Отчаянное положение усугублялось тем, что войском Помпея командовал не Метелл Сципион, а Лабиен. В галльскую кампанию он был одним из самых доверенных легатов Цезаря, а после перехода Рубикона переметнулся к врагам. Как многие из республиканцев и сторонников Помпея, Лабиен участвовал в битве при Фарсале, однако после победы Цезаря предпочел не сдаться, а отойти в Африку — и теперь командовал собственным войском, натравливая его на изрядно потрепанные когорты Цезаря.
Разъезжая с непокрытой головой по полю между армиями, он временами задирал легионеров Цезаря едкими издевками над их неопытностью.
— Здорово, новобранцы! Пытаетесь меня запугать? Цезарь вас совсем одурачил своими речами? Поглядите на себя! — Лабиен с ухмылкой кивнул на раненых легионеров и потрепанные шеренги войска. — На большую опасность он вас толкнул! Мне вас жаль!
Измотанные легионеры, взглянув друг на друга, не нашли ни возражений, ни оправданий: бывший полководец Цезаря, чья армия грозила уничтожить остатки их войска, откровенно измывался над слабым врагом, неспособным достойно ему ответить.
У Ромула, правда, чесались руки запустить в мерзавца дротиком, однако Лабиен, к великому сожалению юноши, гарцевал далековато для копейного броска.
Ободренный молчанием легионеров, Лабиен не прекращал насмешек.
— Вы жалкие трусы! — возгласил он, приближаясь на десяток шагов. — И еще считаете себя римлянами? Да из любого местного крестьянина выйдет новобранец получше вас! — Он подступил еще ближе.
Не успел Ромул стиснуть копье, как Атилий уже протолкался вперед.
— Я не новобранец, Лабиен! — крикнул он. — Я ветеран Десятого легиона!
Лабиен растерялся лишь на миг. Кивнув на сигнифера, он усмехнулся.
— Не вижу здесь знамен Десятого!
Атилий, сдернув с головы гребенчатый шлем, кинул его под ноги и выпрямился, словно для того, чтобы враг запомнил его в лицо. Протянув руку назад, он тихо скомандовал:
— Пилум! Живо!
Ромул, рванувшись через шеренгу, вложил ему в ладонь свой последний дротик.
— Ты еще узнаешь, подонок, что я за воин! — рявкнул старший центурион и, рванувшись вперед, изо всех сил метнул копье в Лабиена.
Ромул затаил дыхание.
Пилум, со свистом пронзив воздух, ударил точно в грудь коню, и смертельно раненное животное, рухнув наземь, забилось в конвульсиях. Лабиена выбросило из седла, он неловко растянулся на земле и не сразу нашел в себе силы подняться. Глядя на стонущего врага, с трудом вставшего на ноги, Атилий крикнул:
— Помни, Лабиен, в тебя целил ветеран Десятого легиона!
Ромул с товарищами разразились ликующими возгласами.
Лабиен не ответил. Держась за левый бок, он неверными шагами двинулся к своему строю, оставив лежащего коня истекать кровью. Вслед ему неслись издевки легионеров.
— Знатный бросок, — кивнул Ромул Атилию, припомнив, как однажды с такого же расстояния сразил парфянского лучника. — Долго не забудется.
— Невелика радость, — тихо заметил Атилий. — Я не раз бился под его началом. Лабиен — умелый полководец.
— Но ведь теперь он против Цезаря, — уверенно заявил Ромул, полный преданности к командующему, который даровал ему свободу. — Знал, на что шел.
Атилий, прищурившись, глянул на юношу, и морщинистое лицо прорезала улыбка.
— Точно, парень. Знал.
* * *
Поднять боевой настрой легионеров старшему центуриону удалось лишь ненадолго: хоть Двадцать восьмому решимости и прибавилось, зато окружающие когорты явно пали духом. Нумидийцы налетали все яростнее, конные отряды шли на римлян вместе с пехотой, забрасывая строй копьями. Неопытные легионеры, сбивающиеся в тесные кучки в попытке увернуться от дротиков, становились легкой мишенью для врага и не могли толком обороняться. Атаки шли одна за другой — из-за численного превосходства помпеянцы налетали на окруженное войско Цезаря почти беспрерывно.
Почти как при Каррах, подумал Ромул. Разве что стрелы, пущенные из гнутых парфянских луков, были куда смертоноснее дротиков и жар месопотамской пустыни опалял тело намного безжалостнее. Правда, и здесь жажда делала свое дело: битва шла целый день, бурдюки успели опустеть, да и еды легионеры не видели с самого рассвета.
Цезарь Ромула не разочаровал: растянув фронт, он развернул каждую вторую когорту так, чтобы теснить наступающую с тыла нумидийскую конницу, а остальные когорты по-прежнему отбивали пехотинцев, волнами накатывающих на римский строй. Старшие центурионы, включая Атилия, еще раз прошли по рядам, подбадривая бойцов, и затем обе части войска одновременно налетели на врага, осыпая его оставшимися пилумами. Нумидийцы, к радости римлян, не устояли перед яростной атакой и отступили.
— Наконец-то мы задали им жару! — крикнул Сабин, услышав сигнал к возвращению на позиции.
— Ненадолго, — заметил Ромул. — Как только остановимся, они вновь нападут. Если уходить, то сейчас.
Букцины повторили команду, и в легионерах проснулась надежда: может, им все-таки удастся выскочить из западни, в которой их держат целый день? Перестраиваясь на ходу, когорты начали отступать к Руспине под прикрытием галльской конницы на флангах. Однако далеко они не ушли — с юга показалось вражеское подкрепление. Свежая кавалерия и пехота, не теряя времени, тут же пустились преследовать легионы Цезаря, приободрившаяся армия Помпея от них не отставала.
При виде новой опасности Цезарь, остановив войско, велел ему вновь повернуться. Чуть погодя Атилия нашел запыхавшийся гонец.
— Цезарю нужно шесть когорт для контратаки, — выпалил он. — Три из Пятого легиона и три из Двадцать восьмого. Командующий сказал, вы заслужили.
— Слыхали, ребята? — гордо объявил Атилий. — Цезарь заметил вашу храбрость!
Легионеры ликующе взревели. Крик, правда, вышел хриплым: горло давно пересохло от жажды.
— Каков приказ Цезаря? — спросил Атилий.
— Ему нужен отряд шириной в три когорты и глубиной в две, — доложил гонец. — Оттеснить свежее войско врага. Задать им жару, чтоб помнили. Остальные легионеры за это время отступят к Руспине.
Вскинув руку в приветствии, гонец поспешил к следующей когорте.
Атилий повернулся к солдатам.
— Я знаю, вы устали. Но теперь — одно последнее усилие. И тогда можно вернуться. — Старший центурион скользнул глазом по новоприбывшим отрядам Помпея, спускающимся с юго-восточного склона. — Загнать их обратно за холм. Сумеем?
Из рядов донеслось нестройное «да».
— Не слышу! — рявкнул Атилий.
— Да!!! — взревели бойцы, окрыленные доверием Цезаря.
Ромула приказ изрядно взбудоражил. Пускаться на такое без прикрытия конницы — значит отчаянно рисковать: в случае неудачи отряд останется сам по себе, без поддержки. Правда, просил об этом не кто иной, как Цезарь, — и просил ради того, чтобы прикрыть отход остального войска. Чтобы сделать то, что Ромул порывался — и не сумел — исполнить при Каррах.
