К утру, когда ветер немного спал, Оскар столкнул в море лодку и подошел к останкам мережи. Все было кончено. Ему удалось подхватить кошкой хвостовой трос. В самом конце, там, где к нему прикреплялись блоки, он был перерезан. Да, это было сделано ножом, потому что при разрыве никогда не бывает таких ровных концов, всегда одни пряди длиннее, другие короче. Какой-то негодяй приложил руку к его ловушке! Сделано это было накануне, еще до бури, когда Оскар ушел на рыбацкий праздник.
Теперь он вспомнил еще два случая. Один произошел весной, другой — еще в прошлом году. Тогда, в самый разгар хода лосося, кто-то открыл куток его мережи, и весь улов ушел обратно в море. В тот раз Оскар подумал, что это произошло по его же вине, — наверно, забыл завязать куток. В другой раз были развязаны узлы крыла и поднято несколько якорей, так что мережа сжалась гармошкой и ни одна рыбина не могла в нее попасть. Тогда он тоже винил самого себя. Но теперь ему стало ясно, что в поселке завелся какой-то негодяй, который втихомолку преследует его. Откуда такое недоброжелательство, как бороться против неизвестного врага?
Оскар весь дрожал от ярости.
— Добраться бы мне до тебя, мерзавец! — простонал он.
На минуту в нем снова пробудился былой пыл. Каждый нерв дрожал от жажды борьбы, и он снова почувствовал себя прежним Оскаром. Его собственное несчастье и разорение всей округи ясно предстали перед глазами во всех грозных размерах. Выйти на берег и снова обрубить топором корни зла! Опять кого-то прогнать… Снова окунуться в общественную жизнь, собрать вокруг себя всех честных людей и смести с дороги этих торгашей, показать, что честный труд побеждает.
Но разве заставишь развалины снова подняться ввысь и стать прежним зданием? Анита — его душа — оставила его… Анита утрачена окончательно — ему не на что больше надеяться… И снова он погрузился в безразличие, ушел в себя, как улитка в раковину.
Хозяйство Оскара было окончательно разорено. Теперь и ему надо будет унижаться и влезать в долги. Он обратился к правлению кооператива за ссудой. Бангер и Осис поддержали его, но для выдачи ссуды нужно было получить согласие заместителя председателя правления Гарозы. Без его подписи ни один денежный документ не имел силы, этого требовал устав, принятый еще при основании кооператива.
— Поезжай в Ригу, — сказал Бангер, — добейся подписи Гарозы, тогда мы тебе выдадим деньги.
Ехать к Гарозе, злейшему врагу? Вот до какого унижения он докатился! Но Оскару больше ничего не оставалось делать: если не приобрести сетей, придется всю зиму просидеть на берегу, глядеть, как ловят другие.
Он ушел домой, переоделся и тотчас же отправился в Ригу.
3
Оскар поехал автобусом. Идти на моторке не имело смысла, раз он и сам не знал, сколько времени пробудет в городе. В Ригу он приехал уже во второй половине дня и сразу отправился на поиски Гарозы. На рыбном рынке он его не застал. Справившись у торговцев, где всего легче найти его, Оскар обошел несколько питейных на набережной, но и здесь ему не повезло; тогда он пошел к нему на квартиру, которая находилась в Старом городе, во втором этаже старинного дома. Дома была лишь прислуга. От нее Оскар узнал, что вечером вряд ли удастся увидеть Гарозу: он скорее всего уехал на взморье принимать дневной улов лосося. В таких случаях он возвращается поздно, иной раз после полуночи, и всегда навеселе, деловых разговоров тогда лучше с ним не заводить.
— Придите завтра пораньше, до того как барин уйдет на рынок, — сказала прислуга. — Как звать-то вас? Я бы доложила ему.
— Ничего не надо. Скажите, что из поселка Чешуи.
Оскару пришлось переночевать в городе. Два рабочих дня пропадали без толку, но делать было нечего — деньги нужны были до зарезу. Он пошел к брату. Раньше Роберт снимал небольшую меблированную комнату на улице Тербатас, а потом переехал на новую квартиру, в районе биржи, поближе к месту службы.
Брата Оскар застал дома. У него в это время сидел какой-то человек, в модном, бросающемся в глаза костюме, с высоко поднятыми, подбитыми ватой плечами. С приходом Оскара он поспешил распрощаться и уйти.
— Наконец-то в город заявился, — сказал Роберт, когда они остались вдвоем. — Наверно, по делам?
— Да, есть кое-какие дела, — уклончиво ответил Оскар. Он не хотел открывать Роберту причину приезда. Еще подумает, что от него ждут помощи, а Оскар ни за что не принял бы ее от брата. — Надо присмотреть, нет ли подходящего полотна для невода, пробки тоже нужны… А ты хорошо устроился, Роберт, — сказал он, осмотрев квартиру. Она состояла из двух комнат. В одной была кровать и новая тахта, вторая служила чем-то вроде кабинета — здесь стоял книжный шкаф, большой письменный стол, телефон. Вся обстановка была совершенно новая, красивая — видимо, недавно купленная.
— Ты один здесь живешь?
— Да. Получил повышение по службе, немного прибавили и жалованья. Пора обзаводиться хозяйством, до каких же пор мыкаться по чужим квартирам? А одному гораздо удобнее.
— Ясно.
— Без телефона тоже не обойтись, всегда найдется какое-нибудь срочное дело. И потом, разве успеешь обежать весь город? А так — стоит только позвонить, и все устроишь в два счета.
Роберт, видимо, хорошо зарабатывал и больше не трясся над каждым сантимом. В его способностях Оскар никогда не сомневался, и все же такой быстрый расцвет несколько удивил его: еще летом, когда Роберт гостил на взморье, это был несколько помятый, пришибленный нуждой молодой человек, а теперь все свидетельствовало о широком образе жизни.
Зазвонил телефон. Роберт подошел к аппарату. Оскар взял со стола какую-то книгу и стал ее перелистывать.
— Говорит Клява… Ах, это вы! Привет! Что вы сказали? Новый груз когда прибудет? Ну, это мы ждем к четвергу. Пароход вышел сегодня из Данцига. Наш представитель выезжает в Вентспилс сегодня вечером. Что? Да, да… В четверг можно будет выслать машину. А как с авансом? В среду? Хорошо, я зайду за ним. Позвоните мне завтра в полпятого, тогда будут более точные данные. Нет, пока ничего особенного не заметил, все в порядке. Пока!
Положив трубку, Роберт бросил на брата испытующий взгляд — не понял ли он что-нибудь из разговора?
— Дела, дела, — вздохнул он. — Фирма ждет пароход из Данцига… С апельсинами и виноградом. Справляются, когда надо выкупать таможенные документы и посылать в порт машину.
— Разве ваша фирма торгует фруктами?
— По преимуществу. Легко это сейчас не делается, Контингенты… валютная комиссия… на каждом шагу всякие формальности. Если берешься что-нибудь импортировать, возни хватает.
— Ведь ты как будто работал в какой-то угольной конторе. Разве это одна и та же фирма?
— Нет, там я только практиковался.
Оскар больше ни о чем не стал его расспрашивать.
Вечером Роберта опять вызвали на какое-то деловое свидание. Перед уходом он убрал все бумаги в ящики стола и запер их на ключ. Оскар лег спать рано и не слышал, когда вернулся Роберт. На следующее утро, уходя к Гарозе, он оставил брата спящим.
Было без четверти шесть, когда Оскар позвонил у двери Гарозы. Прислуга вышла ему навстречу с корзиной в руке.
— Входите смелее. Барин еще не встал, но он ждет вас.
Она впустила Оскара в переднюю, открыла дверь в комнату и сказала кому-то:
— Вчерашний пришел.
Тяжелый сонный вздох раздался за стеной:
— Пусть войдет.
— Идите, — кивнула служанка. Она подождала, пока Оскар вошел в комнату, а сама поспешила за покупками.
Оскар осторожно переступил порог. Прямо против двери он увидел большую кровать, и тут же в нос ему ударил острый запах пота. На ночном столике стояла пустая бутылка из-под водки и поднос с объедками копченой бельдюги. Кресло было завалено известными и неизвестными принадлежностями мужского одеяния; Оскар даже не мог догадаться, для чего служат некоторые предметы. Отекшее бледно-желтое лицо, глубоко утонувшее в подушках, повернулось к двери. Крошечные, еле видные из-за складок жира глазки сонно взглянули на Оскара, затем заморгали, и вдруг в них блеснуло веселое удивление. Послышался хриплый вздох:
— Вот так гость! Чего это ты так рано пожаловал? Ну, присаживайся, присаживайся, рассказывай, с чем пришел!
Скупщик попытался приподняться на локоть, но безуспешно. С протяжным стоном он повалился обратно на подушки. Чем дольше Оскар наблюдал лежавшего, тем больше удивлялся. Он довольно хорошо знал Гарозу, привык видеть его объемистую тушу, но то, что он увидел сейчас, было настолько чудовищно, что он мог поверить глазам. Казалось, не человек, а взбитая копна сена покоилась на кровати. Равномерно закругляющейся, почти изящной линией обрисовывался громадный, словно купол, живот, увенчивающий расплывчатую, освобожденную от преград живую массу, которая заполняла до самых краев всю широкую кровать, напоминая останки какого-то доисторического животного. Но при всех своих размерах это существо было беспомощнее ребенка: оно не могло ни самостоятельно сесть, ни сойти с кровати. Более смешного и вместе с тем отвратительного зрелища Оскар никогда еще не видел. И как этот человек мог напяливать на себя неизмеримо узкую, по сравнению с его объемами, одежду, которая лежала в кресле?
