на лице, так что видны были лишь широко распахнутые глаза младшего Лаппо-Данилевского.
— А вы желали бы сами жениться на Кровных княжнах, а не на разведенках, вроде твоей мачехи, человек? Встать с Кровными на равных… Или даже — выше их? — белая ткань покрывала натянулась, обрисовывая на миг шепчущие у самого Алешкиного уха губы.
— Их время прошло! — глухо пробубнил в ответ Алешка. — Все их Кровные Силы — чушь! Лавочник поднимал мертвецов больше, чем любой Кровный: надо было лишь принести в жертву несколько никому не нужных, никчемных людишек, бездельников и пьяниц! Если бы Бабайко, быдло деревенское, старшего Меркулова на Митьку выманить не пытался, я бы ему сразу шею свернул! — Алешка стиснул кулаки.
«Шею он мне свернет, надо же! Этими вот жалкими кулачишками…» Истинно светский человек или не стал бы размахивать кулаками вовсе, или обзавёлся бы кулаками, которыми не стыдно размахивать! А этот… Провинциал — он и есть провинциал. Из тех, что носят автоматонные плащи, не имея автоматона.
— … мы бы раскормили наших божков жертвами. Из поднятых ими мертвецов хоть работников можно было делать, хоть собственную армию! А там, поглядели бы, может, и в Петербурге нам союзники нашлись, там многих раздражает, что Кровным ни чины, ни звания не указ!
Теперь уже Митя стиснул кулаки, чтоб не вздрогнуть от таких любопытных откровений!
— Жертвенная кровь — путеводная нить, — непонятно, но явно одобрительно сказал Алешкин собеседник.
— Только из-за ублюдочного Меркулова все прахом пошло! В полном смысле этого слова — прахом!
Митя почувствовал острое наслаждение — даже не как от новехонького жилета, а как от приглашения на самый модный раут сезона. Как же приятно быть главным бедствием в чьей-то жизни! В жизни Алешки и его папеньки — приятно вдвойне.
— Но с вами мы ещё всё себе вернем! — явно бодрясь, объявил Алешка.
Белая ткань соскользнула у Алешки с лица, хрипло дыша и хватая ртом воздух, он привалился к скальной стене, будто его не держали ноги. Но еще сумел пробормотать:
— Только вы не подведите. Исполните, что обещали…
— Договор с такими как я расторгнуть нельзя, — голос пришельца стал похож на птичий клекот. И на месте Алешки Митя бы эдакому обещанию не обрадовался. — Надеюсь, на сей раз ваш… план, — в высоком голосе прозвенела насмешка. — Исполнится.
Пришелец повернулся к воде: тело его под складками материи изогнулось так, как никогда не смогло бы выгнуться человеческое — так мог бы двигаться древесный корень, узловатый, но одновременно гибкий и сильный. И ступил в воду.
— Пшшшш! Шшшш! — вода вокруг его ступней зашипела, будто они были раскаленными. И вскипела перламутровой пеной. Показалось, или и вправду от его ног поползли белесые извивающиеся отростки, похожие на щупальца морских медуз, каких Митя видел, когда ездил с Белозерскими на дачу в Симеиз.
Отчаянно хотелось перегнуться через борт и присмотреться, но брошенный искоса взгляд Даринки приковал Митю к месту.
— Аааах! — разнесся тихий вздох, и пришелец чуть подался назад…
В днище драккара что-то негромко, но ощутимо стукнуло. Корабль едва заметно качнулся… стукнуло снова, будто что-то со дна пыталось подняться к поверхности реки, но только вот на пути оказался корабль.
Странное существо застыло в немыслимой позе — кажется, оно было удивлено. Покрывало на его шее вздулось пузырем и затрепетало.
В днище корабля постучали еще и еще раз.
На лице Даринки мелькнуло отчаяние, она крепко зажмурилась и беззвучно зашевелила губами все быстрее и быстрее.
Из-под белого покрывала донеслось то ли змеиное шипение, то ли птичий крик и загадочный пришелец начал выгибаться назад, точно, как рыбак, пытающийся вытащить на берег здоровенного сома.
Стук прекратился, сменившись коротким скрежетом, будто по днищу драккара чем-то чиркнули. Вода на кромке пещеры вскипела снова. Пришелец изогнулся так, что его затылок почти коснулся пяток. Длинный пенный язык накрыл узкую полоску земли, точно выметнувшееся из бездны щупальце легендарного Великого Кальмара, и схлынул, оставив на земле несколько…
Митя подумал, что больше всего это было похоже на древние античные амфоры, только какие-то пузатые и несколько скособоченные.
— Это. они? — Алешка совершенно по-плебейски облизал губы, и робко прикоснулся к одной. Та качнулась, как ванька-встанька, внутри что-то булькнуло, и Алешка торопливо отдернул руку.
Его собеседник не ответил. Он выдохнул так, что складки намотанного на него одеяния сперва вздулись, а потом опали так сильно, словно под ними и не было тела.
— Что-то мешало… — снова поводя головой туда-сюда, прошептал-прошипел он. Покрывало на лице поднялось, опало, поднялось снова, будто он с силой втягивал в себя воздух. — Тут что-то… кто-то есть? — голос звякнул, как клинок.
— Говорю вам, яростный воитель… — начал Алешка.
— Кто сссссздессь? — прошипело существо в белом, отбрасывая Алешку прочь, как тряпку. Лаппо-Данилевский врезался спиной в стену пещеры. В вихре развевающейся ткани жуткое создание метнулось к воде и замерло, снова принюхиваясь.
Белые его покровы словно потекли, и начали приподниматься, будто бы там, под ними, существо протянуло руку и указало прямиком на Митю. Тот вдруг понял, что никакая это не ткань! Одеяние заклубилось, как пар над котлом… нет, как туман над болотом! И сгустилось в широкий, туманно переливающийся клинок. Не отражающее свет лезвие медленно выползало прямиком из тела воителя! Будто подхваченный невидимым ветром, он плавным движением скользнул вперед. Клинок чертил воздух: за размытым, точно таящим перед глазами лезвием тянулись неожиданно четкие багровые нити, будто кровоточил рассеченный воздух. Осенними паутинками на ветру они разлетались в стороны — одна зависла над бортом, колеблясь, как оторванное щупальце медузы и осела на край. Там, где она коснулась железа, потекла тонкая струйка осыпающейся ржавчины.
Сквозь белое покрывало вспыхнули два багровых огня — как два глаза! — и существо пырнуло клинком воздух.
Митя толкнул в спины двух мертвецов.
Пара мертвых варягов рухнули в воду. Вынырнули — разбухшие мертвые лица поднялись над черной водой залива.
Хлюпнула вода. Свистнул воздух. Топор, уже изрядно тронутый ржавчиной, вылетел из воды — прямиком в лоб существу. Белое одеяние упало наземь, будто внутри никого не было. Варяжский топор просвистел у самого уха Алешки и врубился в стену пещеры. Из воды вынырнул второй топор и с размаху полоснул лезвием по белеющей кучке одежды. Одеяние исчезло, точно растворившись — и на расстоянии шага, как огонек над свечой, тут же вновь поднялась белая фигура. Оставляя за собой призрачный кровавый росчерк, туманный клинок ударил в выбирающегося из воды варяга и звонко лязгнул о вотанов доспех.
— Ашшшш! — из-под покрывала вырвалось пронзительное шипение. — Как много у людей необычного.
Не склонный к разговорам мертвец
