что просто тебя не понял. Потому что тебя невозможно понять. Твоя нить постоянно меняется. Твоя сила перерождается. И все, что вокруг тебя, искажается. Но я научился читать тебя. По искажениям. Теперь я вижу, какое скрещенье нитей лучше. Мой брат Сотот будет жить. Твой друг Сет будет жить. Не этого ли ты желаешь?..
Я в ответ кивнул.
— Ты… Ты — Оракул, — проговорил я.
Тут Кир резким коротким движением наклонил голову в другую сторону, будто прислушиваясь к каким-то очень тихим звукам. И голос внутри него протянул:
— Силы проводника на исходе. Поддержи его тело — иначе он ногу сломает. И станет неэффективным.
Глаза Кира закрылись, колени подогнулись — и я ловко подставил ему плечо, не давая завалиться вперед.
— Да что ж сегодня за день такой!.. — пробормотал я, аккуратно опуская земляка в очередной раз на пол.
Но тут он шевельнулся в моих руках, и я услышал усталый голос Кира:
— Все, прошло уже…
Цепляясь за меня, он с усилием выпрямился, потом двинулся в сторону своего места за столом. Я помог ему добраться до стула.
Плюхнувшись на стул, он осушил свою кружку пива до дна.
Я — свою.
— И давно ты… проводник?.. — спросил я у Кира.
Тот неопределенно пожал плечами.
— Сколько себя помню.
— То есть ты и в нашем мире был проводником?.. — в очередной раз удивился я.
— У Оракула нет устойчивой формы. Или оболочки. И никогда не было, — проговорил Кир, откидываясь на спинку стула. — Поэтому он может быть где угодно и когда угодно. Правда, быть его проводником в том, нашем мире, было сомнительной радостью. Детские психологи, психиатры, постановка на учет. Потом, к счастью, меня нашли опытные знающие люди и объяснили, что к чему. Это очень помогло.
Он опять потянулся к кувшину с пивом, но тот оказался слишком тяжелым для его вдруг ослабшей и трясущейся руки.
— Давай помогу, — вызвался я и разлил нам обоим по кружкам пиво. — То есть, хочешь сказать, что наши психи на самом деле не психи?..
Кир криво усмехнулся.
— Знаешь анекдот про сны и Фрейда? Вот там было про то, что иногда сны — это просто сны. Так вот и психи иногда тоже бывают просто психами.
— И как распознать разницу?
— Не так просто, как кажется. К примеру, я ничего не помню из того, что происходит во время транса. Хожу, говорю или что-то делаю — все как чистый лист. А если он хочет пообщаться напрямую со мной — тогда я перестаю воспринимать внешние раздражители. Слышу только его голос, или вижу образы, которые он рисует. При этом рядом можно из пушки стрелять — я даже не вздрогну. Вполне себе клиническая картинка вырисовывается.
Я только руками развел.
— Да уж… А чего ты мне сразу не сказал?..
— Я не был уверен, насколько подробно должен описать тебе ситуацию. По мере того, как происходит обмен информацией, иногда там… — он неопределенно махнул рукой. — что-то меняется. Не все можно говорить. И для всего сказанного должен быть правильный момент. Один и тот же поступок, как и слово, в разные моменты времени могут вызывать очень разные последствия. Поэтому я планировал открывать тебе все постепенно, до тех пор, пока не окажется достаточно. Но ты не особо терпеливый, да?
— Как сказать. В некоторых вопросах действительно так.
Мы выпили.
— Слушай, а ты правда знал, когда садился в самолет, чем все обернется? — спросил я.
— Не я, — покачал головой Кир. — Он. Он — знал. Сказал, ему на другой стороне нужен проводник из этого мира. И этим проводником могу стать я, если пожелаю.
— И ты пожелал.
— Да. Тогда мне и открылись подробности — какой самолет, когда, и вообще, что должно произойти потом…
Глядя в одну точку, я вспоминал свой первый день здесь.
Как мы все очнулись. Как встретились с воинами. Потом проходили ту дурацкую чашу…
Я ведь тогда и сам заметил, что Кир отличается от всех. Он не казался удивленным или напуганным. А после всего никуда не торопился, а просто сидел и ждал. Хотя я предупредил его об опасностях темноты в тех местах.
Кир знал, что за ним кто-то должен прийти. И заранее видел, как все случится.
Вот почему он так вел себя!
Тем временем Кир молча барабанил пальцами по столу, и, склонив голову, задумчиво смотрел на меня — видимо, наблюдая, как тени моих мыслей отражаются на лице.
Очнувшись от увлекательного процесса переосмысления самого начала своего героического прошлого, я посмотрел на бычок в своей тарелке.
— Мда. Надо бы эту пепельницу заменить, а то я что-то проголодался.
Поднявшись из-за стола, я отставил тарелку на стойку и взял оттуда другую, чистую.
— Ну, теперь ты обо мне знаешь главное, — проговорил Кир, продолжая меня разглядывать. — А вот я о тебе — нет. Не хочешь поделиться секретом?
— Каким? — с невинным лицом спросил я.
Поставив тарелку на стол, я бросил на нее сразу две рыбины и принялся накладывать бобы.
— Все ведь дело — в тебе, — сказал Кир, вернувшись, наконец, к своему карасю. — Ты — самая сердцевина закрутившегося клубка. Но почему? Что в тебе особенного?
Я вздохнул.
С одной стороны, его желание знать было вполне логичным. Но что-то в последнее время вокруг меня столько «знающих» развелось, что это уже начинало серьезно настораживать.
— Кир, без обид. Но согласись — если было бы нужно, чтобы ты обо мне знал подробности, уж кто-кто, а Оракул точно мог открыть их тебе. Потому что буквально десять минут назад у меня была возможность убедиться в его осведомленности. Однако этого не произошло. Может быть, на это свои причины?
Кир покачал головой и тихо рассмеялся.
— Я сказал что-то смешное?.. — озадаченно спросил я.
— Он не стал мне ничего рассказывать, но разрешил спросить у тебя. Но только один раз. Что ж, значит, мое время еще не пришло.
— Зато поесть самое время.
— Для этого всегда время, если есть время, — ответил каламбуром Кир. — А ты вообще где жил раньше? Чем занимался?..
Так с разговора о космологических тайнах нашего нынешнего мира мы перешли к обсуждению мира прошлого. Кто в какие игрушки играл, где жил, какую музыку слушал.
Я поделился секретом прохождения
