Сейчас слуги как раз очищали дорогу перед адмиралом и его многолюдной свитой, поэтому улица, на которую выехал Джек, была совершенно пуста. Лакей в голубой ливрее шагнул навстречу, глядя на деревянные башмаки и костыль: видимо, принял Джека за крестьянина, угнавшего рабочую лошадку. Джек слегка тронул поводья, словно говоря Турку: «Давай!» Турок, взяв с места в карьер, сбросил лакея в канаву с дерьмом. Джек натянул поводья. Между ним и адмиралом было ещё несколько слуг, но они, видя, что произошло с их товарищем, жались к стене.
Адмирал был невозмутим. Он смотрел на Джековы сабо. Джек сбросил башмаки, и они с деревянным стуком упали на мостовую. Ему хотелось сказать что-то умное в том смысле, что лягушатники вечно смотрят на форму, а не на суть. Замечание было бы вполне уместно здесь и сейчас, ибо относилось заодно к их предполагаемой неспособности распознать превосходные качества Турка. Однако в нынешнем помрачении рассудка он не мог сформулировать этого даже на английском.
Кто-то решил, что он опасен: молодой человек в наряде гвардейского капитана выехал вперед и достал шпагу, ожидая, что Джек сделает дальше.
— Сколько бы вы дали за эту клячу? — выкрикнул Джек и, поскольку разбирать костыль было некогда, поднял его, как рыцарское копьё, упёр перекладиной в рёбра и пятками сжал Турку бока. Свежий ветерок приятно обдувал босые ступни. Выражение сдержанного недоумения на лице капитана Джек запомнил до конца дней. Те, кто был за ним, сдали назад; только тут капитан осознал, что попал в невозможную ситуацию, и сделал попытку отклониться. Костыль ударил его в предплечье и, вероятно, оставил серьёзный синяк. Джек проехал через адмиральскую свиту и поворотил Турка — не так быстро, как хотел, но всем этим адмиралам, полковникам и капитанам тоже предстояло развернуться, а кони у них были не так хороши, как у Джека.
Один, вороной красавец под седоком в парике и лентах, заартачился. Сейчас он стоял поперёк улицы, боком к Джеку.
— Так сколько за этого великолепного аргамака? — вопросил Джек и снова послал Турка вперёд. Тот, разогнавшись, грудью сшиб вороного — конь рухнул, взметнув копыта, а ничего не ожидавший всадник отлетел в соседний квартал.
— Я куплю его прямо сейчас, Джек, — произнёс по-английски смутно знакомый голос, — если перестанешь выдрючиваться.
Джек взглянул на говорящего. Первой мыслью мелькнуло: бывают же такие красавцы! Второй: это Джон Черчилль!.. На вполне приличном коне рядом с Джеком.
Кто-то пробивался к ним, крича по-французски. Джек в первое мгновение не понял зачем, но тут Черчилль, не сводя с него глаз, выхватил рапиру, крутанул её — показалось, через кулак, — и отвёл вниз удар, направленный Джеку в сердце. Клинок на несколько дюймов вошёл в бедро. От боли Джек очнулся и понял, что всё происходит на самом деле.
— Боб шлёт приветы из солнечного Дюнкерка, — сказал Черчилль. — Если заткнёшь хлебало, есть бесконечно малый шанс, что тебя не замучают до смерти прямо сегодня.
Джек промолчал.
Амстердам
апрель 1685
Искусство Войны столь хорошо изучено и столь хорошо повсюду известно, что ныне набитый кошель побеждает острую шпагу. Если есть страна, жители которой менее других воинственны и способны к ратному делу, но при этом богаче соседей, они вскоре превзойдут тех мощью, ибо деньги — сила.
Даниель Дефо, «План английской торговли»
— Это было фантастически, мадемуазель, лучше францу…
Словно тихий пруд, в который мальчишка швырнул пригоршню камней, красота Монмута, озарённая золотым светом амстердамского вечера, затуманилась рябью мысли. Брови пошли вверх, губы оттопырились, глаза, возможно, немного скосились к носу — трудно сказать, учитывая их с Элизой нынешнюю позу — прямиком с индуистского фриза.
— В чём дело?
— Осуществили ли мы… э… соитие в ходе этого… э… акта?
— Пфу! Вы что, папист, которому надо вести перечень своих грехов?
— Мадемуазель, вы прекрасно знаете, что нет, но…
— Так вы ведёте подсчёт? Как завсегдатай таверны, который гордится записанным на стене рядом с его именем числом пинт и кварт — только в вашем случае это женщины?
Монмут попытался изобразить возмущение. Однако поскольку сейчас его тело содержало меньше жёлтой желчи, чем когда-либо с детства, даже возмущение получилось расслабленным.
— Не вижу ничего дурного в желании узнать, кого я поимел либо не поимел! Мой отец — упокой, Господи, его душу — имел попросту всех! Я всего лишь первый и главный из легиона королевских ублюдков! Негоже было бы терять счёт…
— …вашим королевским ублюдкам?
— Да.
— Тогда успокойтесь: от того, что мы делали, никаких королевских ублюдков произойти не может.
Монмут принял менее экзотическую позу, а именно — сел и нежно уставился на Элизины соски.
— Послушайте, вы не хотели бы стать герцогиней или вроде того?
Элиза выгнула спину и рассмеялась. Монмут перевёл взгляд на её пульсирующий пупок и скорчил обиженную мину.
— Что я должна сделать? Выскочить за какого-нибудь сифилитичного герцога?
— Разумеется, нет. Будьте моей любовницей, когда я стану английским королём. Отец всех своих любовниц сделал герцогинями.
— Зачем?
Монмут, шокированно:
— Так положено!
— У вас уже есть любовница.
— Каждый может иметь одну любовницу…
— А избранные — много?
— Что проку быть королём, если не можешь трахать кучу герцогинь?
— Ваша правда, сэр!
— Хотя не знаю, можно ли назвать траханьем то, что мы делали.
— То, что я делала. Вы только извивались и дёргались.
— Не правда ли, похоже на танец, в котором только один партнёр знает все па? Вы просто должны научить меня моей роли.
— Я польщена, ваша светлость, — означает ли это, что мы ещё увидимся?
Монмут, обиженно и чуть оробело:
— Я искренне предложил сделать вас герцогиней.
— Прежде вы должны сделаться королём.
Герцог Монмутский вздохнул и снова откинулся на матрац, подняв вихрь пыли, соломинок, клопов и мушиного дерьма — всё заискрилось в вечернем воздухе, словно нарисованное на полотне каким-нибудь Брейгелем.
— Знаю, это так утомительно. — Элиза отвела ему волосы со лба и аккуратно убрала за ухо. — Позже будете биться на полях ужасающих сражений. Сейчас мы едем в Оперу!
Монмут скривился.
— По мне, лучше сражаться.
— Там будет Вильгельм.
— Надеюсь, он не собирается ломать утомительную комедию на сцене?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
