжаются от Калининграда до Владивостока? Они недостойны нашей ненависти! Если мы взорвем бомбу, то только от любви, от любви к своему народу, который надо спасать… Любыми средствами, не останавливаясь ни перед чем!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
