Легко можно понять, что Испания была крайне недовольна условиями, на которые ее обязал Четверной союз. Последовавшие затем двенадцать лет назывались годами мира; но мир этот был весьма непрочен и изобиловал элементами будущих войн. Три большие обиды заставляли страдать Испанию: захват Австрией в свои руки Сицилии и Неаполя; занятие Англией Гибралтара и Магона и, наконец, обширная контрабандная торговля, практиковавшаяся английскими купцами и при посредстве английских кораблей в Испанской Америке. Мы увидим, что Англия была главным деятелем всех этих обид, и поэтому она была и главным врагом Испании, но Испания была не единственным врагом Англии.
Спокойствие, наступившее после падения Альберони, каково бы оно ни было, являлось главным образом следствием характеров и политики двух министров Франции и Англии, которые сошлись в желании общего мира. Политика французского регента и ее основания нам уже известны. Движимый теми же побуждениями, а также желая загладить случайную обиду, нанесенную Англии, Дюбуа добился для нее еще одной уступки от Испании, вдобавок к коммерческим привилегиям, данным ей по Утрехтскому миру, а именно — права ежегодной посылки корабля для торговли в Вест-Индию. Говорят, что этот корабль, стоя всегда на якоре, непрерывно снабжался товаром с других судов, так что новый груз поступал на него с одного борта тотчас же, как старый свозился на берег с другого. Дюбуа и регент оба умерли во второй половине 1723 года, после восьмилетнего управления страною, в котором они изменили политике Ришелье союзом с Англией и Австрией и пожертвовали в их пользу интересами Франции.
Регентство и номинальное управление Францией перешло к другому члену королевской фамилии; но действительным правителем был кардинал Флери, наставник молодого короля, которому было теперь тринадцать лет. Усилия приближенных короля сместить Флери имели результатом только дарование последнему звания, а также и власти министра в 1726 году. В это время сэр Роберт Уолпол сделался первым министром в Англии, с влиянием и властью, которые дали ему практически полное руководительство политикой государства. Главным желанием обоих, Уолпола и Флери, был мир, особенно в Западной Европе. Франция и Англия поэтому продолжали действовать сообща для достижения этой цели, и хотя им не удалось совершенно заглушить всякий ропот, тем не менее в течение нескольких лет они успешно предотвращали возмущение. Но если цели двух министров таким образом согласовались, то мотивы, побуждавшие их к одинаковому образу действий, были различны. Уолпол желал мира по причине все еще не решенного вопроса об английском престолонаследии и для мирного роста английской торговли, которая, так сказать, всегда была перед его глазами, а вероятно также и потому, что из-за своего властного характера он не терпел равных себе в правительстве и боялся войны, которая могла бы поставить рядом с ним более сильных людей. Флери, которому нечего было беспокоиться ни за трон, ни за свою собственную власть, желал, подобно Уолполу, мирного развития своей страны и уклонялся от войны вследствие любви к покою, естественной в его преклонном возрасте, ибо ему было семьдесят три года, когда он принял министерский портфель, и девяносто, когда смерть взяла от него этот портфель. При его мирной администрации благосостояние Франции усилилось. Даже турист мог заметить перемену в физиономии страны и народа, тем не менее может явиться сомнение, была ли эта перемена обязана правлению спокойного старца или только естественной жизненности народа, не истощавшегося более войною и не изолированного от остального мира. Французские авторитеты говорят, впрочем, что земледелие в стране не оживилось. Несомненно, однако, что морское процветание Франции оказало удивительные успехи, благодаря, главным образом, отмене торговых стеснений в годы, непосредственно следовавшие за смертью Людовика XIV. Вест-Индские острова особенно разбогатели, и их процветание естественно разделялось и теми портами метрополии, которые вели с ними торговлю. Тропический климат Мартиники, Гваделупы и Луизианы и обработка полей там невольниками хорошо гармонировали с отеческим полувоенным управлением, которое свойственно всем французским колониям, но которое дало менее счастливые результаты в более суровом климате Канады. В Вест-Индии Франция в это время добилась решительного преобладания над Англией, доходность одной только французской половины Гаити была равна доходности всех английских Вест-Индских владений, и французские кофе и сахар вытесняли английские с европейских рынков. Французские историки говорят также о подобном же превосходстве французов над англичанами в средиземноморской и левантской торговлях. В то же самое время Ост-Индская компания оживилась, и ее складочный пункт во Франции, которого самое название Лориан (L'Orient) говорит о сношениях с Востоком, быстро сделался блестящим городом. Пондишери на Коромандельском берегу и Чандер-Нагор на Ганге, главные основы французской силы и торговли в Индии, быстро развивались; Бурбон (ныне о. Соединения) и Иль-де-Франс (теперь о. Маврикия), положение которого так удобно для господства на Индийском океане, сделались — один богатой земледельческой колонией, а другой сильной морской станцией. Монополия большой компании была ограничена торговлей только между отечественными портами и главными станциями в Индии, торговое мореходство по индийским морям было открыто частной предприимчивости и развивалось еще быстрее. Это большое движение — всецело дело частной предприимчивости и даже встречавшееся с недоверием правительства — олицетворялось двумя деятелями, Дюпле (Dupleix) и ла Бурдоннэ (La Bourdonnais), которые — первый в Чандер-Нагоре, а второй в Иль-де-Франсе — вызывали к жизни и направляли все предприятия, созидавшие силу и славу Франции в восточных морях. Начавшемуся движению, сделавшему Францию соперницей Англии на Индостанском полуострове и открывшему ей на момент перспективу великого владычества там, — которое, однако, украсило новым титулом королеву Великобритании, было суждено в конце концов сократиться и свестись к нулю перед морской силой Англии. О развитии французской торговли в рассматриваемую эпоху, явившемся следствием мира и отмены ограничений и не обязанного ни в каком смысле правительственному покровительству, свидетельствовал рост французского коммерческого флота: число судов в нем возросло — в течение двадцати лет, последовавших за смертью Людовика XIV, когда оно не превосходило трехсот — до тысячи восьмисот. Это, по словам французского историка, опровергает "порожденные нашими несчастиями печальные предубеждения, будто Франция неспособна к морской торговле — единственной торговле, которая бесконечно расширяет силу нации вместе со сферою ее деятельности"[78].
Это свободное и счастливое проявление деятельности народа далеко не вызывало одобрения со стороны Флери, который, казалось, смотрел на него с недоверием курицы, высидевшей утят. Он и Уолпол сходились в желании мира, но Уолпол был обязан считаться с английским народом, который чутко относился ко всякого рода соперничеству на море и в торговле. Сверх того, Флери унаследовал несчастную политику Людовика XIV: его взоры были обращены на континент. В самом деле, он не желал следовать политике регентства и ссориться с Испанией, а скорее склонялся к сближению с ней; и хотя, вследствие непрерывной вражды Испании к Англии, он не был в состоянии достигнуть этого без пожертвования своею мирною политикой, тем не менее его заботила главным образом мысль об усилении положения Франции на суше через утверждение принцев дома Бурбонов, где только можно, и установлением связи между ними фамильными союзами. Что же касается военного флота, то при Флери он все более и более падал. "Французское правительство отвернулось от моря в тот самый момент, как нация, деятельностью частных предпринимателей, делала усилия опереться на него". Число судов упало до пятидесяти четырех линейных кораблей и фрегатов, бывших большею частью в плохом состоянии и даже, когда война с Англией угрожала Франции в течение пяти лет, последняя и тогда имела только сорок пять линейных кораблей на девяносто английских. Разница эта предсказала результаты последовавших затем войн, длившихся четверть века.
В течение рассматриваемого периода Уолпол, полагаясь на содействие Флери, решительно восстал против открытой войны между Англией и Испанией. На затруднения, причинявшиеся раздражавшими и угрожавшими действиями последней страны и тех союзников, каких от времени до времени ей удавалось привлекать на свою сторону, Англия отвечала, и в течение некоторого времени успешно, морскими демонстрациями, напоминавшими о той морской силе, которую признавала и перед которой склонялась одна нация за другой. В 1725 году испанский король и император согласились прекратить свою продолжительную распрю и подписали в Вене трактат, который секретно обязывал импера-: тора поддерживать притязание Испании на Гибралтар и на Порт-Маон силой оружия, если это будет необходимо. Россия также выказала желание присоединиться к этой конфедерации. Между Англией, Францией и Пруссией был заключен контр-союз; и английские флоты были посланы: один в Балтийское море, для устрашения царицы, второй — к берегу Испании, в угрозу ее правительству и для защиты Гибралтара, и третий — в Порто-Белло, в Карибское море, для блокады флота собравшихся там галионов и для того, чтобы прекращением сообщений напомнить испанскому королю одновременно и об его зависимости от американской монеты и об английском господстве на океанском пути, через который она доставлялась ему.
