нигде нет!
Сердце ухает в пятки. Входная дверь в спальню открыта.
Да нет! Да ну нет! Он с ума сошел?! Что он творит? Боже, я же просила!
Я подрываюсь с места и вылетаю в коридор. Паника накрывает с головы до ног, когда я слышу шаги на лестнице и голоса родителей внизу. Рычу шепотом:
– Миша! – и несусь за ним следом. – Миша, стой!
Поздно. Догоняю я его, когда он уже оказывается в гостиной, а родители оборачиваются, удивленно замолкая. Я замираю за спиной своего Дикаря и вижу, как от шока округляются глаза папы и хватается за сердце мама.
Делаю рывок вперед и открываю рот, планируя выдать какую-нибудь оправдательную ересь, э-э-э… тут же его закрывая. Потому что папа протягивает Мише руку, спрашивая растерянно:
– Михаил Русланович, какими судьбами?
– Доброе утро, Леопольд Георгиевич, – пожимает протянутую ладонь отца Миша. – Боюсь, у меня есть к вам разговор, который может вам не понравиться.
У меня душа со свистом выходит из тела. Я в полном охреневании перевожу взгляд с Миши на отца и обратно. Ничего не понимаю! Они что… знакомы?
Глава 35. Зять
Мила
Пребывая все в том же состоянии сильного шока и легкой потери в пространстве мы всей компанией дружно перемещаемся на нашу просторную кухню. Мама суетливо разливает по чашкам чай. Папа с Мишей переглядываются загадочно и… молчат.
Я машинально выставляю на стол домашнее печенье и разливаю по пиалушкам варенье, все время косясь на Румянцева. Руки подрагивают от желания ненароком перевернуть всю эту липкую сладкую вкусность ему на голову. Миша знает моего отца. Они знакомы! Охренеть не встать просто! Чувствую себя обманутой и кинутой…
Мы все так же молча рассаживаемся за стол. Я по правую руку от Миши. Мама с папой напротив нас. Все хватаются за кружки, из которых вьется ароматный дымок. Я не выдерживаю напора собственной обиды и шиплю:
– Кто-нибудь что-нибудь мне объяснит? Папа? Миша? Откуда вы знаете друг друга?
Перевожу взгляд с одного на другого. Папа делает глоток чая и отставляет кружку. Почесывает подбородок – его любимый жест, когда он крайне озадачен – и говорит:
– Михаил – генеральный директор частной охранной фирмы, которая набирает и контролирует парней из службы безопасности в моей, да и не только в моей компании. Отличный спец, строгий и пунктуальный управленец и просто человек, который быстро и качественно решает разного рода вопросы. Я удовлетворил твое любопытство, дочь?
– Чего? – фыркаю, посмеиваясь. – Фирма? Генеральный директор? Серьезно?
Моей радости никто за столом не разделяет. Тогда я уже на полном серьезе оглядываюсь на Мишу, тараща в неверии глаза, переспрашиваю:
– Так ты… ты не фермер что ли? И не тракторист? Ты мне врал?!
Румянцев протестующе передергивает плечами:
– Не врал, Милка, а умалчивал. Я просто разносторонний человек.
– Разносторонний человек? Ты угораешь, что ли?
– Милена, – шикает мама, – не выражайся!
– Миша?!
– Я потом тебе обязательно все расскажу, принцесса. Обещаю.
– Ты просто…
– Милка? – перебивает меня папа. – Принцесса? – вопросительно заламывает бровь. – Занятно. Мы-то с Михаилом Руслановичем работаем давно, а вот как познакомились вы, дочь, позволь узнать, особенно учитывая вашу, так сказать, разницу в возрасте? – я захлопываю рот. – И каким образом вы оказались у нас дома сегодня утром, Михаил? Расскажите?
– Расскажу, отчего же нет, Леопольд Георгиевич. Это как раз тот самый разговор, который может вам сильно не понравиться.
– Полагаете?
– Предполагаю. Вы меня знаете, медлить я не люблю, говорю все прямо и вопросы решаю конкретно. Да – да, нет – нет. Третьего не дано.
– Знаю. Это я в тебе и уважаю, Михаил.
– Прекрасно. Тогда перейдем к сути?
– Пожалуй.
Миша откашливается и выдает и глазом не моргнув:
– Я люблю вашу дочь, Леопольд Георгиевич.
– Уф… – выдыхаю я испуганно.
– Ой… – охает мама.
– Надо же, – хмыкает папа.
– Я собираюсь сделать вашей дочери предложение руки и сердца и хочу попросить у вас благословения, – продолжает Миша.
– А если я его не дам? – щурится родитель.
– То я прекрасно обойдусь и без него, – улыбается мой Дикарь. – Ваше одобрение мне будет приятно, но по факту – если не получу его, мои намерения в адрес вашей дочери не изменятся.
У меня от такой наглости аж вся обида в горле застревает невысказанным потоком бранных слов! Я замираю. Это было очень дерзко! Офигенно смело! Хотя, чего еще ожидать от Миши? Он “соломки подстилать” точно не будет. Не такой он человек.
– Даже так? Украдешь?
– Украду.
– И даже против воли самой Милены?
– Исключительно с ее позволения и согласия.
На мои щеки натекает алый-алый румянец, а сердце набирает разгон до сверхсветовых скоростей. Мама хватается за сердце. Папа хмурится и замолкает. Смотрит, то на меня, то на Мишу оценивающе. Только долгие мгновения спустя наконец-то задумчиво кивает, будто в подтверждение своим мыслям. Поднимается из-за стола. И, под взглядом трех пар глаз, достает из мини-бара бутылку дорогого коньяка, который на прошлый юбилей ему презентовали коллеги.
У меня от удивления лезут глаза из орбит, а мамина челюсть ударяется о стол. Звонко так. С клацаньем! Чтобы Серебряков Леопольд Георгиевич пропустил хоть стопку утром? Чтобы па позволил себе выпить в будний день? В жизни такого не было!
Все плохо. Все очень-очень плохо!
Я нащупываю под столом запястье Миши, вцепившись изо всех сил. До судороги в пальцах. Миша приободряюще сжимает мою коленку. Он, в отличие от меня, спокоен, как черт.
– Что ж, – говорит папа, – рано или поздно это должно было случиться, – следом за коньяком, доставая два бокала рокс. – Думаю, дальнейший разговор пройдет в сугубо мужской компании и без нежных женских ушей. Прошу, Михаил Русланович, пройдемте в мой кабинет.
Миша
С Леопольдом Георгиевичем я знаком достаточно, чтобы словить по его хмурой физиономии, что мужик пребывает в растерянности. И я даже могу его понять. Реально.
С одной стороны, я знаю, какой он дотошный и правильный человек, и, больше чем уверен, берег свою принцессу-дочку для самой
