Жадно вдохнув, юноша опустил голову и стал ждать.
Но ничего не произошло.
Подняв голову, Никколо понял, что ничего не изменилось — пи его тело, ни восприятие окружающего его мира. Он так и остался голым человеком, сидящим на земле в сосновом лесу ноябрьской ночью и проводившим в клубах фимиама странный ритуал.
Он не мог превратиться в волка по собственному желанию — ни силой воли, ни при помощи ритуалов и заклинаний.
Теперь Никколо оставалось только ждать, когда зверь в его душе пробудится вновь и полностью начнет контролировать его тело.
— В последний раз говорю, никуда я не поеду! У меня нет времени, к тому же я плохо себя чувствую!
Граф не скрывал свой гнев. Никколо понимал отца, ведь они давно планировали эту поездку во Флоренцию и даже отправили Марцеллу на пару дней к тетке, где за ней могли присмотреть, а девочка вволю занималась своей любимой музыкой. Но сегодня утром, когда лошадей еще не впрягли в карету, Никколо привезли посылку, которую он так долго ждал. Сейчас книги лежали в его комнате — юноша уже распаковал их, вытащив из свертков, защищавших рукописи во время перевозки, но не успел их даже просмотреть. Никколо чувствовал зов книг, напоминавший ему пение сирен. Это были рукописные копии очень редких произведений — оригиналы находились в Константинополе, и заказать эти копии стоило целого состояния.
Никколо с благодарностью подумал об Эсмеральде — девушка помогла ему наладить деловые связи с людьми, без которых в его исследованиях было не обойтись.
Еще в Париже Никколо получил от Эсмеральды приглашение проведать ее на прощание перед отъездом из Франции. Тогда он очень удивился и просто разорвал ее письмо — ему хотелось поскорее покинуть этот город. Но в конце концов юноша передумал и все же отправился на Монмартр, ведь Эсмеральда могла предоставить ему ценную информацию, и неразумно было лишаться такого шанса. По крайней мере, он убеждал себя в этом. Разумеется, он просто навестит эту девушку, попрощается с ней и пожелает всего наилучшего. А то, что случилось в карете, уж точно не повторится.
Но оно повторилось, и вместо краткого визита Никколо остался в доме цыганки на всю ночь. Эсмеральда совершенно очаровала его своим хрипловатым смехом и экстравагантным поведением.
С тех пор, как юноша уехал из Парижа, они с Эсмеральдой время от времени переписывались, а бессонными ночами он замечал, что мечтает о ее стройном гибком теле.
Как и было обещано, Эсмеральда поделилась с ним своими знаниями и познакомила с людьми, которые могли раздобыть редкие или запрещенные книги. Тексты, с которыми он сейчас работал, достать было не так-то просто. Приходилось находить знакомых, а у тех были свои деловые контакты, и так можно было выйти на кого-то, кто мог помочь. При этом следовало действовать неторопливо и осторожно, соблюдая все правила поведения, принятые в этих кругах.
Никколо так долго ждал, когда же его усилия принесут плоды, и вот теперь книги ждали его в комнате, а значит, он не мог терять ни минуты.
— Чем же ты болен?
— Горло болит… — начал Никколо, но граф лишь презрительно отмахнулся.
— Бедный ты наш, можно подумать, у тебя чахотка!
Никколо ответил на это спокойно, но с упреком, и спор длился еще довольно долго, но его исход был предрешен — юноша не сдавался. За последние месяцы он стал еще упрямее. Никколо так хотелось рассказать обо всем отцу, но это было невозможно, и от самой мысли о том, чтобы сказать графу правду, юношу бросало в холодный пот. Он не мог объяснить отцу, что остается здесь ради семьи, что ему нужно прятаться, чтобы в светском обществе не заметили его присутствия в поместье.
Немногие за пределами Ареццо знали, что Никколо пребывает здесь, и юноша надеялся, что это сможет его защитить. Нападение в Париже не было случайностью, и, хотя с тех пор ничего не происходило, нельзя было привлекать внимание врагов.
В конце концов родители, попрощавшись, отправились в путь. Никколо опустил голову — он не мог выносить разочарованный взгляд матери. Юноша знал, что графиня беспокоится о нем, и от этого у него просто сердце разрывалось.
Каждый день, получая письма, он боялся прочитать скверные новости о Байроне, Шелли или Полидори. В переписке Никколо предупредил их об опасности, но только Полидори проявил осторожность — Байрону нужно было внимание света, он по природе своей не мог стать отшельником, а Шелли не хотел отказываться от своих попыток изменить мир к лучшему. И юному итальянцу оставалось лишь надеяться, что с его друзьями все будет в порядке.
Наконец Никколо вернулся в свою комнату, где его ждали книги. Он погрузился в пучину слов, лихорадочно прорабатывая страницу за страницей и пытаясь выписывать самое главное.
Сейчас он читал книгу православного монаха по имени Мануил о варягах: якобы среди них были воины, умевшие во время боя принимать облик зверя и рвать врагов голыми руками. Монах дошел до Киева и встретил на Руси других таких воинов, которых он называл оборотнями. Из одежды они носили только меховые накидки. Мануил давал подробное описание этих перевертышей, и, по его словам, среди охраны киевских князей — дружины — тоже были берсерки. Хотя описываемые в книге события происходили много столетий назад и Никколо трудно было разбирать текст на древнегреческом, чтение полностью поглотило его. Книга этого монаха была на редкость ясной, и в ней приводились цитаты из разговоров с этими воинами — Мануил якобы специально расспрашивал оборотней об их способностях.
Судя по этой книге, возможность впадать в ярость берсерка передавалась из поколения в поколение, и среди северян семьи оборотней пользовались большим уважением. Такие воины призывали силу волка, говоря, что в жилах их предков текла волчья кровь. В бою они обретали огромный рост, а меховые накидки покрывали все их тело. Впадая в звериный раж, берсерки бесстрашно бросались на врага. Мануил писал и о тех, кто завидовал оборотням и пытался подражать им: такие воины вызывали похожее на ярость берсерка состояние при помощи специальных ягод и трав, содержащих яд.
Никколо улегся среди книг, погрузившись в волшебный мир рукописи. Перед его внутренним взором возникали истинные берсерки, и юноша знал, что они чувствовали в бою. «То же, что и я в Париже».
Рукопись резко обрывалась. Из одного не очень правдоподобного источника Никколо знал, что Мануил якобы никогда не возвращался в Константинополь, и было непонятно, каким образом книга монаха вновь оказалась в этом древнем городе и как она попала в частную коллекцию одной богатой семьи в Османской империи. Никколо так и не смог это выяснить — сама копия и без того стоила ему довольно крупной суммы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
