— А в общем — все равно та же история. Патрули, комендантские часы, объявление чрезвычайных положений. Я уже не говорю о наркотическом угаре…
— Ну, с наркомафией мы так или иначе покончим. И извращенцев рано или поздно изолируем…
— Да нет же, нет! В том-то и дело, что ни с чем мы и никогда не покончим. Проблемы либо остаются вечными, либо сменяются родственными, а зачастую более серьезными и неразрешимыми. Уж поверь мне, извращенцы — не выдумка двадцатого пресыщенного века. Все эти розово-голубые меньшинства процветали в равной степени во все века, только что называлось это иначе. И воевали всегда с увлечением, и пили, забывая меру, а если даже эта мера существовала, значит, существовало что-то и более страшное, что не давало разгуляться человеческим страстям.
— Что же это еще такое?
— Какая-нибудь иная страсть, иной порок — скажем, железобетонный режим, общенациональный террор. Сообщество палачей, надзирающих за сообществом узников. И пусть узников — большинство, можно не сомневаться, что среди палачей и надзирателей увлечение алкоголем, наркотиками и прочим принимало такой беспредельный размах, что с лихвой компенсировало воздержание большинства. Словом… не стоит изобретать велосипед. Все давным-давно придумано, а в особенности — все злое. И золотых времен, увы, никогда не существовало. Эпоха Ренессанса — убедительнейшее тому подтверждение. Сочетание дыбы и Сикстинской мадонны, крестовых походов и Моны Лизы…
Штольц промычал что-то, скрипнул колодками и переступил с ноги на ногу.
— Слушай, а вдруг их сейчас это… пытают, а? Накручивают эти твои жгуты на голову или на руки…
— Что? Какие жгуты? — Увлеченный собственными философскими экскурсами, Дювуа не сразу сообразил, о чем говорит капрал.
— Ну да!.. Мы тут базарим о Барбароссе, а они там корчатся… Вот осел-то! И не подумал даже об этом…
— Что ты собираешься предпринять?
— Хватит! Будем выбираться отсюда. Самым свирепым образом…
Дювуа с изумлением услышал, как с треском лопнуло дерево, а следом зазвенели разрываемые цепи.
— Как же она мне надоела! Всю шею стерла, зараза!.. Где ты там? Тут, что ли? — Крепкие пальцы ищуще ткнулись в грудь историка. — Зажмурься на всякий случай…
Дювуа послушно зажмурился. А в следующую секунду с удивлением ощутил, что свободен. Абсолютно свободен.
Глава 20
Находящиеся в помещении едва успели повернуть головы на грохот. Рослый монах, стоявший в дверях, полетел на пол от крепкого тумака. Двое голых мужчин ворвались в зал.
— Вот они, наши автоматики! Что я тебе говорил? Я свои вещи нюхом чую!.. — Штольц приблизился к коллегам епископа. — Ну что, орлы, побеседуем?
Навстречу капралу, не слишком, впрочем, решительно, выступил охранник с мечом. Короткий клинок, блеснув матовой голубизной, чуть-чуть коснулся мускулистой груди Штольца. Капрал презрительно фыркнул.
— В ножны булавки, отцы преподобные! В ножны, пока не разозлили!..
Быстро присев, он метнул вперед левую руку. Обнаживший меч стражник задушенно вскрикнул и повалился. Выпрямившись, Штольц с укоризной погрозил пальцем.
— Бью подло и сильно. Поэтому предупреждаю сразу: без шуток и актов террора, иначе либо убью, либо изувечу.
Подвывая на тонкой ноте, стражник извивался на полу. Растопыренными пятернями он держался за низ живота. Капрал же неспешно подобрал оброненный клинок и без усилий переломил о колено. Демонстративно швырнул обломки к ногами епископа.
— Булат или не булат — это мне все равно, но лучше бы вам более со мной не заигрывать. — Штольц мрачно оглядел нахохленных людей в рясах и с неожиданной силой, заставив вздрогнуть даже Дювуа, рявкнул: — А ну, на пол, засранцы!..
Епископ Карно и отец Корнелий, путаясь в подолах, торопливо опустились на колени и с некоторой опаской легли на животы.
— Руки за спину! Вот так… А ногами друг к дружке, нехристи. — Штольц сорвал с окна темную штору и в полминуты связал между собой служителей инквизиции. — И не гундеть мне! Носы расквашу…
— Тут вроде все в порядке. — Дювуа уже надевал свою прежнюю одежду. — Компьютеры, морской комплект «Универсал-2», опреснители… Даже исподнее уцелело.
— Еще бы! Я бы им тут устроил! За исподнее-то!.. Черт! А где движок?
Штольц пошарил среди вещей.
— Потеряли, подлюки! И силовой блок разбит. Мечом, стервецы, полоснули…
— Надо бы спросить у них, где Макс с ребятами.
— Не волнуйся, сейчас они нам все расскажут, и самым подробным образом… Куда?!
Штольц прыгнул, заметив, что очнувшийся монах, поднявшись, семенит к выходу. Но бегству не суждено было состояться. Тяжелая дубовая дверь распахнулась от крепкого толчка, повторно сбив незадачливого беглеца. В зал вошло двое в монашеских сутанах.
— Осторожнее, Дювуа!..
Но историк уже опустил ствол автомата, разглядев вошедших.
— А Микки?.. Где Микаэль? Сбросив с головы капюшон, Макс сделал красноречивый жест.
— Судя по всему, его закололи.
— Черт! — Штольц сморщился, словно от зубной боли. — Вот твари!..
Стражник, на свою беду, справившись с болью, попытался сесть, и капрал тотчас наградил его свирепым пинком. Рослого воина подбросило как тряпичный куль. Так швыряет вверх зазевавшегося пикадора разъяренный бык.
— Ну, иуды!.. — С искаженным от бешенства лицом капрал ухватил обоих святош за одежду, рывком поднял с пола. — Молитесь, отцы святые! Полетите в окно…
— А-ат-ставить! — скомандовал лейтенант.
На подчиненного он не глядел. Перебирая сваленный на кусок холста знакомый скарб, он морщил лоб, восстанавливая перед мысленным взором список экспедиционного имущества. Оружие, приборы, ременная упряжь, сумки, одежда — все здесь было перемешано в полнейшем беспорядке.
— Слышишь, капрал? Бросай этих оболтусов и приводи себя в порядок.
— У-у-у!.. — Штольц оттолкнул от себя связанных, и, не удержавшись, они тотчас повалились на пол.
— Одевайся. — Макс бросил ему куртку и штаны. — А с ними мы еще побеседуем.
— И чего чикаться! Выкинуть в окно — и все. Там высоты метров пятнадцать.
— Почикаемся, Штольц, почикаемся! Вопросов у нас к этим субчикам предостаточно. Без малого — триста тридцать три. И еще один — от меня лично. Насчет Микки…
* * *
Гнедой скакун мчал во весь опор. Пригнувшись к холке, Рюм не оглядывался. Отряд Венетто стлался за ним, стараясь не отставать. Навряд ли им было понятно его состояние. Черный Кардинал впервые выказал явные признаки смятения. Слишком уж спешно пустились они в путь, и никогда раньше от Рюма Лучано не слышали столь противоречивых команд.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
