Внимательно прислушиваясь, она стала медленно продвигаться вперед, пока не очутилась прямо над собеседниками. Тогда она вытянулась во весь рост в металлическом желобе и вывесила голову, чтобы лучше слышать.
Там слышалось звяканье вилок и стекла о стекло, когда что-то наливали, – значит, разговаривали за обедом. Голосов, ей показалось, было четыре, включая голос миссис Колтер. Остальные трое были мужчины. Разговаривали, судя по всему, о сбежавших деймонах.
– Кто отвечает за порядок в этой секции? – донесся мягкий, музыкальный голос миссис Колтер.
– Стажер Маккей, – произнес один из мужчин. – Но там имеются автоматические механизмы для предотвращения такого рода случаев…
– Они не сработали, – сказала она.
– Осмелюсь возразить, Миссис Колтер, – сработали. Маккей уверяет нас, что запер все клетки перед тем, как покинул здание в одиннадцать ноль-ноль. Наружная дверь в любом случае не могла быть открыта, потому что он входил и выходил через внутреннюю дверь, как обычно. Имеется код, который надо ввести в ординатор, управляющий замками, и в его памяти зафиксировано, что код был использован. Если этого не сделать, срабатывает сигнализация.
– Но сигнализация не сработала, – сказала она.
– Сработала. К сожалению, сигнал раздался во время пожарного учения, когда все были на улице.
– Но когда вы вернулись в помещение…
– К сожалению, обе сигнализации заведены в один контур – это изъян схемы, и его следует исправить. Получается так, что после пожарной тревоги, когда отключается пожарный звонок, лабораторный звонок отключается тоже. Но даже это было бы отмечено, поскольку после всякого нарушения нормального режима проводится проверка – однако в это время неожиданно прибыли вы, миссис Колтер, и, если помните, вы потребовали немедленной встречи с сотрудниками лаборатории в вашей комнате. В результате они вернулись в лабораторию не сразу.
– Понимаю, – холодно произнесла миссис Колтер. – В таком случае деймонов выпустили во время пожарного учения. Следовательно, под подозрением находятся все взрослые на Станции. Вы об этом подумали?
– А вы не думаете, что это мог сделать ребенок? – сказал кто-то еще.
Миссис Колтер молчала, и он продолжал:
– Перед каждым взрослым стояла конкретная задача, каждая задача требовала их полного внимания, и каждая задача была выполнена. Исключено, что дверь мог открыть кто-то из сотрудников. Никто. Значит, либо кто-то посторонний явился специально, чтобы это сделать, либо кто-то из детей сумел пробраться туда, открыть дверь и клетки и вернуться на площадку перед главным зданием.
– И как вы намерены это расследовать? – сказала она. – Впрочем, нет, не объясняйте. Поймите, пожалуйста, доктор Купер, в моей критике нет злого умысла. Мы должны быть предельно осторожны. Включить обе системы сигнализации в один контур – чудовищная халатность. Это надо исправить немедленно. А не стоило бы привлечь командира тартарской охраны к вашему расследованию? Я отнюдь на этом не настаиваю. Кстати, где находились тартары во время пожарного учения? Полагаю, вы об этом подумали?
– Да, подумали, – устало произнес мужчина. – Все охранники были на постах, все до единого. Там ведется тщательная запись.
– Не сомневаюсь, вы делаете все, что от вас зависит, – сказала она. – Ну что ж. Весьма прискорбно. Но пока что довольно об этом. Расскажите мне о новом сепараторе.
У Лиры мороз пробежал по коже. Ясно было, о чем идет речь.
– О, – с облегчением сказал доктор, обрадованный переменой темы, – это большой шаг вперед. С первой моделью всякий раз не исключена была возможность шока у пациента, но теперь мы очень продвинулись.
– Скрелинги делали это вручную и лучше нас, – сказал мужчина, до сих пор молчавший.
– Многовековая практика, – сказал другой.
– Но первое время единственным вариантом был просто отрыв, – сказал тот, кто говорил больше всех, – при том, что это угнетающе действовало на взрослых операторов. Если помните, нам пришлось уволить довольно много людей ввиду их стрессового состояния. Первым крупным достижением было использование Мейштадтского антарного скальпеля под анестезией. Мы сумели снизить смертность от операционного шока до пяти процентов, даже меньше.
– А новый инструмент? – спросила миссис Колтер.
Лира дрожала. В ушах у нее стучала кровь, а Пантелеймон – горностай – прижался к ее боку и зашептал:
– Тихо, Лира, они этого не сделают – мы им не позволим…
– Да, на новый метод нас натолкнуло любопытное открытие самого лорда Азриэла. Он обнаружил, что сплав марганца с титаном обладает свойством изолировать тело от деймона. Кстати, что случилось с лордом Азриэлом?
– Вероятно, вы не слышали, – сказала миссис Колтер. – Лорду Азриэлу вынесен условный смертный приговор. Он был выслан на Свальбард на том условии, что полностью откажется от философских исследований. К сожалению, ему удалось раздобыть книги и материалы, и он довел свои еретические исследования до такой стадии, когда оставлять его в живых просто опасно. Во всяком случае, Дисциплинарный Суд Консистории приступил к обсуждению вопроса о смертном приговоре, и, по всей вероятности, он будет исполнен. Так что ваш новый инструмент, доктор? Как он действует?
– А… да… Смертный приговор, вы говорите? Боже милостивый… Извините. Новый инструмент. Мы изучаем, что происходит при сепарации, когда пациент находится в сознании, и тут, конечно, нельзя обойтись без Мейштадтского процесса. Поэтому мы разработали, можно сказать, своего рода гильотину. Лезвие сделано из титано-марганцевого сплава, и ребенок помещается в бокс – маленькую кабину – из того же сплава в виде сетки, а деймон в такой же соседний бокс. Пока они рядом, связь, конечно, сохраняется. Затем между ними вводится лезвие, мгновенно разрезающее связь. После этого они – отдельные существа.
– Я хочу это увидеть, – сказала она. – Надеюсь, скоро. Но сейчас я устала. Пожалуй, пойду спать. Завтра я хочу видеть всех детей. Мы выясним, кто открыл дверь.
Послышался звук отодвигаемых стульев, обмен любезностями, открылась и закрылась дверь. Затем Лира услышала, что оставшиеся вернулись на свои места и продолжают разговаривать, но уже тише.
– Чем занят лорд Азриэл?
– По-моему, у него совершенно иное представление о природе Пыли. Все дело в этом. Понимаете, оно совершенно еретическое, и Дисциплинарный Суд Консистории не может допустить никакой интерпретации, кроме утвержденной. К тому же он хочет экспериментировать…
