Благороднейшая из благородных стояла у нас на пути, положив руки на синий пояс, словно в нем одном находила поддержку. Сегодня ее юбка была черной как ночь, но это еще больше оттеняло пронзительную белизну рубашки, простой, без всяких кружев и вышивок. Не попытались чем-то украсить свою одежду и слуги имения Фьерде, стоящие позади своей хозяйки, скорее наоборот, избавились от всего, что могло помешать…
Помешать действовать, конечно же.
Лицо эрриты выглядело безмятежно-спокойным, но словно передразнивая застывшие черты бальги, а не отражая то, что на самом деле творилось в душе женщины.
— Очередная молитва достигла небес? — невинно поинтересовалась Эвина.
— Как ей и полагалось, — подтвердил блондин.
— И в ней было упомянуто о прегрешениях, требующих искупления?
— Несомненно.
— И о душах, загубленных чужой волей?
Бальга чуть помедлил, но ответил:
— Человек всегда губит свою душу сам.
Эвина шутливо погрозила пальцем:
— Ой ли? Но если и так… Значит, хозяин отвечает за своих слуг, ведь они всего лишь исполняют приказы?
Не знаю, что подумал о начавшейся беседе сам Иакин Кавалено, а я, кажется, понимал, куда клонит благороднейшая из благородных. И искренне наслаждался сейчас ее стараниями.
— Хозяин всегда в ответе за тех, кто ему служит, — согласился бальга, хотя в его голосе и прозвучало некоторое напряжение.
— Очень хорошо.
Эвина коротко кивнула, и на камни площади из громоздкого свертка, притащенного откуда-то сзади слугами, выкатилось тело. Разумеется, мертвое. А еще мельком мне знакомое. Именно над ним эррита склонялась тогда, еще при первой нашей встрече в степи. Именно его внимательно разглядывала.
Блондин посмотрел на мертвеца, брошенного под ноги, и снова перевел бесстрастный взгляд на благороднейшую из благородных.
— К чему оно здесь?
Эвина танцующим шагом сделала круг, приближаясь к бальге, но отнюдь не затем, чтобы шептать ему на ухо: голос эрриты прозвучал так громко, чтобы даже задние ряды зевак могли расслышать каждое слово.
— Этот человек умер несколько дней назад. Но не своей смертью, нет. Он пал от рук путешественников, осмелившихся дать отпор «степным бродягам».
— Зачем мне знать все это?
— Затем, что… — Благороднейшая из благородных улыбнулась еще невиннее. — Этот человек напал на путешественников. Но он не был «бродягой». Не мог им быть.
— Многие люди жаждут наживы, — осторожно заметил блондин.
— Но немногие при этом находятся на вашей службе.
Это был хороший удар. Продуманный, точный, пробивающий защиту. Захотелось даже крикнуть эррите: «Браво!»
— Рино Гаэно покинул отчий дом, чтобы вступить в ряды бальгерии. Ведь так, эррита?
Из-за спин слуг Эвины выступила немолодая женщина, закутанная в скорбно-черное покрывало поверх платья из небеленого полотна.
— Мой мальчик грезил этой службой, — под твердила она.
— Мог ли он перейти на сторону разбойников, нападающих на обозы? — уточнила благороднейшая из благорюдных, чеканя каждое слово.
— Только не Рино! Он ни за что бы не преступил человеческие законы!
— Что вы хотите доказать? — спросил бальга.
— Совсем немногое. К примеру, то, что «степные бродяги» взялись не из ниоткуда, и если и удовлетворяют жажду наживы, то не свою, а… — Эвина сделала долгую-долгую паузу, во время которой все слушатели и зрители невольно затаили дыхание. — Вашу!
— Чушь, — спокойно ответил блондин.
— Мертвое тело — тому подтверждение. К тому же… Вы ведь сами и убили его. Очередным вашим приказом.
Левая бровь блондина чуточку приподнялась. Я тоже немного удивился, ведь гибель тех разбойников уж точно не имела к бальге никакого отношения. Но похоже, эррита Фьерде считала иначе. И с блеском доказала свою уверенность:
— Рино Гаэно был убит человеком, в тот же день надевшим черный мундир.
Ну да. Тот бледный недокровка горел желанием сражаться. Но с демонами, а не с людьми. И это всего лишь совпадение…
Или нет?
— Мне ничего не известно о прошлом людей, принесших присягу бальгерии. Оно может быть любым. И оно остается лишь на их совести.
— И вы принимаете каждую присягу?
— Нет, — вынужден был сказать блондин.
— А что же говорит в пользу того или другого человека? Уж не какие-либо особые заслуги?
Бальга промолчал. Наверное, зря, хотя вряд ли кто-то на его месте нашел бы достойный ответ прозвучавшему обвинению.
— К примеру, приказ уничтожить «бродяг», чьи лица и имена могли перестать быть тайной? — предположила Эвина.
Конечно, все ее выводы были выдумкой чистейшей воды. Но выдумкой логичной и разумной. А с подобной ложью всегда очень трудно справиться.
— Можете думать, что вам угодно, эррита.
— Это признание?
— Это разрешение.
Они смотрели друг на друга, внешне спокойные, но за взглядом каждого уже явственно бушевал огонь. Правда, если Эвину это пламя явно только раззадоривало, подсказывая новые и новые обманные финты, то бальга, вряд ли привыкший горячиться, легко мог совершить ошибку. И все же не совершил.
— Хозяин в ответе за своих слуг, — повторил блондин. — С этим вы не стали спорить. В ответе за приказы убить. Значит, и мне есть что спросить с вас.
Благороднейшая из благородных лукаво округлила глаза:
— И чью же жизнь я пожелала получить на завтрак, обед или ужин?
— Мою.
Толпа ахнула. Не испуганно, а скорее азартно, ведь не каждый день две главные силы города сталкиваются между собой, да еще движимые схожими намерениями.
— Это шутка? — Улыбка покуда держалась на лице Эвины, но уже с намного большим трудом, нежели прежде.
— Это правда. Вчера… вечером, когда я шел в свой дом, на меня напали. Слуги вашего дома.
Она и правда растерялась. Наверное, не отдавала никакого приказа вовсе.
— Мои слуги?
— Тело одного из них лежит у меня в погребах. Изволите подождать, пока я велю его доставить сюда?
Эвина пожала плечами. Бальга посмотрел на свою помощницу, и та, понимающе кивнув, отправилась исполнять поручение.
Не менее четверти часа понадобилось бы Танне, чтобы добраться до дома, причем бегом, срезая путь по переулкам, еще какое-то время — чтобы приготовить и нагрузить повозку, поэтому я приготовился стоять на жаре три четверти часа, а то и больше, но женщина вернулась намного раньше Можно сказать, с полпути. Вернулась растерянной, даже слегка обозленной, шепнула что-то на ухо бальге и отступила назад, глядя на благороднейшую из благородных с неподдельной ненавистью.
— Какие-то трудности? — спросила эррита Фьерде, видимо чувствуя, что удача вновь повернулась лицом именно к ней.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
