А привидением быть хорошо. Никакой еды, а потому и живот не пучит.
Лес встретил молчанием. Ни пересвиста птичьего, ни шелеста листвы. Только скрип песка под ногами демона.
- Я тогда шла в цепочке людей. Мор никого не щадил. – Дуня вспомнила спины усопших. Мужские, женские, детские… - Тогда так же, как сейчас было тихо.
- На тропе усопших всегда тихо.
Песчаная дорожка сделала резкий поворот вправо. Седые ели великанами обступили ее с двух сторон, заслонив собой тот немногий свет, что давало серое небо.
Дуня поежилась. И остановилась.
Прислушалась к чему-то.
- Я вспомнила. Здесь я услышала крики женщины.
- Усопшая? - демон засомневался. С чего бы мертвым кричать? На тропе их никто не тронет. Живые здесь не ходят. «Может, испугалась, увидев пролетающего демона?»
- Нет. Идущие по тропе молчали. И даже не повернули головы. А она кричала и кричала. И я никак не могла пройти мимо. Ведь так кричат роженицы. В муках. Мой долг был помочь, ведь я повитуха. Пусть и мертвая.
- Кто же здесь мог рожать? - удивился демон.
- Вот и я о том. Никто не обратил внимания, когда я сошла с тропы. Только ели никак не давали продраться, и я поползла под ними.
- На четвереньках?
-Да.
- Значит, сердце должно быть где-то здесь, - заозирался Кразимион. - Оно мешало бы тебе ползти.
Оба упали на колени. Раздвигали траву, приподнимали тяжелые еловые лапы, но сердца нигде не было.
- Я могла часть пути проделать на карачках. - Дуня присела, прижала мнимое сердце к груди и полезла за ели.
Кразимион встретил ее с другой стороны. Он просто перелетел высокий еловый забор.
Дуня поднялась, тряхнула головой и ударила милорда кулаком по плечу.
- Зачем только корячилась? Не могли и меня перенести?
- Для чистоты опыта, - не сдержал улыбку Кразимион. - Видишь, как многое ты вспоминаешь, если делаешь все в точности как в прошлый раз.
- Ой, а здесь должна быть поляна.
- Я видел ее там! - на этот раз Краз подхватил привидение и опустил в центре небольшой поляны.
- Вот! Вот здесь она лежала. На своих крыльях.
- Ты о женщине? - получив утвердительный кивок, демон обошел поляну.
«Какого черта? Крылатая рожающая женщина? Почему здесь, у тропы мертвых, а не за Порогом?»
- Какого цвета были у нее крылья? - демон наклонился и вытащил из-под примятой травы несколько перьев. Отобрал два: черное и белое.
Для жителей Обратной стороны и Заоблачного царства не было ничего удивительного в том, что спустя века перья сохранились. Как только врата, служащие порталом в мир людей, опустились на северный край Той Стороны, природа замерла в первозданном виде. Лишь сочные краски сменились унылым серым - цветом пепла, и убежало, уползло, улетело все живое.
- Я не знаю, забыла... - Дуня постучала по своей голове, досадуя, что не может вспомнить. И это помогло. - Свет! Меня на мгновение ослепил яркий свет!
- Ты принимала роды и ослепла от яркого света?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Нет, я даже не успела подойти. Роженице помогал какой-то мужчина. Длинные светлые волосы закрывали его лицо. Я только помню, когда закричала девочка, появилось такое яркое сияние, что мне пришлось зажмуриться.
- Почему ты уверена, что это была девочка?
- Роженица попросила разрешения попрощаться с дочерью. Она взяла ее на руки и закрылась крыльями, отгородившись от поднявшегося в полный рост мужчины. Пока я пыталась проморгаться, слышала шепот, перемежающийся всхлипами -женщина просила у дочери прощения. Потом протянула ребенка мужчине. Тот спросил: «Ты уверена?», на что крылатая женщина ответила, что ей нет места за Порогом.
- Сейчас ты вспомнила, какого цвета были у нее крылья? Белые? Черные?
- Я не могу сказать с уверенностью, ведь перед глазами у меня плыли цветные круги, но мне показалось, что они не были ни черными, ни белыми.
- Красными?!
- Точно не красными, - Дуня для верности закрыла ладошками глаза. - Они были какими-то пестрыми. Может грязными?
- Что было потом? Ты видела лицо мужчины?
- Нет, он все время стоял ко мне спиной. А женщина плакала и просила у него забвения. Мне стало так жалко ребеночка, который никогда не увидит мать, ведь я понимала, что единственный способ забвения - это смерть.
- Он убил ее?
- Сначала он утешил ее. Сказал, что она не будет мучиться. В его силах вернуть ее в мир людей, где она заново родится, проживет счастливую жизнь и ни разу не вспомнит ни его, ни их родившуюся во грехе дочь. Да, так и сказал, родившуюся во грехе. Потом он обнял крылатую женщину и крепко поцеловал. Когда он распустил объятия, женщины уже не было, лишь в воздухе кружились перья. Я от неожиданности вскрикнула. Мужчина обернулся, и меня охватил такой страх, что я кинулась, куда глаза глядят. Видимо тогда я и обронила свое сердце. Я не помню, когда стала привидением. Я пришла в себя, плывя в воздухе. И если бы мой балахон не зацепился за ветку дерева, возле которого вы меня нашли, неизвестно, куда бы меня занес ветер. Мамочки! И сколько же веков я там провела? - Дуня в ужасе схватилась за горло.
Краз повертел перья в пальцах и засунул их во внутренний карман. Дуня, непрестанно вздыхая, медленно пошла вдоль елей, окружающих поляну, на которой когда-то разыгралась душещипательная драма.
- Ой, а вот мое сердце! - Дуня наклонилась и вытащила из травы маленький серый комочек.
Когда демон опустил Дуню на тропу усопших, она молча пошла в сторону Порога, чей дым застилал полнеба. Ближе к вратам ее втянуло в череду усопших. Кразимион никогда не видел, как изменяются привидения, прибыв в последнюю точку скорбного пути, но его не могло не поразить, что теперь, идя за спиной какой-то женщины, Дуня мало чем отличалась от нее. Она перестала быть прозрачной. К Иванке Пух вернулись краски: балахон оказался коричневого цвета, а волосы, как и говорила Дуня - ярко рыжими. Ее лицо густо усыпали веснушки.
«Она на самом деле была Солнечным Лучом», - с грустью подумал Кразимион.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Мне страшно, - перед самыми вратами она обернулась на демона.
Огонь поглотил балахон, панталоны с кружавчиками и маленькую книжку, которая так долго служила своей хозяйке.
Дуня шла медленно, не видя ничего вокруг, кроме огромных весов, которые равнодушно замерли в ожидании следующего сердца.
