Илона Волынская, Кирилл Кащеев
Потомокъ. Князь мертвецов
Пролог. Убийцы големов
Отдаленный грохот прокатился по степи и стих у самой железнодорожной насыпи.
— Это что… выстрел? — настороженно замер молодой инженер в потертой путейской шинели.
— Может, охотники… — неуверенно предположил его старший товарищ и тут же сам покачал головой. Что за охота — ночью? — Пастухи кнутом, бывает, щелкают — ну точно выстрел! Хотя сюда стада не гоняют, боятся…
— Не удивляюсь… — пробормотал младший.
— Скраааап! Скрааап! — порывы мокрого ветра с реки раскачивали фонари, подвешенные на грубо обтесанных столбах. Полосы света метались вверх-вниз, выхватывая из мрака то белые столбики вешек, отмечающие, где встанет станционная будка, то сложенные в штабель шпалы, то тускло блестящий металл подготовленных к укладке рельс.
Меж границей света и тьмы двигались громадные тени. Поперек ползущих по земле полос света с неспешной основательностью прошагал и гигантские ноги: в яркой вспышке света можно было рассмотреть круглую, как обтесанный булыжник, пятку и едва намеченные пальцы. Фонарь качнулся снова, луч света скользнул выше, на миг осветив чудовищно огромный, будто сложенный из валунов торс, и бугры плеч, таких широких, что на каждое мог свободно усесться человек. Чудовище наклонилось… Луч фонаря выхватил похожую на неровно слепленный ком голову и бугристое лицо, покрытое сетью мелких трещин, как старая глиняная тарелка. Носа не было, зато имелся круглый рот, и две ямины глаз — одна немного выше другой. В глубине тускло, как гнилушки на болотах, тлели огни.
Из мрака выдвинулись пятипалые ручищи толщиной с фонарный столб, легко, как мальчишка — вязанку хвороста, подняли укладку шпал… Монстр выпрямился… и глухо бухая ножищами, утопал в темноту.
Молодой инженер шумно перевел дух, вдруг поняв, что не дышал все время пока монстр топтался неподалеку, и досадливо мотнул головой:
— Воля ваша, жуткие они!
Под новым порывом ветра фонарь завертелся, заплясал, выдергивая из темноты то марширующие вдоль строящегося железнодорожного полотна громадные ноги, то широкую, с две лопаты, ладонь, бережно обхлопывающую насыпь, то согбенную спину, на которую запросто могла бы въехать крестьянская телега… Монстры вбивали сваи, монстры возводили насыпь, монстры, как бабы — коромысло, несли на плечах по десятку рельсовых полос…
— Это с непривычки, Артемий Николаевич. — снисходительно хмыкнул второй инженер. — Пообвыкнитесь.
— Сомневаюсь. — пробормотал молодой, чувствуя подошвами, как по земле проходит дрожь — гигант, одной рукой придерживая сваю, другой просто шарахнул по ней кулаком, вколачивая выставленное стоймя бревно в землю. — Как они не бьются-то — глиняные же! — почти с возмущением вскричал он.
— Ежели бы големы так просто бились — какой в них толк? — удивился старший. — Нет, дорогой мой, он и у господ каббалистов не просто оживают, а еще и приобретают изрядную крепость! Еды не требуют, не болеют, не устают, работают и днем, и ночью…
— Еще скажите — даром! — саркастически скривился младший.
— Не скажу. За услуги своих големов каббалисты изрядно спрашивают, однако оно того стоит. Особенно в нынешних условиях, когда промедление смерти подобно. — и на вопросительный взгляд младшего коллеги пояснил. — На городских складах скопилось изрядное количество железа. Если питерские заводы его вовремя не получат, встанут ведь! Морем везти долго, да и после недавнего набега варягов — рискованно. Слыхали, было у нас тут дело?
— Как же: все газеты гудели!
— Да что те газеты знают… У нас тут вокруг этого железа, что ни день, то событие! То он о после набега пропадает, так что владельцы завода едва не вешаются: петербургский заказ горит, неустойка! То вдруг железо возвращается! Нет уж, чем скорее из города его вывезут, тем всем будет спокойнее. Так что с последним участком чугунки у нас теперь великая спешка. Вы уж простите, что я вас вот так — с дороги да прямиком сюда: ни выспаться, ни поесть нормально…
— Не извиняйтесь, Семен Васильевич, в первый раз, что ли? Будет время и возможность, я, вон, в рабочем вагончике посплю!
— Да уж, Артемий Николаевич, мы с вами инженеры, а от того при нужде можем не есть, и не спать — совершенно как эти самые големы! — засмеялся старший. — Обычные работники такого темпа не выдержат.
— А если паро-боты взять? — молодой инженер снова встретился глазами с тусклыми огоньками в глазницах голема и торопливо отвернулся. Видят Предки, это противоестественно! Хуже, пожалуй, было бы Моранычей нанять, чтоб те мертвецов подняли да работать заставили! Так вот и начнешь радоваться, что княжеская спесь Кровных Внуков Мораны Темной такого сроду не позволит.
— И — и, батенька, скажете тоже! А сколько эти ваши автоматонные паровые работники стоят? Еще к каждому человек обученный нужен, рычагами двигать… То ли дело голем — дашь ему задание, он и будет делать, пока не остановят!
— Так ведь глиняная же кукла, откуда соображение? — молодой инженер проводил взглядом голема, вернувшегося за новой «вязанкой» шпал.
— На то при куклах имеется кукловод. — хмыкнул старший, кивком указывая на появившуюся возле насып и длинную фигуру в черном.
— Раввин? — младший понизил голос, будто его могли услышать.
— А кто каббалистом может быть, по-вашему? — усмехнулся старший. — Идемте, я вас познакомлю. Сегодня ребе Шмуэль дежурит — он человек молодой, прогрессивный. С ним и о деле поговорить можно, и последние сочинения Чехова обсудить.
Шагающий им навстречу раввин вдруг замер… подался вперед… сунул руку за пазуху длинного черного лапсердака и…
Инженеру в грудь смотрело дуло паро-беллума. Тонкая, даже тощая, рука молодого раввина держала тяжелое оружие с неожиданной твердостью.
— Это как прикажете понимать, Шмуэль Бенционович? — чуть ли не вкапываясь подошвами в землю, возмущенно вскричал инженер.
— Господин Пахомов? — темные, опушенные длинными, почти девичьими ресницами, глаза молодого раввина растерянно сощурились… Он неловко сунул паро-беллум обратно за пазуху и водрузил на нос пенсне. — и правда — вы! Простите… — он отчаянно, до покрасневших щек смутился.
— Белены вы объелись? — Пахомов в два шага оказался рядом с каббалистом. — Что за шутки?
— Еще раз прошу прощения… Я не узнал вас — в темноте и…
— И при вашей близорукости! — бесцеремонно указывая на пенсне, фыркнул Пахомов. — Погодите! Это вы, что ли, давеча стреляли? — он вспомнил недавний грохот. — В кого?
— Не знаю! Может, в пса какого… — каббалист вдруг, словно озябнув, передернул худыми узкими плечами. — А может, в волка… В ковыле пряталось и глядело на меня, глядело… Повернусь — взгляд пропадает, стоит снова отвернуться — глядят! Недобро так — будто бурав в затылок ввинчивается. — он сдвинул на лоб шляпу
