Эстер долго отсутствовала, но когда вошла, то без чепца выглядела старше. Верити встала.
— Я накрыла здесь, Эстер. Всегда обедаю здесь, когда я одна, поскольку люблю наблюдать за кораблями.
— Да, мэм.
Эти глаза. Такие маленькие и такие внимательные. Может, в них испуг, а не враждебность?
— Твой отец был сильно огорчен, что вынужден отплыть. Он давно и с нетерпением ждал этой минуты.
— Мне не сказали, что его не будет, пока я не заняла место в карете.
За ужином девушка поковырялась в своей тарелке. На её щеках виднелись легкие следы оспин.
— Эстер, ты знаешь, что твой брат в порту?
— Я знаю, что он должен приплыть, но не знала, что он здесь.
— «Громовержец» бросил якорь этим утром. Твой отец получил от него письмо в прошлом месяце, когда фрегат привез почту.
— Да, я слышала.
Значит, он написал сестре.
— Полагаю, он был с ост-индийским флотом. Ты довольна своей школой?
— Да, мэм. Я заканчиваю её в конце года.
Какое-то время они неспешно переговаривались, но без особого успеха. Эстер парировала вопросы, как фехтовальщик опасные удары. К ней оказалось непросто подобрать ключик. С замиранием сердца Верити встала и прошла к боковому столику, чтобы нарезать говядину. Она предвидела кошмарные выходные, завершающиеся полным провалом. Эстер уедет, а когда Эндрю вернется, то узнает, что Верити не справилась.
— Я не думаю, что ты похожа на своего отца, не так ли, дорогая?
Долгое молчание заставило её остаться на месте. Она чувствовала, что взгляд девушки сверлит ей спину.
— Нет, мэм. Я похожа на матушку.
— Я этого не знала...
— А я думала, вы более привлекательны.
— Мама была очень красива, — продолжила Эстер. — Жаль, что в этом я на нее не похожа.
Верити подняла голову и вдруг обнаружила, что овальное выпуклое зеркало отражает обеденный стол. Девушка сидела выпрямившись, белое платье с оборками каскадом спадало с узких плеч. На лице лежал отпечаток чудовищной гордости и обиды. Нож Верити дрогнул, скользнув по куску говядины. Она опустила взгляд.
— Разумеется, — произнесла Верити, — я никогда не смогу заменить тебе мать, но, надеюсь, ты будешь воспринимать меня как любящего и доброжелательного друга.
— Вы знаете, что отец ее убил, да? — спросила Эстер.
Наступило молчание.
— Я знаю всё, что хотела бы знать, — Верити повернулась и поставила тарелку перед падчерицей, — это кошмарный несчастный случай и...
— Он убил ее. С тех пор все пытаются доказать мне обратное, но я знаю! Его отправили за это в тюрьму, не так ли? У матушки не было близких родственников, и меня отправили к его родным. Они старались отравить память о матушке, но никогда в этом не преуспеют. Я знаю, что она была доброй и святой. Я знаю!
Верити взяла свою тарелку и села. Огорчение и обида наложили отпечаток на ее голос.
— Я знаю, что это не самая подходящая тема для обсуждения между нами. Пожалуйста, заканчивай трапезу.
— Так значит, мне запрещено говорить о матушке и с вами, мэм.
— Разумеется, не запрещено. Если только ты не говоришь о своей матери, очерняя отца.
— У него хватает заступников. У неё же нет никого, кроме меня.
Сердце Верити заколотилось.
— Это правильно и хорошо, что ты думаешь и говоришь о матери. Но неправильно и нехорошо зацикливаться на ее смерти. Вспоминай, как она была счастлива, а не...
— Она никогда не была счастлива!
Их взгляды встретились.
— Откуда ты знаешь? — сердито спросила Верити. — Я думаю, нам необходимо прийти к взаимопониманию, Эстер...
Она замолчала и прислушалась к громкому стуку в дверь. «Я не вынесу еще одного», — подумала Верити. — «Они поладят друг с другом, а я — нет. Не смогу».
— Это Джеймс, — Эстер наконец потупила взгляд.
Они сидели в мертвой тишине, прислушиваясь, как открылась входная дверь и по лестнице затопали шаги, на секунду затихли, а потом раздался стук в дверь, она распахнулась, и вошел коренастый юноша. Смуглее, чем сестра, в ладной форме мичмана, с вьющимися волосами и карими глазами.
— А я уж подумал, что на борту никого, — произнес он излишне громко. — Подумал, что дверь не заперта, и внутри лишь кости от экипажа остались. Доброго дня, Эсси. Ты выросла, — его глаза перебежали на Верити. — Я подозреваю, вы будете...
Сделав над собой усилие, Верити поднялась.
— Входи, Джеймс. Я целый день тебя ждала.
Он захлопнул за собой дверь.
— Так вы мисс Верити?
— Была ей раньше. Теперь я...
— Ха! Я знаю. Могу я называть вас тетушкой? Так сказать, нечто среднее. Жаль, что я разминулся с отцом. Если б я знал, то перемолвился бы словечком с капитаном и попросил бы его поторопиться. Мы с ним часто болтаем, хотя в основном говорит он.
Он пересек комнату, бросил шляпу на подоконник, потрепал по голове Эстер и обошел стол, направившись к Верити и оглядывая ее с ног до головы. Он был выше нее ростом.
— Я о вас наслышан, тетушка.
Джеймс положил руки ей на плечи и поцеловал пониже уха. А потом обнял так крепко, что чуть дух не вышиб.
— Прошу извинить за вольности, — сказал он, словно перекрикивая ветер, — но ведь не каждый день появляется новая матушка! Когда я получил письмо, мы стояли в Пенанге, и я сказал: «Давайте, братцы, у меня есть за что выпить, потому что теперь у меня новая мать, и это лучше, чем жена — больше удобств и меньше ответственности». Я не писал, потому что не мастак обращаться с пером, но мы охотно выпили за ваше здоровье.
— Благодарю, — ответила Верити, неожиданно ощутив тепло. — Очень любезно с твоей стороны.
— Что ж, — Джеймс огляделся. — Приятно снова быть дома. В его стенах всё так непривычно устойчиво! Знаете, я и впрямь верю, что именно поэтому моряки и надираются, как только сходят на берег, чтобы под ногами по-прежнему шаталась палуба, как они привыкли. Эстер, дорогуша, не гляди на меня так кисло.
— Ты ничуть не изменился, — сказала Эстер.
Парнишка повернулся к Верити и громко расхохотался.
— И это, мэм, вовсе не комплимент. От ужина что-нибудь осталось?
— Конечно же! — сказала Верити. — Миссис Стивенс в постели, так что я принесу.
— Я сам спущусь! Если вы доверяете мне камбуз. Миссис Стивенс не доверяла.
— Спустись и принеси сюда всё, что желаешь, — велела Верити.
До его возвращения они ели в могильной тишине.
— Вы не бывали на борту военного корабля, мэм? — осведомился Джеймс, с удовольствием вытягивая ноги. — Вероятно, я сумел бы это организовать. Интересно, сошли бы вы за мою родную мать? Нет, вы слишком молоды. Но всё же и мачеха имеет определенные права. Я думаю, это можно организовать.
— Возможно, Эстер захочет пойти.
— Нет, мэм, благодарю.
— Эсси не любит море. Не повезло ей. Но думаю, в вас пропал хороший моряк.
— Это придется выяснить, потому что я никогда не плавала. Сахару, Джеймс?
— И побольше. Чтоб ложка стояла. Касаемо плавания в плохую погоду, то пока мы не угодили в ураган у Никобарских островов, я и не знал, что такое дрянная погода.
— Сахару, Эстер?
— Благодарю вас.
— Мы гнались за малайскими пиратами, когда началась эта погодка...
Твердо начав свой рассказ, Джеймс говорил и прихлебывал чай, говорил и прихлебывал. Эстер не выказывала к брату никаких дружеских чувств и держалась по-прежнему напряженно. Глядела она всё так же обиженно и враждебно, словно стала свидетельницей чего-то постыдного, словно весь мир восстал против нее и лишь ждет возможности утянуть ее вниз.
— Мы обрасопили реи на фордевинд, закрепили шлюпки и пушки, завели двойные брюки на пушки нижней палубы, спустили стеньги, в общем, полностью подготовили и обезопасили корабль. Вы понимаете, о чем я говорю, или эти слова вас смущают?
— Весьма смущают, — ответила Верити, — но продолжай.
— Ха! В общем, в четыре склянки разразился ураган, а море буквально взбесилось, жуткая штука! Через час или около того я подумал было лечь спать, но моя койка оказалась полна воды по самую кромку, и я решил, что на палубе посуше будет, — Джеймс расхохотался, так что звякнула посуда. Верити это тронуло, и она тоже засмеялась. — Когда вспоминаешь, выглядит смешно, но тогда, с перекатывающимися за спиной волнами, которые и остров могли потопить, и визжащим как тысяча голодных попугаев ураганом, картина была совсем другой.
