А что она может поделать? Вырвать у него из рук карточку и сказать, что он ведет себя смешно? Схватить его за шкирку и трясти до тех пор, пока он не протрезвеет и не начнет вести себя как разумный взрослый человек, а не поддатый мужлан в студенческом баре? Конечно, она не может этого сделать. Все, что ей остается, – это потянуться назад, нащупать руки своих милых мальчиков и ощутить силу и сочувственное тепло трех потных ладоней, стиснувших ее тонкие, сухощавые пальцы.
«Осмий» соскакивает с немного трясущегося Крисова кулака и падает на пол.
Карточка приземляется логотипом вниз, обратив сторону с коричневой магнитной полоской и белым овалом с каракулями, нацарапанными Крисовой рукой, вверх: это ясно как день.
У мисс Дэллоуэй начинает биться сердце. Она выиграла!
– Не считается. – Крис нагибается и подбирает карточку с ковра. – Это нечаянно. Не в счет.
Надежда вновь затихает в груди мисс Дэллоуэй, съеживается и тихонько покачивается взад-вперед.
– Ладно. – Крис снова кладет карточку на костяшки большого пальца. Кажется, будто шум стих не только в отделе «Компьютеров»: тишина воцарилась во всем магазине. Такое впечатление, что оттого, какой стороной ляжет «осмий» Криса Дня, зависит не просто исход спора из-за полосы торговой площади, что вокруг этого мига, этого выставленного большого пальца, этой непрочно лежащей пластинки черного пластика сосредоточено само будущее «Дней».
Все неотрывно смотрят на карточку: мисс Дэллоуэй, мистер Армитедж, Книжные Черви, Техноиды, а также небольшая толпа заинтригованных покупателей, собравшаяся здесь за последние несколько минут. Даже охранники – хотя им положено смотреть по сторонам, выглядывая возможную опасность, угрожающую их хозяину, – искоса бросают взгляды на «осмий» и на мастера Криса.
А мисс Дэллоуэй, которая не очень-то верит в Бога, тем не менее мысленно молится. Молится о том, чтобы, хотя весь мир, как видно, потерял рассудок, где-то еще сохранился островок благоразумия, где все шло бы так, как нужно. Она молится о том, чтобы, хотя правосудие низвели до уровня лотереи «пятьдесят на пятьдесят», где-то еще оставалась надежда на то, что правый одержит верх. Она молится о том, чтобы не оказались ошибочными слова Сэмюэла Батлера: «Хоть на портретах и слепа Фемида. Она слабейшим не чинит обиды».[12] Но прежде всего она молится о том, чтобы «осмий», когда мастер Крис подбросит его в воздух, в точности повторил пируэт, только что им проделанный, совершив в точности такое число поворотов, и лег той же стороной.
Крис закрывает ноготь большого пальца кончиком указательного. Согнутые сухожилия образуют ямки на ребре большого пальца.
Ничего не происходит, и в течение одного жуткого мига мисс Дэллоуэй мерещится, что время навсегда остановилось. Мастер Крис никогда не подбросит «осмий». Она навеки останется, словно в западне, в этом экстазе страха и трепета.
И вот наконец прижатый палец отскакивает, подбрасывая карточку в воздух, и продолговатый черный снаряд, летящий вверх от Крисова кулака по восходящей дуге параболы, все вертится, вращается, крутится, легко скользя и поочередно показывая обе прямоугольные поверхности, снова вертится, достигает своего зенита перед носом Криса, а затем начинает плавно опускаться, описывая дугу, зеркально отражающую прежний изгиб подъема, и все так же изящно кружится вокруг собственной оси, как палочка тамбурмажоретки. Мисс Дэллоуэй мысленно желает, чтобы карточка приземлилась логотипом вниз, желает, чтобы сами частицы воздуха, сквозь которые та пролетает, бережно подталкивали ее в начале долгого снижения к ковру, застилающему пол в отделе «Компьютеров», желает, чтобы она коснулась вражеской территории благоприятной стороной. А карточка все летит, эта тонкая, хрупкая вещица (между тем, если бы богатства, которые в ней заложены, предстали в виде глыбы драгоценного металла, понадобилась бы целая дюжина крепких мужчин, чтобы оторвать ее от земли), она все летит, вращаясь в воздухе, все ниже, ниже, и ниже, и вот наконец один скругленный уголок касается светло-зеленого ворса ковра, потом карточка подпрыгивает, приземляется другим уголком, кружится, как балерина, становится на одно ребро и наконец ложится плашмя.
Мисс Дэллоуэй не в силах заставить себя взглянуть.
– Оскар? Какой стороной она легла, Оскар?
Молчание Оскара становится для нее исчерпывающим ответом.
Она опускает взгляд, чтобы самой увидеть «осмий», и вот они, пожалуйста, – зернистый и гладкий полукружья логотипа «Дней» на карточке: правая половина посверкивает бледно-зелеными песчинками, а левая слепит взгляд, точно свежий креозот на шоссе.
11.55
– Что это он делает? – удивляется Серж. – Не могу понять, что он делает.
– На другой камере лучше видно, – говорит Понди. – Немножко лучше. – Он показывает на группу мониторов по другую сторону стола (тоже четыре ряда по четыре), где та же сцена показывается под другим углом: Крис обращается к начальникам «Книг» и «Компьютеров», размахивая перед ними своим «осмием». Обе картинки – смазанные и нечеткие. Карточка выглядит на них размытой черной прямоугольной кляксой, костюм Криса – темно-серой массой в форме человеческого тела, а лица сотрудников – белыми овалами с темными пятнами вместо черт.
– Зачем он достал карточку? – спрашивает Питер.
– Как символ власти, – высказывает догадку Чедвик.
– Да, с «осмием» не поспоришь, – кивая, соглашается Торни.
– Да еще с таким, на котором стоит фамилия День, – прибавляет Субо.
– Ну и ну! Уронил! – хихикает Питер. – Надо покрепче держаться за свои деньжата, Крис. Давай-ка, малыш, подбери ее. Ну вот! Опять выронил!
– Разве выронил? – нахмурившись, спрашивает Чедвик. – По-моему, больше похоже на то, что он ее подбросил.
– Да нет, выронил, – произносит Понди с уверенностью, которой в глубине души не испытывает. – Смотрите, снова ее подобрал и спрятал. Он просто хотел им показать, что речь идет о серьезном деле.
– Жалко, угол такой неудачный, – замечает Субо. Крис стоит спиной к обеим камерам.
– Это лучший сигнал, какой нам могли переслать из «Глаза», – поясняет Чедвик. – Они стоят слишком близко от входа. Чем дальше входишь вглубь отдела, тем больше там камер.
– Ну, зато ясно главное, – говорит Понди. – Мы видим, что Крис не делает никаких глупостей. Он выслушал начальников отделов, а теперь излагает им наше мнение.
Темная сторона купола занимает теперь ровно половину трехстворчатого окна в Зале заседаний. Септимус День продолжает бессильно взирать со своего портрета. Братья понемногу расслабляются Им кажется, что Крис справился с заданием, что страхи оказались напрасны. Может, в конце концов, они и смогут работать всемером, как и хотел отец.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
