Особенно прославился владыка Питирим своей редакторской и издательской деятельностью. Начало служения Питирима выпало на тяжелый для церкви период, когда на смену сталинскому либерализму пришла хрущевская реакция. Новая верховная власть декларировала возврат к «ленинским нормам» в жизни государства и общества, поэтому гонения на церковь в целом, и в частности на детище И. В. Сталина — Московскую патриархию, обрушились с невиданной силой. В этих условиях издавать еще какую-то церковную и богословскую литературу было равнозначно подвигу. Питириму же в это время не только удалось сохранить журнал, но еще и увеличить его тираж. Кроме того, Издательский отдел выпустил полное собрание богослужебных Миней, восьмитомную «Настольную книгу священнослужителя» и много другой литературы.
Во время так называемой «перестройки», в 1989 году, Питирим был избран народным депутатом СССР. Он тогда много выступал в печати и на телевидении. В эпоху «гласности» появилось много недоступных прежде сведений, в том числе и из жизни церкви. Так в одном из своих выступлений владыка Питирим рассказал о том, почему с 1943 года святейший патриарх стал титуловаться — Московский и всея Руси, в то время как, например, патриарх Тихон титуловался Московским и всея России. Дело в том, что после 1922 года, по большевистскому произволу, новой Россией — РСФСР — стала называться лишь часть прежней России. Исконные русские земли — по Днепру, в Причерноморье — были волюнтаристски вычленены из России, получили собственные официальные названия и на равных с РСФСР образовали Советский Союз. После этого именоваться патриархом «всея России» означало бы признавать за собой главенство над православной паствой и клиром лишь в пределах РСФСР. Владыка Питирим говорит: «…Мы тогда, согласуясь с логикой, приняли как принцип, что Русь — это понятие не географическое и не этническое, а культурное». То есть весь православный народ, проживающий в границах дореволюционной России — это Русь и есть. И православный молдаванин — Русь, и чухонец — Русь, и чуваш, и тунгус, и осетин. Рассказать о таком хитроумном ответе церкви на политику советского государства до «перестройки» было совершенно невозможно.
Когда, в 1990 году, умер патриарх Пимен, вся православная Москва с надеждой ожидала решения собора: не будет ли новым патриархом избран любимый Питирим? Но этого не произошло. Единственное, в самом конце жизненного пути судьба преподнесла ему чудесное мгновение, — в последний в своей жизни праздник Светлого Христова Воскресения владыка Питирим возглавлял главное пасхальное богослужение в храме Христа в Москве, которое обычно служит сам Святейший патриарх. Алексию Второму в те дни нездоровилось, и он благословил служить Пасху вместо себя старейшего и авторитетнейшего архиерея. А всего полгода спустя он же — Алексий Второй — разослал по епархиям такую телеграмму: «Всем Преосвященным. Со скорбью извещаю о кончине одного их старейших архипастырей Русской Православной Церкви митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима, последовавший после тяжелой болезни 4 ноября. Призываю к молитве о новопреставленном собрате и сослужителе. Алексий, Патриарх Московский и всея Руси».
Прощание с телом митрополита Питирима проходило в храме, где он служил многое годы — Воскресения Словущего на Успенском вражке (в Брюсовом переулке). Тысячи верующих со всей московской епархии прошли за два дня мимо его гроба. А отпевали владыку в том самом соборе, где он был когда-то рукоположен в иподьяконы и где, в сущности, начался его жизненный путь, — в Богоявленском. Возглавлял службу патриарх Алексий Второй.
Владыка Питирим завещал похоронить его на Даниловском кладбище: там находились могилы его родителей — протоиерея Владимира и матушки Ольги. На черном строгом обелиске надпись:
Высокопреосвещеннейший
Питирим
(Начаев)
Митрополит
Волоколамский и Юрьевский
08.01.1026–04.11.2003.
В последние годы Даниловское кладбище стало заметно меняться. И при этом оно все больше теряет свою характерную очаровательную «провинциальность», становится все более «цивилизованным», более «столичным». А неизвестно, что еще лучше: вычурные строгость и порядок, как на Новодевичьем, или приятная, традиционная русская запущенность, как на сельских погостах. Это уж кому как больше нравится. Впрочем, на Даниловском есть и вполне «европейские» участки с грандиозными памятники каким-то безвестным людям — «новым крестьянам», а есть и традиционные русские уголки, где можно непринужденно посидеть в бурьяне, помянуть близких, просто поговорить о том о сем…
Безмолвие таинственного леса
Калитниковское кладбище
За Покровской заставой, по нынешнему разумению в центре Москвы, еще в XIX веке существовало старинное село Калитники, названное так по имени знаменитого своего владельца — великого князя московского Ивана Калиты. Юго-восток Москвы и в наше время остается наименее престижной частью города. А в старину так просто почитался глухим, «гиблым» местом: за Калитниками простирались бескрайние болота — Карачаровское и Сукино, а у Покровской и Рогожской застав, как свидетельствует людская молва, чуть ли не до начала XX века можно было повстречать волков!
И когда за Калитниками, в сущности, на болоте, в 1771 году появилось кладбище, названное по имени села — Калитниковским, оно среди других своих ровесников — «чумных» кладбищ — приобрело славу самого захолустного, самого «сельского» погоста в столице. И, в общем-то, таковым оно остается до сих пор, хотя и расположено к центру города ближе всех прочих московских кладбищ.
Калитка на Калитниковское
А между тем свою родословную Калитниковское кладбище ведет от древнего Симонова монастыря. В 1771 году в монастыре был устроен чумной карантин. Каждый день там умирали десятки людей. Понятное дело, хоронить на монастырском кладбище их не могли. И этих умерших монахи вывозили за Покровскую заставу и там хоронили в специально отведенном месте. Какое-то время это кладбище за заставой было, как теперь сказали бы, филиалом Симоновского монастырского. Но впоследствии оно сделалось обычным общегородским.
Первыми покойниками, похороненными на Калитниковском кладбище, был всякий, как тогда говорили, подлый московский люд — господские дворовые, крестьяне, приехавшие в Москву на отхожий промысел, нищие, само собою местные жители — из соседних сел. Кладбище тогда имело вид вполне сельский — деревянные кресты, беспорядочно рассыпавшиеся вокруг деревянной же церкви Боголюбской иконы Пресвятой Богородицы. Эти захоронения чаще всего исчезали вместе с сопревшими и завалившимися крестами, то есть очень скоро. Более долговечные памятники стали здесь появляться лишь со второй половины XIX века. Тогда иные подлые, сделавшиеся людьми достаточными, но так и оставшиеся крестьянами по своей сословной принадлежности, устанавливали почившим сродникам гранитные и мраморные памятники в виде часовенок или саркофагов. И эти памятники в основном сохранились до сих пор. На Калитниковском кладбище их довольно много, особенно на участках вблизи церкви. На этих памятниках почти всегда выбиты, кроме имени умершего и всех лет его жития, еще и название родной его деревни, волости и уезда. По этим данным можно судить, что на Калитниковском кладбище хоронили в основном выходцев из восточных и южных уездов Московской губернии и соседних губерний этих же направлений — Подольского, Коломенского, Егорьевского, Богородского уездов, Владимирской, Рязанской, изредка Тульской губерний.
После того как сгорела Боголюбская церковь, на кладбище, но уже на другом месте, в 1834–1838 годы был построен каменный храм в честь иконы Богоматери Всех Скорбящих Радость с приделами Николая Чудотворца и Александра Невского в традиционном для того времени стиле ампир. Отличительной особенностью этого храма является то, что вход в него устроен «с севера», потому что «с запада», к колокольне, в 1881 году была пристроена так называемая ризница, придавшая храму вид довольно-таки необычный. Теперь в ризнице располагается иконная лавка.