Я спросил, не знает ли он, где мои жена и дети. Он полагал, что в городе, но в «Лаке» ли, сказать не мог. Говорили, что «Лак» горел.
Я нажал на стартер, чтобы ехать к «Лаку», но многие улицы завалило так, что пути не было. Виляя так и сяк, в объезд я наконец добрался до дома, который и в самом деле на вид пострадал основательно. Но не успела машина остановиться, как няня моих детей кинулась ко мне со словами: «Все целы! Никто не пострадал!» Я бросился в дом, и долгожданная встреча состоялась. Никогда еще душа моя не полнилась такой благодарностью к Господу. Не могу описать, что это такое — увидеться снова после таких трудных недель.
С огорчением я узнал, что жена и дети за последние дни натерпелись страху больше, чем за всю войну. За день до освобождения Эйндховена они на велосипедах переехали из Гольф-клуба в город, потому что в Валкенсварде шел бой. По пути им несколько раз пришлось прятаться в придорожных канавах. В Эйндховене, однако, все выглядело поспокойней. Поэтому они и остановились в «Лаке». В понедельник, 18 сентября, Сильвия и Тон увидели, как танки союзников маневрируют по узким улочкам центра. Их поразил контраст между веселостью горожан, шумно приветствующих освободителей, и угрюмыми, сосредоточенными лицами солдат.
На следующий вечер жена отправилась в гости к своему двоюродному брату, взяв с собой трех старших детей. Им хотелось послушать, как по радио сообщат об освобождении Эйндховена. И как раз тут началась бомбардировка. Человек двадцать кинулись искать спасения в доме Леопольда, спрятавшись под лестницей тесного подвала. Слышно было, как совсем рядом рвутся бомбы, от этого сотрясались стены. Тут уж впала в ужас даже моя жена. Между тем наши младшие в «Лаке» прятались в погребе со своей нянюшкой. Шесть бомб упало в саду, так близко к дому, что вылетели все стекла, пострадали стены, тяжелая мебель попадала. С потолка погреба сыпались куски штукатурки, но, к счастью, не там, где хоронились люди.
Теперь «Лак» стал для житья непригоден, поэтому мы оседлали велосипеды и переехали в дом ван Ремсдейков в Гольф-клубе. В оккупацию этот дом занимали немцы, а теперь — несколько семей, оставшихся без крова. Еду для этих восьмидесяти бездомных готовили на оставшейся от немцев полевой кухне. Мы поселились в гараже, который разделили на комнаты самодельными перегородками. Через несколько дней мы вновь переехали, «временно», теперь уже в пристройку к дому Оттена, которую раньше также занимали оккупанты.
Пришли наконец дни, о которых мы мечтали больше четырех лет. Больше не было вокруг немецких мундиров. Не было угрозы личной безопасности. Никакой лжи в газетах или по радио. Никаких ограничений. Снова была свобода слова. Нам даже не верилось. Мы смотрели, как проходят по улицам колонны союзнических войск. Это зрелище означало, что мы и в самом деле освобождены.
Увы, нет радости без печали. Наш город оделся в глубокий траур. Тот налет во вторник унес много жизней, и скоро мы узнали, что потеряли немало друзей и знакомых. Погибло много детей. Так что раздавались не только радостные возгласы. Мы слишком хорошо понимали, что война совсем еще не окончилась.
Глава 14
Освобождение
Первое, что я сделал после возвращения, это привел себя в порядок (чем последние несколько недель пренебрегал), а потом на велосипеде Сильвии отправился в школу, где в одной из классных комнат собрался управленческий персонал «Филипса». Мое появление было встречено радостно, и немедленно началась дискуссия по поводу того, что прежде всего следует делать в создавшемся положении.
В настоящий момент мы находились как бы посреди арены боевых действий, с которой вооруженные силы союзников постепенно вытесняли немцев. Первейшей моей задачей было установить контакт с новыми властями, поэтому мы решили, что нужно нанести визиты британскому коменданту города и представителю нидерландских военных властей, назначенному нидерландским правительством в Лондоне для руководства страной в переходный период.
Другое наше решение касалось обеспечения защиты заводских сооружений: следовало позаботиться о том, чтобы остатки заводского имущества не исчезли в неразберихе. В этом отношении мы ничего существенного пока предпринять не могли, кроме разборки завалов, оставшихся от последней бомбежки. Подачи электрического тока не было; все сырьевые материалы, так же как множество станков, увезены оккупантами; прочее оборудование бездействовало. Но люди наши по-прежнему были здесь, и это было самое главное.
К великому моему изумлению, вскоре после освобождения буквально из ниоткуда возник Оттен. Каким-то образом он примкнул к комиссии союзников, которой руководил сэр Уотсон-Уотт. Все эти годы мы оба с нетерпением ожидали того момента, когда сможем наконец обменяться рукопожатием в освобожденном Эйндховене. Возвращение Оттена внесло неоценимый вклад в восстановление «Филипса», хотя, разумеется, ему были внове и удивительны особенности нашей жизни — такой, как она сложилась в оккупационный период. Помимо Оттена, я с восторгом приветствовал принца Бернарда, который, будучи главнокомандующим вооруженными силами Нидерландов, приехал с инспекцией в первый из освобожденных голландских городов. За годы изгнания принц и Оттен стали друзьями.
Так случилось, что я оказался в джипе военной бригады принцессы Ирены, когда эта бригада вошла в Эйндховен, и своими глазами видел, с каким энтузиазмом население Нидерландов встречало свои войска, вернувшиеся на родную землю.
Следующие дни прошли в постоянной спешке, напряжении и атмосфере приподнятости. Люди наслаждались свободой, хотя свобода эта, конечно, не могла не быть ограничена. Мы на «Филипсе» с трудом добивались того, чтобы снова вошли в силу расписание и правила распорядка. Впрочем, поначалу это было не так уж и важно, ведь производить пока еще было нечего. Все ликовали, что Эйндховен свободен от кошмара немецкой оккупации.
Однако первые разочарования не заставили себя ждать. Перед «Филипсом» стояла задача как можно скорей запустить заводы. Однако союзники были полностью поглощены ведением победоносной войны против могучего и отчаянно сражающегося противника. В тот момент я не имел даже представления, с какого рода трудностями приходилось сталкиваться, чтобы регулярно снабжать армию боеприпасами и продовольствием.
Вскоре после освобождения на аэродром в Арнеме стали садиться самолеты, и тогда и без того перегруженные линии снабжения союзников подверглись просто колоссальному напряжению. Немцам удалось закрепиться на острове Валхерен, и оттуда они не давали судам союзников пройти в порт Антверпена, так что все поставки должны были проходить через Францию. Весь транспорт, направлявшийся на театр боевых действий в Брабанте, двигался через Эйндховен. По нашим улицам шли бесконечные колонны с припасами. Но, увы, обеспечить продуктами тех, кто смотрел на них с дорожных обочин, они не могли. Положение с продовольствием в Эйндховене становилось все хуже и хуже. Дневная норма хлеба снизилась до 600 граммов — это было даже меньше, чем во время оккупации.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
