И тут его ногу пронзила обжигающая боль. Фыркнув, зверь отпрыгнул в сторону. Противник, который, как думал Никколо, был уже мертв, сейчас поднимался, зажимая рукой рану па шее. Он выставил вперед кинжал, и оборотень почувствовал, что это серебро. Рана на ноге по-прежнему болела.
Не медля ни мгновения, вервольф бросился на врага. Кинжал дернулся, но в этот раз оборотень был быстрее: уклонившись от удара, он схватил противника за руку. Когти вошли в плоть, вырывая куски мяса. Незнакомец пошатнулся. У него не было шансов высвободиться из этой хватки.
Никколо схватил его за голову, заревел и дернул. Рана на шее противника уже почти закрылась, но ему нечего было противопоставить мощи вервольфа. Голова оторвалась от тела, и, когда противник в этот раз упал на землю, в его смерти не оставалось никаких сомнений.
Отпрыгнув в сторону, Никколо оттолкнулся от земли и повис на стене дома. Сзади слышались возгласы других двоих противников. Их кинжалы просвистели там, где он только что стоял. Прыгая вниз, Никколо повернулся и ударил, но женщина успела среагировать — она перекатилась в сторону, и ее кинжал описал серебристую дугу в воздухе, оставив красный след на груди оборотня. А вот мужчина был медлительнее, Вервольф прыгнул на него сверху, впился в него когтями, кусал и рвал, пока не перебил ему шею, вырвав зубами кусок плеча. Лапой оборотень пробил в груди огромную сквозную дыру.
И вновь пришлось уклоняться. Никколо не видел женщину, но ощущал ее присутствие — сейчас все чувства обострились, движения ускорились, и вервольф атаковал. Женщина уклонилась, но они оба знали: зверь теперь охотник, а все остальные — добыча.
Тихо зарычав, оборотень сделал шаг вперед. Задней лапой он наступил мужчине на грудь, ломая ребра.
Покосившись на своего мертвого спутника, женщина повернулась и бросилась бежать. Она буквально летела над землей, каждым прыжком преодолевая больше метра.
Вервольф последовал за ней, уже через пару шагов опустившись на четыре лапы.
Оттолкнувшись, женщина взлетела, коснулась одной стены, отпрыгнула к противоположной и очутилась на крыше.
Оборотень не отставал. Его когти впивались в каменную кладку и древесину стены.
Женщина побежала по крышам, быстрая, ловкая, такая опасная. Но с вервольфом справиться она не могла.
Он охотник. Она его добыча.
Неподалеку от Венеции, 1818 годКак же хорошо бежать. Никаких преград, ты свободен, и нет больше суетных забот. Бежать, бежать прочь от дорог, прочь от сел, и чтобы не было людишек с их запахами, их металлом, их скотом, вонявшим страхом и покорностью.
Он бежал по широкому лугу, на небе сияли звезды, ветер ласкал его черную шерсть. Ничто не могло его удержать, ничто не мешало. Здесь не было таких, как он. Он был один, и чувство одиночества вызывало и печаль, и радость.
Но вдруг зверь замер. Казалось, в ночи раздался чей-то зов, но вокруг было тихо.
В душе возникло странное чувство, чувство, которого у него не могло быть, так было нельзя, нельзя, и это знала даже его звериная сущность.
Где-то что-то высвободилось, и сейчас оно кричало о своей страсти. Прижав уши, волк оглянулся, запрокинул голову и завыл.
Неподалеку от Парижа, 1818 годПроснувшись, Никколо мгновенно понял, что мир переменился. Ничто уже не было прежним, ничто не будет таким, как вчера. Голую кожу холодил ветер, земля была твердой. На востоке тлели лучики нового дня, но весь мир еще окутывали сумерки, он погрузился в пространство между ночью и днем.
Юноша, застонав, перевернулся на бок. От любого движения мышцы начинали дрожать, в животе шла настоящая война, и обе противоборствующие стороны проигрывали. Во рту чувствовался неприятный металлический привкус, и Вивиани не сразу понял, что это кровь.
В слабом свете он разглядел темные пятна у себя на руках, мраморные узоры, тянувшиеся до локтя. Испугавшись того, что он сейчас увидит, юноша поднес ладони к лицу. Кровь уже засохла и начала покрываться трещинами.
Юноша поспешно вскочил — по крайней мере, попытался, но вместо того, чтобы подняться на ноги, он остался на четвереньках, а мир вокруг закружился в безумном танце, и Никколо вновь упал. Земля продолжала раскачиваться, и он ухватился за нее, чувствуя, как его сносит в сторону. Все успокоилось только после того, как Вивиани пару минут пролежал неподвижно, вытянув руки и ноги.
Вскоре он догадался, почему лежит голый на поле перед въездом в Париж. На долю секунды ему захотелось отбросить эту мысль, воспротивиться ей, но истины было не избежать. «Я… я вервольф».
Когда он вновь попытался встать, все вокруг опять закружилось, но на этот раз слабее. К усталости сейчас примешалась еще и резкая острая боль в ноге. Там зияла рана — глубокий порез, который уже перестал кровоточить, но выглядел все равно плохо. В остальном Никколо был цел и невредим.
Ничего не понимая, юноша провел ладонью по шраму на груди. «Но ведь тогда у нас ничего не вышло! Байрон же меня даже не укусил!» Однако, несмотря на все факты, от вида своего обнаженного, покрытого кровью тела некуда было деться. Отсутствие одежды давало о себе знать. У Никколо застучали зубы, и он обхватил ладонями плечи, но от холода это не спасало.
«Мне нужно одеться. И принять ванну». Вокруг простирались поля. Еще никого не было видно, но вскоре люди выйдут на работу, а до тех пор нужно было привести себя хоть в какой- то порядок. Юноша не знал, как здешние жандармы отнесутся к голому окровавленному иностранцу, и выяснять это у него не было никакого желания.
Он медленно потрусил к хутору, видневшемуся на востоке. Возможно, там он найдет воду, а на веревке во дворе будет сушиться белье.
По дороге Никколо набрел на небольшой пруд. Вода была холодной, но чистой, и юноша, опустившись у пруда на четвереньки, смыл с себя кровь. «Если бы так же можно было смыть с себя воспоминания», — мрачно подумал он. На самом деле он помнил только переулок в Париже и свою уверенность в том, что сейчас умрет. Судя по крови, умереть пришлось кому-то другому.
Хотя сейчас, после мытья, Никколо стало лучше, вода еще сильнее холодила кожу, и терпеть это было просто невыносимо. Юноша испугался, что замерзнет в этих полях насмерть. Дрожа, он поднялся и двинулся дальше. Дул ветер.
Когда Никколо добрался до хутора, ему было так холодно, что думалось уже с трудом. Ему было все равно, увидят его или нет, только бы появилась возможность согреться. К его разочарованию, тут не было ни веревок с бельем, ни чучела, с которого можно было снять лохмотья.
Зато тут была собака, и она тут же залилась лаем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
