- Ну, знаете, наркотики - оно тоже…
- Да кто б спорил! Только и решать за человека, - за такого человека, - это, знаете, тоже… Он, все-таки не нам, грешным, чета. И не тем решальщикам.
А потом был и еще эпизод. Который, признаться, запомнился куда ярче всего остального. И воспоминания эти до сих пор остались волнующими, - и странно смущающими. Все, и он в том числе, улеглись прямо тут, под этими звездами, в новеньких зеленых спальниках, захваченных Ленчиком, и заснули, но его черти задрали, по летнему обыкновению, чуть свет, в серых сумерках, когда солнце еще и не думало всходить. Хотел, было, закурить - но почему-то не закурил все-таки. А спустившись, услыхал тихий плеск, после чего начал двигаться и еще осторожнее. Сквозь туман, потому что, пока он спускался успело немного развиднеться, он увидал одну из приезжих женщин, - Оксану. Голая, она забрела в воду чуть повыше колен, и теперь полоскалась, стараясь даже плескаться потише, поукромнее, и он видел ее со спины. Всю ее статную, хоть и без излишней величавости, фигуру. Бело-розовое, как хороший зефир, - так, что даже немножко захотелось ее съесть, - тело. Высокую шею под тяжелым узлом подобранных кверху, закрученных волос. Круглую попку. И крепкие, ровные ножки видимые сейчас до самого верха. Она как раз наклонилась вперед, и у Красного Барона вдруг пересохло во рту, и он поймал себя на том, что все-таки вглядывается. Но - не разобрать, потому что туман не совсем растаял, и нечего ему тут делать, не мальчишка, чтобы подглядывать за голыми бабами, хуже нет, чем подглядывать за человеком, который не подозревает, что за ним смотрят, и вообще - что он, баб не видывал, видал-перевидал, во всех видах… Но вот только эта почему-то запомнилась.
Не подозревает, а то как же! Наивны-ый! Она не то, чтобы предвидела, и не то, чтобы нарочно, потому что специально такие вещи не получаются, хоть сколько раз пробуй, а все равно не выйдет, - но тут безусловно присутствовал некий элемент стихийной, натуральной магии. Когда по какой-то причине без всяких на то рациональных оснований СОВЕРШЕННО уверен, что сбудется, и - сбывается, - это как раз она. Сбывается, потому что все было сделано правильно, хотя инструкций к проделанному, пожалуй, не составишь. А уж почуять его присутствие голой спиной и освобожденным от волос затылком, - было и вовсе парой пустяков. Другое дело, что она вовсе не собиралась разбираться зачем, с какой именно целью она это сделала. А - захотела. Без всяких далеко идущих планов. Даже не так: просто сделала, - и все. Колдонулось.
Когда, на следующий вечер, их везли домой, наступила определенная реакция. Пожалуй, - она была неизбежна. Устав от солнца, впечатлений, пешей ходьбы, слишком чистого воздуха и слишком короткого сна, они были как-то бездумно-невеселы. Петр, хоть и не считал себя, - и не был, - неудачником, все-таки шипел, как целый клубок щитомордников по весне и клокотал, как небольшая фумарола на Камчатке, и все никак не мог успокоиться:
- Вот ведь жлоб! Хозяин жизни, понимаете ли! Поместьице себе отгрохал! Раньше только кавказцы такие штуки откалывали, но чтоб свой брат - русак! Куда только райком смотрит! Прямо у них под боком…
- Ага, - в тон поддакнул Понтрягин, - ни грязи, ни пьяных, ни развала, ни бардака, - все работает, как положено! И впрямь - безобразие! Совершенно нетерпимое положение!
Почтенный доктор настолько раскипятился, что принял его слова за согласие, и увлеченно продолжил:
- Нет, Андрюх, правда, - он теперь апеллировал к Голобцову, который, полуприкрыв глаза, расслабленно кивал головой в такт толчкам машины, едущей по не слишком ровной дороге, - его ж ведь уже просто так не возьмешь, ты заметил? Уже ж ведь прихваты у него везде!
Голобцов - не отвечал, Петр принимал его кивки за согласие и продолжал пыхтеть.
- Нет, но как обставился, а? Все схвачено, друзья кругом, план, видите ли, на нем! А тут - шесть лет в институте, пашешь-пашешь, - а все двести сорок рэ с дежурствами! А тут, - какое-то х-хамло с незаконченным средним…
Остальных - разморило, мысли их текли свободно, без суеты и особенного направления, так что они просто молчали, не выражая ни поддержки, ни какого-либо несогласия. Это - смущало, он замолкал на несколько минут, но потом искреннее возмущение прорывалось, и он заводил заново:
- П-пруд у него с осетрами! Иллюминация у него, видите ли! П-подводная! Жлоб, - он и есть жлоб, и фантазия у него жлобская!
Оксана, которая до этого момента отмалчивалась, как все прочие, критики пруда не выдержала. Она медленно, пятнами покраснела, а потом высказалась:
- У тебя никакого нету, вот ты и брызгаешь тут слюной! И очень даже красиво, если хочешь знать!! Да!
Петр замолчал от удивления и некоторое время глядел на нее, округлив глаза и приоткрыв рот, а потом всплеснул руками:
- Втюрилась! В богатенького Буратину! В лендлорда ижевского разлива!
- Не в Буратину, а в настоящего мужчину! У настоящих мужчин и всегда-то все есть! И деньги в том числе! И связи! И ничего в этом нет плохого!
- Вот только гулять ему долго не дадут, - ласковенько кивая, но как-то зловеще проговорил Петр, возьму-ут к ногтю! Никуда не денется!
- А ты и рад!!! Такие же вот, как ты, и возьмут! Завистники п-паршивые, которые сами ни х-хрена не могут, а только чтоб отнять, да изгадить!
- Я, между прочим, честно тружусь! У меня совесть чиста!
- Ага! Вот так вот и просрали все на свете! Честно на своей жопе сидючи! До хрена вас развелось, честных тружеников за двести сорок, - ни за что сами не берутся, а если у кого и начнет получаться, - так на тебе палку в колеса! Иначе вам чистая совесть спать не дает!
- Ты еще замуж за него выйди! За это т-тупое животное…
- И выйду!!! Я, если хочешь знать, и не знала, что такие еще бывают! Не вашей братии чета! И не тупее твоего! Поумнее будет! Дурак!
Окончательно раскрасневшись, она рывком отвернулась от него, демонстративно уставившись в окно и успокаиваясь, а Понтрягин вроде бы миролюбиво добавил:
- Петенька, - а правда, - где ты там тупость-то отыскал? Уж к кому - к кому, а к дуракам дяденька и близко не относится.
- И все равно! Это ж уму непостижимо, - чтобы в наше время, и такое…
Оксана, с характерной для сильных натур быстротой обретя равновесие, решила, что вернее доведет собеседника, ежели не будет психовать, и с этого момента говорила спокойно, вроде бы с полной уверенностью в собственных словах:
- Вот-вот. Даже не верится. Не-ет, я - не я, а только такой случай раз в жизни выпадает.
- Ты что, - серьезно?!!
- А че?
- Будешь ему передачки в тюрьму носить. Спустя са-амое короткое время!
- Не-ет. - Она покачала головой с уверенностью дикаря, пребывающего в родимом ландшафте. - Со мной - не посадят. Это сейчас могут, когда поберечь некому. А со мной - точно подавятся!
- Кого - поберечь? Этого зверя?!!
- Именно что его. Это с тобой ни хрена не будет, потому что - взять нечего. А на него-то доброхотов мно-ого найдется!
- Ага. Ва-атник напялишь? Хозяйство, дети?
- А чем - плохо? Хватит уже херней, прости Гос-споди, заниматься.
- Детишек штук пять, расплывешься, как квашня?
- Почему - пять? Сколько уж Бог даст. - Она говорила с твердым смирением человека, доподлинно знающего, в чем состоит Господня воля, и оттого непоколебимо в себе уверенного, и все еще думала, что шутит, а у остальных тем более сохранялось впечатление, что она их разыгрывает. - И расплывусь. И вены вылезут. И помру потом, - как и вы все, кстати, - а вот они останутся. И хозяйство, между прочим, чтоб еще на правнуков хватило.
- Хорошо, - но с чего ты взяла, что он - один?
Вика - прыснула, а Оксана гордо ответствовала все тем же, лишенным малейшего намека на сомнения тоном:
- Только такой идиот, как все мужики, может задать такой вопрос: это ж и так видно!
Да-а, - вот, вроде бы, и мелочь, а нет-нет, - да вспомнишь. Чем-то задел его заполошный визит малознакомых, случайных, по сути, гостей: чужие, они, - ИЛИ ПОДОБНЫЕ ИМ, - оказались нужны ему. Для дела. Не говоря уж… А!
Заметно стемнело, и наступила пора сворачивать домой, когда за пазухой едва заметно зазвенело, и он, оторванный от воспоминаний, досадливо поморщился и достал "Комбат". Кто бы там ни связывался, а только обязан был сообразить, что беспокоить его сейчас - не стоит. А уж если позвонили, - то и впрямь что-то из ряда вон…
- Хозяин, - голос Сережи-маленького показался ему растерянным, - тут к вам приехали. Говорит, что знакомая.
И сердце, будто почуяв, гулко ухнуло в груди, и не вот успокоилось.
Он стоял, держа на отлете и, вроде бы, не зная, куда деть свои страшные руки, и смотрел, и не сразу услышал, что она говорит:
- … И ведь понимаю, что глупость, а сама ничего с собой поделать не могу: все время волнуюсь, как вы тут один? Все из рук валится, места себе не нахожу… Поверите ли, - как и не жила все эти месяцы…
