и осторожно положил ладонь ему на колено, успокаивая и вместе с тем сдерживая.
— Ребенка посадили в лодку, затем та накренилась — этого оказалось достаточно. — Деннис сидел неподвижно, не говоря ни слова, поэтому доктор продолжил, дополняя картину: — Ее топили — держали под водой, чтоб уж наверняка. О, поверьте, тут нужно было немало решимости и силы в руках! Но и того, и другого хватало. Потом девочку оставили там, а лодку за цепь притянули обратно, и преступник благополучно скрылся.
Деннис медленно сменил позу: понурив голову и опустив руки, он вперился безжизненным взглядом в пол.
— Но как удалось ее обнаружить?
Доктор замялся, словно этот вопрос мог быть понят двояко.
— Бедную малышку? Вы бы поняли, если бы взглянули на то место.
— Я там проходил по пути обратно, — сказал Деннис, — но ни о чем не знал, поэтому и не посмотрел.
Доктор похлопал его по колену.
— Если б вы знали, тем более не стали бы смотреть. Она всплыла; ее протащило течением несколько ярдов, затем прибило к опоре моста, и платьице зацепилось за ржавую скобу. Там она и осталась.
— И никто мимо не проходил?
— Слава богу, никто! Я первым ее увидел.
Деннис принял это объяснение, будто горькую микстуру, — одним глотком. Двое мужчин с минуту сидели молча, глядя друг на друга. Наконец более молодой из них встал.
— И все же любое искажение правды — ужасный риск.
Доктор остался на месте.
— Тут все ужасно. Премного благодарен, — добавил он, — что вы любезно напоминаете о грозящей мне опасности. Не думайте, будто я не понимаю, как она велика. Но я должен подумать и об опасности для остальных. Я могу оценить, чем рискую я сам, но что грозит им, не ведаю.
— Могу только поблагодарить вас в ответ, — отозвался Деннис. — Считаю, весьма благородно с вашей стороны так заботиться о — как вы их назвали — об остальных.
Доктор, сложив пухлые ручки на животе, мимолетно улыбнулся одними губами.
— Дорогой мой, конечно, я забочусь о своих друзьях!
Деннис остановился перед ним; заявление доктора явно его озадачило.
— Не слишком ли вы добры, если причисляете к ним и одну небезызвестную особу — в подобный час!
Доктор Реймидж поглядел на него с изумлением; как только он осознал ошибку собеседника, морщинистое лицо его сморщилось еще сильнее, и, невесело крякнув, он вскочил на ноги.
— Поверьте, дорогой сэр, эта особа вовсе не…
— Входит в круг тех, — подхватил Деннис, — кого вы хотели бы защитить? Я бы очень удивился, будь оно иначе! Но вы сказали о «друзьях» во множественном числе. Кто этот второй друг?
Доктор, казалось, был изумлен вопросом.
— Милая Джин Мартл, конечно.
Настал черед Денниса изумляться.
— Я ее с самого начала и имел в виду! Кто, в таком случае, первый?
Доктор пожал плечами.
— Кто, как не злосчастный Тони Брим?
Деннис задумался на мгновение.
— И какая же ему грозит опасность?
Доктор поразился еще больше.
— Та, о которой мы говорили!
— Разве мы о чем-то таком говорили?
— Еще спрашиваете — вы же сами сказали, что знаете…
Деннис помедлил, припоминая.
— Знаю, что его обвиняют?..
Доктор прямо-таки накинулся на него.
— Что, и она тоже?
Деннис отступил перед этим натиском.
— А разве кто-то еще его обвиняет?..
Доктор, побагровев, вцепился в его руку; казалось, он сейчас испепелит его взглядом.
— Так вы не знаете всего?
Деннис отшатнулся.
— А что еще мне нужно знать?
— Тони трубит на всех углах, что он это сделал!
Совершенно сбитый с толку Деннис снова рухнул на софу.
— Трубит?..
— Чтобы отвести подозрения от Джин.
Деннис обдумал его слова.
— Но если она уже вне подозрений?
— Тогда чтобы защитить мисс Армиджер.
Бедный Деннис в ужасе воззрился на него.
— И никто до сих пор не оспорил его слова? — Он снова вскочил на ноги и подошел к открытому окну. Доктор молча выжидал; наконец Деннис повернулся. — Можно мне с ним поговорить?
Доктор, как будто именно этих слов и ждал, уже стоял у двери.
— С богом! — сказал он и скрылся за дверью.
Оставшись один, Деннис замер посреди комнаты, очевидно, впав в ступор от избытка эмоций; потом резко очнулся, будто внезапная вспышка боли привела его в сознание, и в два шага преодолел расстояние, отделявшее его от двери библиотеки. Впрочем, когда он уже взялся за дверную ручку, его охватило какое-то иное чувство, и, поддавшись ему, он, тяжело дыша, замер в нерешительности. Вдруг он развернулся: в комнату вошел Тони Брим.
XXXI
— Если я и осмелюсь отнимать у вас время в столь роковую минуту, — сразу же начал Деннис, — то лишь затем, чтобы заверить: все на свете, что я могу для вас сделать… — Тони поднял руку, не то благодаря, не то останавливая его, но это не помешало Деннису закончить фразу: — Я готов сделать немедленно, что бы это ни было.
Гримаса боли на его красивом лице, покрасневшие глаза с опухшими веками, взъерошенные волосы, криво сидящая траурная одежда — все это придавало Тони вид измотанного, загнанного человека, которому довелось пережить то ли бунт, то ли плен, и только сейчас выпала возможность немного перевести дух. Деннис видел, что его, как и Розу, обезобразили последние события, но при этом произошедшая в нем перемена казалась менее разительной и более трагичной. Воспаленные глаза поймали взгляд Денниса.
— Боюсь, мне уже никто ничем не поможет. Горе мое безмерно, но я должен пережить его сам.
Он говорил учтивым тоном, однако в осанке его проглядывало что-то жесткое и сухое, что-то настолько противоположное его всегдашней избыточной любезности, что с минуту Деннис одним лишь полным жалости молчанием мог выразить свое сочувствие этому сломленному человеку. Перед ним было воплощение неистового, извращенного упрямства — и человек, раз принявший эту позу, уже полностью в ней окаменел.
— Может, вам было бы проще прийти к какой-то мысли, — сказал он, повременив немного, — если я скажу, что ваше несчастье — почти в той же мере и мое. Что поможет одному из нас — может, даст облегчение и другому?
— Очень любезно с вашей стороны, — ответил Тони, — подставить плечо под краешек моей тяжкой ноши. Не надо этого делать — не надо, мистер Видал, — повторил он, настойчиво помотав головой. — Держитесь от этого подальше; не стоит прикасаться к таким вещам, не стоит думать о них! — Он вытянулся во весь рост, точно распрямилась долго сдерживаемая пружина; по телу его прошла дрожь, и с еще более суровой и мрачной горечью он воскликнул: — Держитесь подальше от моей ноши!
Деннис
