Но в дальнем конце галереи горел светильник, а на ложе сидел Хмар, поджидая ее. За спиной у него виднелась шеренга из десяти женщин с золотом на шеях и пальцах и фиолетовыми камнями в волосах. Астарис в один миг поняла три вещи: эти женщины живы, но не шевелились и уже никогда не шевельнутся — и ей предстояло стать одной из них.
— Вижу, ты понимаешь, — сказал ей Хмар. Он поднялся и подошел к ней, держа в руке золотую чашу. — Тебе предстоит стать даром моей матери. Я надел на тебя ее золото и камни, а теперь ты станешь такой же неподвижной, как она. Она преследует меня в темноте, ибо я разгневал ее. Но она все равно любит меня, моя матушка Анак. Любовь и страх. Вот, возьми чашу и выпей. Это яд из джунглей, он не причинит тебе боли. Живая смерть. И она принесет тебе бессмертие. У тебя нет выбора.
Когда она, улыбнувшись ему, протянула за чашей недрогнувшую руку, он побледнел. Она снова напомнила ему о другой женщине, которую он знал много лет назад и которую звали Ашне'е.
Астарис осушила чашу.
— Сколько мне ждать? — спросила она, все еще улыбаясь.
— Недолго, — ответил он, и это была правда. Она уже ощущала, как прохладная жидкость разливается по ее телу, а через некоторое время перестала моргать.
«Теперь я стану тем, чем всегда была на самом деле», — подумалось ей.
Потом он подхватил ее неподвижное тело и устроил его на ложе — оно все еще было вполне податливым для его целей. Она наблюдала за его исступленным экстазом откуда-то издалека. Он опоил ее не для того, и она ничего не чувствовала. Закончив, он поставил ее у ложа, как куклу, сложив ее руки точно так же, как у всех остальных. Похоже, он говорил еще что-то, но она больше его не слышала, а скоро и ее распахнутые глаза перестали видеть.
Она засыпала, уже почти погрузившись в черный сон, который он подарил ей. Она думала: «Теперь я — та икона, которой всегда была. Все совершенно верно: одна оболочка, внутри которой ничего нет». Потом что-то шевельнулось в ее чреве — испуганно, ищуще. «Тихо, — подумала она. — Ты был его и моим, но теперь нас обоих нет. Тихо».
Затем внезапно нахлынула волна черноты и унесла ее с собой.
Ночью, как бывало очень часто, за ним пришла Анак. Он слышал сухой шелест ее чешуи, похожий на шорох мертвых листьев на полу. Белая луна ее лица озаряла подножие кровати. На голове у нее шипели змеи, и он увидел, как ее змеиные зубы полыхнули неумолимым огнем.
Он закричал, призывая Паньюму, и проснулся.
Женщина держала его в своих смуглых объятиях, но сначала он даже не узнал мертвую шелуху того имени, которым она называла его.
«Я Амнор, лорд-правитель Корамвиса», — думал он недоуменно, пока она бормотала древние лесные заклятья, призванные отгонять злых духов, — но потом вспомнил, кто он такой и каким образом чары спасут его. Ибо теперь он и сам верил в эти вещи, став вечным заложником их ужаса.
15
Всю ночь напролет слышался негромкий плеск воды под веслами. Ему он казался звуком смерти.
Это была узкая плоскодонная баржа, везущая в Закорис масло и железо. Ральднор, как и все случайные пассажиры этого судна, спал под брезентовым навесом на палубе.
Из Дорфара до закорианской части Лота он добрался за сутки, и все эти сутки был полон лихорадочной надежды и не прекращал поиска, ибо тогда еще знал, что она жива, и слышал невероятные истории, гулявшие по Корамвису. Астарис не приняла яд. Могущественные друзья помогли ей бежать — а куда еще она могла отправиться, если не в Таддру, которая так часто скрывала людей и их прошлое? Да и сам Ральднор нуждался в убежище.
Крин дал денег на его путешествие по тайным тропам Дорфара, а оттуда — в относительную безопасность, на запад. Из Закориса ему предстояло перейти через горы в Таддру. Его долг перед Крином был неисчислим. Он собирался расплатиться с ним, когда сможет — и если только сможет. Но ему дали понять, что не ждут от него ни возврата долгов, ни каких-либо обязательств.
Что же до потерянного — мифической короны и власти, о которой он прежде не мог даже мечтать, — то после того, как схлынула первая волна смятения, все это показалось ничтожным рядом с мучительной, не дающей ему покоя потребностью найти Астарис.
Солнце нырнуло в воду, затуманенную сумерками. Примерно через час после заката он почувствовал, как почти неуловимое присутствие в его сознании вдруг колыхнулось и угасло. На этот раз он не ощутил насилия, как было с беловолосой девушкой; это была тихая, безмятежная смерть — черный сон принял ее в свои ласковые объятия, из которых уже не было пути назад. Но она оставила его опустошенным.
И именно это он и чувствовал — не боль, не горе и не желание плакать. Одну лишь пустоту. Казалось, что, покинув его, она забрала с собой его душу.
Наступил рассвет, который они встретили уже в Лоте. Он сошел с корабля, но ему было больше некуда идти.
За гаванью раскинулся вонючий рыбный базар и переплетение вымощенных булыжником улочек, скользких от масла; с другой стороны к городу подступали пышные джунгли и черная патока болота.
Все утро Ральднор просидел в душной таверне, где продавали вино и мясо. Повсюду шныряли сопливые ребятишки, а за соседним столом мрачно задумались над своими кружками два солдата-закорианца.
В полдень он присоединился к каравану оттского купца. Он шел в Ханассор, столицу, и там было так шумно, что на некоторое время пустота, образовавшаяся внутри него, стала не такой пронзительной. Он боялся отпустить их и снова остаться во влажной тишине города наедине со своей утратой.
Они шли по неровной лесной дороге, своим гомоном вспугивая тучи птиц, поднимавших оглушительный щебет. Через три дня они добрались до мостов и гатей, проложенных через болото. В воздухе висел омерзительный запах, от которого яркие краски джунглей меркли и расплывались у него перед глазами.
Болотная лихорадка вцепилась в него мертвой хваткой. К тому времени, когда они добрались до Йилы, ему стало так худо, что он уже не надеялся остаться в живых.
Он лежал в темной жаркой комнатушке на постоялом дворе. Кто-то из оттцев или йиланцев привел к нему врача, видимо, опасаясь чумы. Это был дурно пахнущий костлявый старик, одетый в звериную шкуру, — вероятно, какой-нибудь бродячий праведник, — но глаза и зубы у него были одинаково острыми и блестящими.
— Ты болел совсем недавно, — сказал он, оглядел Ральднора. — Говорю тебе, бог смерти сидит у тебя на плече, и ты должен стряхнуть его.
— Я рад ему, — сказал Ральднор, но все же проглотил отвратительное на вкус лекарство. Он думал, что все равно не переживет эту ночь, и радовался этому.
Ему снился пещерный храм в окрестностях Корамвиса, и стоявшая там статуя была не Анакир, но Астарис, из черной эмали и рубинов, с холодными неподвижными глазами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
