Ленине против Ленина. Вы это знаете? Он не был человеком, который мог оставаться пассивным в чем-либо. Это был очень активный троцкист, и весь ГПУ он хотел поднять на защиту Троцкого. Это ему не удалось. Андреев был очень активным троцкистом в 1921 году.
Кто-то из сидящих спросил недоуменно:
— Какой Андреев?
— Секретарь ЦК, Андрей Андреевич Андреев, — как ни в чем не бывало пояснил Сталин. — Были люди, которые колебались, потом отошли, отошли открыто, честно и в одних рядах с нами очень хорошо дерутся с троцкистами. Дрался очень хорошо Дзержинский, дерется очень хорошо товарищ Андреев.
Вождь дал понять, что все, даже члены политбюро, самые проверенные люди, могут оказаться врагами, и он один имеет право карать и миловать...
Но Сталин тут же поспешил успокоить военных:
— Военные заговорщики нами разоблачены вовремя. Они корней вниз армии не пустили. Этот заговор является заговором верхушки. Но нельзя думать, что враги не пытались кого-нибудь из вас, сидящих здесь, завербовать и вовлечь в свои коварные замыслы. Имейте мужество подняться на трибуну и сказать об этом, вам будет дарована жизнь и сохранено положение в армии.
Эту мысль Сталин потом повторил еще раз:
— Я думаю, что среди наших людей, как по линии командной, так и по линии политической, есть еще такие товарищи, которые случайно задеты. Рассказали ему что-нибудь, хотели вовлечь, пугали, шантажом брали. Хорошо внедрить такую практику, чтобы, если такие люди придут и сами расскажут обо всем, — простить их...
Вождь хотел облегчить работу чекистам, сделать так, чтобы командиры и красноармейцы сами обвиняли сослуживцев в антисоветской деятельности.
В войска пошел совместный приказ Ворошилова и Ежова от 21 июня 1937 года «Об освобождении от ответственности военнослужащих, участников контрреволюционных и вредительских фашистских организаций, раскаявшихся в своих преступлениях, добровольно явившихся и без утайки рассказавших обо всем совершенно откровенно и о своих сообщниках».
Поскольку никакого заговора не было и признаваться было не в чем, то слова Сталина фактически послужили призывом к массовому доносительству, каковое не заставило себя ждать.
Доносы по корыстным мотивам стали нормой жизни, и это помогло машине репрессий. Люди охотно писали друг на друга и тем помогали чекистам и самим себе, потому что в результате арестов вакансии создавались буквально каждый день и, спихнув начальника, можно было быстро продвинуться по службе.
И лишь немногие пытались противостоять этой волне террора. Судьба их была печальной.
Евсей Лазаревич Рапопорт был прокурором Омской области. Он внимательно относился к делам, которые велись областным управлением НКВД, освобождал арестованных, чьи дела носили совсем уже липовый характер (см. книгу «Расправа. Прокурорские судьбы»). Кончилось это тем, что в сентябре 1937 года особоуполномоченный УНКВД по Омской области младший лейтенант госбезопасности Елизаров написал рапорт своему начальнику капитану госбезопасности Валухину:
«В течение 1936 года прокурор Омской области Рапопорт внушал ряду сотрудников Управления НКВД о том, что мы в данный момент находимся в такой близости к бесклассовому обществу, в силу которого в данный момент вредительство как форма классовой борьбы места не имеет.
В начале 1936 года начальник отделения тов. Кузенко и оперуполномоченный тов. Семенов ходили к Рапопорту получить санкцию на арест одного специалиста в совхозе, обвинявшегося во вредительстве, на что Рапопорт им ответил:
— Ну, подумайте сами, какое же может быть в 1936 году вредительство. В это теперь никто не верит...
Начальник отдела Болотов в период всенародного обсуждения проекта Конституции СССР встретился с Рапопортом, который говорил Болотову:
— Вы бросьте теперь заводить дела по статье 58-10, теперь свобода слова.
Вышеизложенное сообщается на ваше распоряжение».
В ноябре 1937 года в аппарате ГУГБ НКВД составили «справку на арест» омского прокурора. В декабре Рапопорта арестовали. Но ему повезло. Он попал под бериевское послабление, когда кое-кого выпустили. Летом 1939 года Рапопорта освободили. Но это уже был несчастный и сломленный человек.
Суд на Никольской улице
5 июня 1937 года Сталин совещался с Молотовым, Кагановичем и Ежовым. Они составили окончательный список тех, кто пойдет с Тухачевским по одному делу.
7 июня нарком Ежов и прокурор СССР Андрей Януарьевич Вышинский доложили Сталину текст обвинительного заключения и порядок работы суда.
10 июня пленум Верховного суда образовал Специальное судебное присутствие Верховного суда под председательством армвоен-юриста Василия Васильевича Ульриха.
Ульрих — одна из самых мрачных фигур сталинского времени. Своей карьерой он был обязан Ворошилову.
Климент Ефремович, став наркомом, сместил с поста председателя военной коллегии Верховного суда Валентина Андреевича Трифонова (отца Юрия Трифонова, ставшего известным писателем), который когда-то вступил в конфликт с Буденным и Ворошиловым из-за процветавшего в Первой конной армии мародерства, пьянства, антисемитизма.
Вместо Трифонова, позволявшего себе иметь собственное мнение и отстаивать его, военную коллегию возглавил недавний заместитель начальника контрразведывательного отдела ГПУ Василий Васильевич Ульрих — тот самый, который в 1937 году стал палачом армии.
Сталин распорядился включить в состав суда видных военачальников, чтобы придать авторитет суду и чтобы никто не сомневался в справедливости расстрельного приговора.
Ульриху помогали специально назначенные судьи: маршал Семен Михайлович Буденный, командующий Особой Краснознаменной Дальневосточной армией Василий Константинович Блюхер, командармы 1-го ранга Борис Михайлович Шапошников, командующий войсками Белорусского военного округа Иван Панфилович Белов, командармы 2-го ранга заместитель наркома обороны по авиации Яков Иванович Алкснис, командующий войсками Ленинградского военного округа Павел Ефимович Дыбенко, командующий войсками Северо-Кавказского военного округа Николай Дмитриевич Каширин и командир кавалерийской дивизии имени И.В. Сталина комдив Елисей Иванович Горячев.
По какому принципу вождь подбирал судей?
В первую очередь он выбрал тех, кто особенно резко нападал на арестованных во время заседания Военного совета — Буденного, Горячева, Белова. Эти уже заранее приговорили арестованных к смерти. Кроме того, включил в состав специального присутствия популярного в стране Блюхера, уважаемого в армии Шапошникова...
10 июля в особом отделе ГУГБ состоялось совещание. Начальник отдела Леплевский дал указание еще раз поговорить со всеми, кого на следующий день будут судить, и объяснить, что их судьба полностью зависит от поведения в суде и только «полное признание» облегчит участь. Он распорядился напомнить подсудимым их показания на следствии, чтобы они ничего не спутали. Особисты, допрашивавшие военных, сопровождали их в суд и сидели вместе с ними в комнате, ожидая вызова в зал.
С некоторыми обвиняемыми беседовал сам Ежов, который обещал Сталину, что все пройдет как по маслу.
На Никольской улице, по левой стороне от Кремля, сохранилось неприметное здание в три этажа.
11 июня 1937 года здесь собралось специальное судебное присутствие военной коллегии Верховного
