— Я и не знал, что тебе не всё равно.
— Конечно, не всё равно. Ты знаешь, где мои деньги.
— Это мои деньги. В этой хибаре есть кабельное? Потому что если мне придётся остаться с тобой, то мне нужно будет, чем занять себя.
— По меркам лачуги она довольно милая. Внутри есть туалеты, и всё такое.
Касабяну не хочется идти со мной, но он и не хочет больше один оставаться в магазине. Он медленно закрывает лэптоп. Он пытается придумать способ уговорить меня остаться, чтобы ему не пришлось уходить, особенно на покалеченной ноге. Он барабанит пальцами по столу и сдаётся.
— На полу у кровати лежит спортивный костюм.
Из-за своей ноги он с трудом втискивается в костюм. Я не предлагаю помочь, потому что не в настроении быть облаянным. Ему требуется несколько минут, и он весь вспотел, но, наконец, одевается.
— Ты выглядишь, словно из русской мафии.
— Правда? Тогда неси мои пожитки, товарищ. Я калека.
Мы возвращаемся в «Шато» на том же такси. Когда я провожу Касабяна через часы, тот просто застывает на месте, глазея по сторонам. Мебель из журналов о знаменитостях. Подносы с едой и бухлом. Толстый халат, который Кэнди бросила на подлокотник кресла. Громадная спальня с полным одежды шкафом. Он хромает обратно в главный зал. Простирает руки и в экстазе роняет их. Наконец произносит:
— Ебать-копать!
— Ми каса эс су каса[197]. Бла, бла, бла.
— Иди-ка ты на хуй.
— Вон там есть еда.
Он направляется к угощению, по пути балансируя на мебели. Смотрит на него и оборачивается.
— Знаю-знаю. Иду на хуй. Хватит ныть. Это твой счастливый вечер. Ты поможешь мне совершить суицид.
— Вот и славно.
Мой новый шрам на груди зудит при мысли, что я снова раню себя, но выбор у меня невелик. Прежде чем покончить с собой, я набираю номер клиники, чтобы узнать, как там Кэнди. Не отвечает. Они там что, заняты, или фильтруют мои звонки? Я некоторое время жду, а затем снова перезваниваю. По-прежнему ничего. Нет проблем.
Я оставляю Касабяна поглощать тарелку филе-миньон и луковых колец размером с подкову, глядя на большом экране «Ублюдка Джанго»[198]. Я и забыл, насколько лучше фильмы смотрятся не на экране лэптопа. Приятная перемена. Я не утруждаю себя прощанием. Занятый фильмом и едой, Касабян всё равно бы не услышал. Я иду в гараж, угоняю «Вольво» (популярная машина для каждого жулика, не желающего быть замеченным) и еду в клинику.
Движение неплохое. Должно быть, все, кто не удирает в горы, заныкались. Мне пришлось всего лишь пару раз проехать на красный свет, чтобы пересечь город. Добравшись туда, я бросаю «Вольво» поперёк трёх парковочных мест на стоянке, вылезаю и колочу в дверь клиники. Тем авторитетным стуком костяшками пальцев, который должны освоить копы, прежде чем в одиночку совершать пончиковый забег.
Дверь открывается, и выходит Аллегра, закрывая её за собой.
— Думали, если вы не отвечаете на телефон, я просто уйду?
— Прости. Я думала, автоответчик включён.
— Конечно, так и было. Я хочу видеть Кэнди.
Я направляюсь к двери, но Аллегра кладёт руку мне на грудь. Затем отдёргивает её, когда прикасается к доспехам.
— С ней всё в порядке. Это был всего лишь порез, и он был не слишком глубоким. Я залатала её, и дала снотворное. Она вырубилась на несколько часов. Ринко заботится о ней.
— Помяни чёрта.
Ринко бьёт Аллегру по плечу, когда распахивает дверь клиники. Она направляется прямо ко мне. Я готов к пощёчине, которая, я знаю, последует. Из-за меня пострадала её девушка. Я даже не буду пытаться остановить её. Рука Ринко взлетает вверх. Рубашка рвётся. От доспехов летят искры. Она снова делает взмах скальпелем, на этот раз целясь мне в горло. Я делаю шаг назад и ловлю её руку, с такой силой толкая её в дверь клиники, что задребезжали стёкла.
— Не трогай её! — кричит Аллегра.
Я и не собираюсь. Я вижу это по её глазам. Она одержима. Кто-то в Даунтауне развлекается. Ринко уже меня на дух не переносит, так что, скорее всего, было нетрудно залезть ей в голову и настроить напасть на меня. Я надеялся, что с появлением Аэлиты игры с одержимостью на время прекратятся. Возможно, по дороге из города мне следовало сжечь Ад. Возможно, мне следовало развесить больше шкур на заборах. Интересно, я был слишком ужасным Люцифером, или слишком милым? Ни то, ни то. Я был просто паршивым. И остаюсь просто паршивым. Я должен был это предвидеть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Дверь клиники снова открывается, и выходит Видок. У него ещё один скальпель и то же одержимое выражение дохлой рыбы во взгляде. Когда он поднимает руку, чтобы ударить меня, я разок вмазываю ему в челюсть. Недостаточно сильно, чтобы причинить ему вред. Ровно настолько, чтобы просто уложить его.
Аллегра встаёт между нами, таща за собой бедную ошеломлённую Ринко.
— Эжен. Старк. Что с вами не так? Прекратите.
— Он не слышит тебя. Он одержим. Как и была Ринко.
Ринко начинает приходить в себя. Аллегра опускается на колени рядом с Видоком и проверяет его глаза. Оглядывается на меня.
— Почему ты на меня так смотришь? — спрашивает она.
— В последнее время, когда один одержимый выходит из строя, появляется другой. Я думал, ты следующая возьмёшься за скальпель, но, наверное, у тебя иммунитет из-за ангельского худу, с которым ты работаешь весь день. К счастью для нас обоих.
Ринко подходит и помогает Аллегре поднять Видока на ноги. Она странно смотрит на меня. Она понятия не имеет, как оказалась снаружи, почему порвана моя рубашка, и почему я одет как статист из фильма про Геркулеса.
— С Видоком всё будет в порядке. Когда у него в голове прояснится, он ничего не вспомнит.
Я обхожу их и открываю дверь. Аллегра смотрит так, будто готова и без одержимости прирезать меня.
— Нам не нужна твоя помощь.
Она ждёт, пока я отойду от двери, прежде чем завести Видока внутрь.
— Не я здесь злодей. Это меня пырнули ножом.
— В этот раз, — говорит Аллегра, закрывая за собой дверь. Я хватаю её прежде, чем она закрывается.
— Позаботься о Кэнди. И не подпускай к ней никого из этих двоих.
— Я знаю, как управлять своей клиникой.
— В самом деле? Твой персонал все конфликты улаживает поножовщиной?
Аллегра ничего не отвечает. Она пытается закрыть дверь. Я ей не даю.
— Когда я сделаю то, что должен сделать, то вернусь и проведаю Кэнди, нравится это кому-либо из вас или нет.
Я отпускаю дверь. Она закрывает её и запирает на ключ.
— Приятно видеть, что ты по-прежнему обладаешь волшебным контактом с людьми.
Голос у меня за спиной. Я узнаю его, потому что он принадлежит мне. Я оборачиваюсь и смотрю на себя. На святоше Джеймсе грязно-коричневые брюки цвета хаки и голубой свитер с второсортным логотипом на кармане. Он выглядит как я, если бы я был на одиннадцать лет моложе, ребёнком-мормоном на миссионерской работе. Я бы никогда в этом не признался, но мне странно и даже немного больно видеть себя без всех этих шрамов. Парня, которым я был до сошествия в Даунтаун, так давно не было, что я даже не помню его, а вот теперь смотрю на него, и это довольно скверно. Хуже всего то, что святоше Джеймсу, покровителю предателей, трусов, да и в целом придурков, это известно.
— Как там Небеса, приятель? Я имею в виду Голубые Небеса. Что, чёрт возьми, это такое? Что-то вроде таймшера-убежища с Ди Би Купером[199] и Амброзом Бирсом[200]?
— Я был готов убрать тебя с пути Видока, но, как обычно, ты решил проблему при помощи кулака. В последнее время ты лупишь друзей. Приятно видеть человека, расширяющего зону своих интересов.
— Единственная причина, по которой ты бы спас меня, то, что половина моей шкуры — твоя.
— Действительно, но здесь наверху у тебя не было ни капли здравого смысла, а Ад не помог тебе обрести хоть какую-то перспективу.
