Под вечер второго дня все вымотались. Вымотались настолько, что, отстреливаясь, пропустили пробравшегося по одному из коридоров солдата, швырнувшего в помещение, где, помимо меня, находились Дэйн, Чейзер, Баал, Аарон и Халк, гранату.
Солдат получил подарок от Мака мгновенно – зияющую во лбу дыру с неровными красными краями и торчащими осколками черепных костей, а вот граната с выдернутой чекой осталась лежать посреди комнаты.
Та секунда, когда я бросила на нее взгляд, растянулась в вечность.
Боковым зрением я видела, как исказилось жесткое лицо Аарона, превратившись в напряженную гримасу с белеющим на виске шрамом; как рот Канна приготовился выкрикнуть очередной приказ; как, звякнув, метнулись бусины на кончике белой косы Дэйна, когда тот резко повернул голову; как на долю секунды метнулась нервозность в светлых глазах Халка; как молниеносно подскочил с заваленного осколками битого стекла пола Мак и как готовый прикрыть меня от опасности своим телом Баал сорвался в сторону.
Все это произошло в ту самую тягучую, словно прозрачное желе, самую долгую в моей жизни секунду.
Наверное, они бы придумали что-то: успели бы выбежать из помещения или выпрыгнуть в окно, или укрылись бы за бетонными столбами, однако мой мозг сработал еще до того, как успел прозвучать рев Канна.
– Все ко мне!!! – заорала я не своим голосом. – Взяться друг за друга!
Я даже не приказывала, я орала на них, как Господь Бог, возможно, орал бы на неисправимых грешников, за ночь разрисовавших стены его обители фашистскими крестами, богохульными надписями и пенисами.
Члены отряда, среагировав на мой крик, мгновенно посрывались со своих мест; оба моих локтя оказались сжаты до будущих синяков, на запястье сомкнулись чьи-то горячие сухие пальцы. Последними из-за местоположения в комнате к соединившейся группе подбежали Мак и Канн – все это время я молилась, чтобы коротких секунд, оставшихся до взрыва, хватило на побег. И как только цепь из коснувшихся друг друга людей замкнулась, я тут же закрыла глаза, унося ее прочь из смертоносной комнаты.
Слушая собственное хриплое дыхание, я какое-то время боялась открыть глаза, подспудно ожидая почувствовать обжигающую волну взрыва. Ту, что вдребезги разобьет барабанные перепонки и вонзится под кожу тысячью осколков. Сердце колотилось так спешно, будто пыталось сбежать из груди до того, как подобный ужас произойдет с телом.
Но взрыва все не было.
Окружение наполнилось до боли знакомым бормотанием. Что это – голоса, звук кассовых аппаратов? И что за тетка так раздраженно орет, что мясо свежее и его привезли только сегодня?
Я резко выдохнула и открыла глаза.
Мы стояли посреди супермаркета. Мои глаза непроизвольно расширились, стоило родной речи проникнуть в голову (без ощущения перевода, к которому я уже успела привыкнуть). Мы стояли посреди российского супермаркета! Мать моя, женщина! С чего мой мозг, получив право свободного выбора, решил, что это и есть самое безопасное и привлекательное место на планете?
Рядом слышалось тяжелое дыхание пятерых мужчин. Сжимающие мои локти пальцы медленно разжались: видимо, парни тоже осознали, что взрыва мы благополучно избежали.
Сбоку стоял ряд лотков с пузатыми овощами, зеленью и глянцевыми фруктами. В отдалении расположился мясной отдел, справа жужжали холодильники, забитые упаковками с пельменями, пиццей и полуфабрикатами. Стоило мне увидеть знакомый рисунок на пакетах с брокколи, как становилось ясно, что еще находилось в холодильниках. Все магазины этой страны были чем-то схожи.
Я уперла тяжелый холодный автомат дулом в пол и хохотнула. Сказывались нервы, внезапное облегчение и примешавшееся к нему удивление. Надо же, родной магазин! Кто бы мог подумать!
Вокруг нас, покачивая стальными корзинками, ходили люди: выбирали куски мяса, запасались сметаной и молоком, копались в пакетах с мерзлой курицей. И эти люди смотрели на нас: кто с удивлением, кто с откровенным страхом, кто с раздражением (мол, разрядились, клоуны!)
– Где мы? – спросил стоящий справа от меня Халк. Его светлые волосы казались пепельными из-за осевшего на них толстого слоя пыли от разрушенных стен. – Я не понимаю местный язык.
– А я думал, я один такой идиот, – Эльконто опустил снайперскую винтовку и прошелся пятерней по белобрысому ежику.
Перед нашей группой, не обращая никакого внимания на мать, пытающуюся отбуксировать их в сторону, остановились два мальчишки. Лет пяти и восьми на вид.
– Солдатики! – возбужденно заверещал один – тот, что помладше – и ткнул в Эльконто пальцем. – Мам, смотри! Солдатики!
– Дурак! – авторитетно и с раздражением перебил его другой. – Это Трансформеры!
Мать с ужасом взглянула на наш отряд и торопливо утащила детей прочь, от греха подальше. Я ее не винила. Вокруг начинала собираться толпа. Откуда-то из глубины зала к нам торопливо спешили два местных охранника.
Магазин мы покинули, прожигаемые неприязненными взорами двух секьюрити и облабзанные любопытными взглядами толпы, которая крысилась испуганными комментариями вполголоса, нервными смешками и фантасмагорическими версиями о том, кто мы такие. Охранники, в свою очередь, стойко старались делать вид, что наши декорации в виде гирлянд из оружия смешны для них – бывалых псов, прошедших армию и недельный курс спецподготовки – и не более опасны, нежели набор детских пластиковых водяных пистолетов. В мое короткое объяснение о том, что зашли за «жратвой сразу со страйкбола»,[3] никто не поверил. Но и задерживать не стал. Уходите? И слава Богу. Стоило нам направиться к выходу, как они облегченно выпятили грудь и принялись успокаивать толпу избитой киношной фразой «все под контролем» и словами «лохи, хоть бы переоделись перед магазином».
Растворять пятерых мужчин в воздухе на глазах у многочисленных зрителей было рискованно. Как работал механизм отвода глаз, справился бы ли он с десятками людей, смотрящих в упор, я не знала. А что если у кого-то в голове помутится? Пойдут слухи, сплетни, не дай Господь, газеты…
Именно по этой причине, покинув магазин как обычные люди, мы быстрым шагом направились в сквер, лежащий через дорогу. Вокруг подмораживала холодная ноябрьская ночь. Та самая, растянувшаяся, казалось, уже на годы…
Ну, надо же было в родной мир! Черт бы подрал мой хитрый разум…
Тягучей тоской вернулись мысли о маме и о том, что я так и не сподобилась придумать, как быть с двумя мирами. Времени и раньше катастрофически не хватало, а теперь, стоило появиться Уровню «F», не осталось вовсе.
А она, любимая и родная, где-то там… совсем рядом….
По дороге в сквер в голове реактивными истребителями проносились и другие мысли: хорошо, что в этот вечер, решивший догнаться чаркой водки и пельмешками, в супермаркет не спустился дядя Толя (с него бы сталось, и вот где была бы встреча, а потом и работа с памятью). И еще одна: ребята понимали мою речь даже здесь, значит, каким-то непостижимым образом язык Нордейла пропитал меня. Может, где-то помог Дрейк? Разбираться с этим было не время, и я лишь мысленно возблагодарила что бы то ни было за то, что ситуация обернулась именно таким образом. Любой другой исход спровоцировал бы новые проблемы.
