В октябре я поехал в Париж, чтобы обсудить эту ситуацию с ответственными за материально-техническое обеспечение чиновниками Верховного командования объединенных экспедиционных сил. С немалым трудом удалось добиться встречи с соответствующим британским генералом. Я уже по опыту знал, что с длинным списком жалоб от британцев многого не добьешься, и когда он, после вступительной светской беседы, спросил меня, как обстоят дела с продовольственным снабжением в Эйндховене, просто сказал:
— Да на самом деле неважно.
Наступило молчание, и только потом он переспросил:
— Что, в самом деле так плохо?
Так мы установили контакт, и он сразу же пообещал помощь. Колонна грузовиков из Нормандии как раз двигалась через Эйндховен, и вели ее голландские женщины-добровольцы. Эту колонну генерал и передал в распоряжение нидерландских властей для раздачи продовольствия населению. Получив такое обещание, я вернулся в Эйндховен, где эта новость обрадовала многих.
Роль, которую сыграли в те дни добровольческие женские подразделения, просто невозможно переоценить. Днем и ночью девушки доставляли продукты питания туда, где в этом была самая острая необходимость. Так что положение с едой облегчилось, и как раз вовремя, потому что люди начинали роптать. Им было непросто понять, что война еще далека от завершения: Бреду предстояло освободить полякам, Тилбург — канадцам, танковое сражение под Оверлоном предохранит Брабант от дальнейших немецких угроз. Но и после этого до победы было не близко.
Несмотря на это, 21 ноября 1944 года рабочие наших заводов устроили демонстрацию, чтобы выказать свое недовольство. Наша радиостанция «Свободная Голландия» распространила известие о ней по всей стране. Проведенная мирно и с достоинством, эта демонстрация, как нам стало известно, произвела плохое впечатление на те области Голландии, которые находились еще под немецкой пятой.
Между тем стало известно, что немцы вывезли с собой все оборудование нашего завода в Хилверсюме — и станки, и детали, и даже провода и кабели. Впрочем, практически то же самое в «безумный вторник» оккупанты сделали и в Эйндховене. Под наблюдением «вервальтера» Нольте продукцию с наших складов вагонами вывозили в Германию. Работники «Филипса» предпринимали отчаянные попытки остановить эти поезда. Одному человеку такая попытка стоила жизни: его расстреляли за саботаж. А с тех станков, что не поддавались перевозке, немцы сняли существенно важные детали. Так что все наши усилия создать базу для послевоенного восстановления производства были сведены к нулю.
Сюрпризов хватало. К примеру, деятельность радиостанции «Свободная Голландия» принесла совершенно неожиданные плоды. Процесс радиовещания требовал разностороннего персонала — техников, дикторов, литсотрудников — и такие люди на «Филипсе» нашлись. И не только радиостанция отнимала у нас сотрудников. Союзники нуждались в большом количестве гражданских специалистов, особенно же тех, кто владел несколькими иностранными языками. Вскоре Эйндховен стал как бы столицей освобожденных земель Голландии и, следовательно, в нем образовалось много новых учреждений. Работать на союзников считалось удачей — хотя бы и потому, что таким образом открывался доступ ко всякого рода благам вроде сигарет, кофе, швейных иголок, нейлоновых чулок и прочих вещей, которые к тому времени стали совершенно недосягаемым дефицитом. По подсчетам Оттена, не меньше сорока шести организаций конкурировало между собой за филипсовский персонал. Так что на наших глазах происходил буквально исход сотрудников. Дело усугублялось еще и тем, что за годы оккупации филипсовцы истосковались по работе, а тут на них обрушился такой спрос! Впрочем, большая часть их к нам позже вернулась.
Многие коммунальные службы, телефонная связь пока не функционировали. Почта также не работала, поэтому письма доставлялись посыльным. О железнодорожном сообщении не могло быть и речи; бензина и топлива как бы не существовало в природе. Отапливать дома было нечем, так что возник огромный спрос на дрова. За зиму вырубили треть деревьев в лесах вокруг нашего «Вилевала». Это было неизбежно, и никто бы не возражал, но вскоре массовые вырубки приняли нежелательный оборот, поскольку дельцы «черного рынка» стали рубить наши деревья и продавать их в городе по взвинченным ценам. Пришлось принять меры против злоупотребления: чтобы срубить дерево, теперь требовалось предъявить пайковую карточку, в которой ставилась отметка. Деревья срубались на высоте колена, так что остался лес пней. Позже мы собрали команду безработных, которые с помощью цепи и треноги выкорчевывали эти пни. В окрестностях нашего дома оказалось не меньше ста двадцати воронок от бомб, так что команда закапывала и эти кратеры тоже.
В свое время немцы реквизировали наш дом в полной уверенности, что будут жить в нем до скончания века. Поэтому они присматривали за «Вилевалом» сравнительно неплохо. Но к концу оккупации, как я уже говорил, дом основательно пострадал. Тем не менее союзники поместили в нем строительный отдел авиабазы. Эти солдаты со времен высадки в Нормандии ночевали в палатках, так что даже полуразрушенный дом промышленника показался им верхом роскоши. Но если немцы устраивались на века, то союзники вели себя как на бивуаке. Они готовили на нефти, от которой вся кухня покрылась сажей толщиной в палец. Мы не жаловались, потому что после ухода войск так или иначе надо было бы все приводить в порядок. Впрочем, затевать ремонт, когда столько народу в Эйндховене было лишено крова над головой, казалось неуместным, а мы вполне сносно поживали в пристройке к дому Оттена.
Этот дом представлял собой весьма основательное каменное сооружение, выкрашенное вызывающе белой краской, что делало его хорошо заметным с воздуха. Теперь в нем размещалось командование Королевскими военно-воздушными силами во главе с вице-маршалом Гарри Бродхерстом. Мы чувствовали себя несколько неловко, живя почти под одной крышей со штабом военно-воздушных сил, однако Бродхерст уверял, что беспокоиться решительно не о чем. Послушать его, так между «люфтваффе» и Королевским военно-воздушным флотом существовало негласное соглашение никогда не бомбить штаб-квартиры друг друга. Но едва генерал Монтгомери со своим штабом перебрался в деревушку Гелдроп, как тот же Бродхерст предсказал: «Вот увидите, непременно ударят!» И что же? На дом Оттена не было ни одного налета, а Монти в Гелдропе досталось несколько бомб, метивших в его штаб-квартиру!
На Рождество британские обитатели «Вилевала» решили сделать нам ответный подарок и пригласили туда нас с детьми. Это было странное чувство — оказаться в гостях в собственном доме. В холле, красотой которого мы всегда так гордились, солдаты соорудили огромный бар из грубо обструганных досок. Не могу сказать, что это радовало глаз, но детям ничуть не мешало. В гостиной был накрыт чайный стол, и малышня наша наугощалась буквально до дурноты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
