— А кого вместо этого дебошира в начальники участка определили?
— Тут-то, скажу, удачно сложилось для нашей братии в участке — Тимофея Лукьянова. Он до того конным отрядом командовал. Когда мы за кассой на Татауровскую дачу двинулись, он нам лошадей давал.
— А ты мне про такого человечка не говорил… — подозрительно прищурился Бизин.
— А чо говорить-то? — махнул рукой Ленков. — С ним Мишка и Яшкой за продукты сговорились. У него семья большая, окромя больной жены то ли двое, то ли трое девок-соплячек, да вроде еще и бабка старая. Накорми их на милицанерские гроши! Вот он и откликается, не любопытствуя… Иль чо, думать, ежели б знал, для чево нам лошади потребовались… О-о! Ишшо и неизвестно, какой бы номер отколол! В партизанских командирах ранешне тоже идейный был!..
— Но нынче-то на живот работает, на прокорм домочадцев. Вот это самое то и есть! — оживился Бизин. — Подкармливайте этого новоиспеченного начальничка, а оплата с него потом будет! Еще покумекаем, как его к тебе целиком на службу поставить…
4
Двадцатисемилетний начальник пятого участка уездной милиции Тимофей Фомич Лукьянов на самом деле был назначен на эту немаленькую должность взамен спившегося Пакшина, которого временно исполняющий обязанности Главного правительственного инспектора милиции Антонов 21 ноября с треском отстранил от службы за «ярые наклонности употребления спиртных напитков, его буйный характер и сам факт стрельбы из револьвера в пьяном виде», в чем Пакшин отличился прилюдно 13 октября в поселении Домна, а пять дней спустя — в Чите.
До этого своего назначения Лукьянов несколько месяцев пробыл начальником конного отряда милиционеров, а начинал службу в милиции он в июле двадцать первого года младшим помощником начмилиции для поручений.
Коренной забайкалец, уроженец Татауровской волости и одноименного села, он с восторгом встретил народную власть, поэтому с приходом семеновцев убежденно подался в партизаны. Постепенно выдвинулся в командиры. Когда отгремели бои, вернулся в родное село, где его ждала старая мать, надорвавшаяся от непосильного труда на земле, жена и дочери-погодки, родившиеся еще до его славного партизанства. Когда же и до Татаурово дошли призывы идти на работу в милицию, после некоторых раздумий Лукьянов подал прошение о приеме на милицейскую службу.
Перебрались всем семейством в село Кенон, где была маломальская родня, заняли брошенную развалюху.
Жили Лукьяновы в крайней нужде, посему Тимофей с радостью хватался за любую возможность принести в семью кусок. После того как он дал Самойлову и Гаврилову шесть лошадей для поездки за продуктами, а потом грянуло известие о наглом ограблении кассы в Дровяной, Лукьянов предположил, что к этому вполне могут быть причастны отпросившиеся за провизией милиционеры.
Но тут же испугался своего предположения и постарался эти мысли запрятать подальше, памятуя о своей роли в обеспечении возможных налетчиков, а главное — о той радости, которую вызвали в доме привезенные Сарсатским мука и свиная ляжка.
Понятно, Лукьянов не преисполнялся восторгом от того, что с его назначением в пятый участок здесь вновь собралась прежняя мутная компания из конного отряда — Самойлов, Гаврилов, Милославский, Сарсатский… Но ожидаемого панибратства, к своему великому облегчению, не встретил. Вся четверка относилась к нему, как положено относиться к начальству, уважительно и послушно. Лошадей или еще чего больше не просили, но с продуктами постоянно помогали, причем в долг, великодушно соглашаясь подождать. Дескать, понимаем твою бедность, но чего же детишек голодом морить… Установка Бизина выполнялась.
— …Не спеши, Константин, брать быка за рога, — поучал Бизин. — Милицейского начальника корми, не разорит он тебя. Чем глубже коготок увязнет — тем гарантия больше, что птичка наша. Но покудова не спеши ему объявлять про увязшие коготки — рановато!
Бизин замолчал, тяжело поднявшись со стула, подошел к окну, потрогал вставленную в болт чеку, которая не давала вытащить болт с улицы и распахнуть ставни.
— А пришел-то ты ко мне с кем? С тем же востроносым? — неожиданно спросил Костю.
— Но… с Яшкой.
— Больше его сюда не води. Я с ним в одной камере сидел. Нечего ему меня видеть и знать. Филипп говорил, он корейца исполосовал без содрогания. Тот еще, выходит, душегуб… Но должен тебе, Костя, сказать… Я таких в свое время, когда при каторге жил, повидал! Чем больший злодей, тем больше за свою жизнь боится, а посему быстро на допросе разговаривать начинает. Имей в виду, а то этот новичок прямо за ординарца у тебя, как погляжу.
— У меня взгляд имеется! А нащет ординарца… В одном, мож, и за ординарца, а в другом — мелка сошка…
Этот разговор состоялся у Ленкова с Бизиным незадолго до глупейшего Костиного влета у противочумной станции. Благо милицейские дружки подмогли…
Когда Костя снова появился у Бизина, тот озабоченно выслушал всю историю.
— Случай только и помог, Костя. Фамилия твоя и кое-какие приключения сыскарям уже известны. Поутру за тебя бы взялись. Филя мне сообщил, что нового начальника на угрозыск поставили. Характеризуют как мужика въедливого, опытного. До того на железной дороге милицией заправлял…
— Не он ли с меня тогда, по концу лета, на вокзале допрос и снимал? — проговорил Лейков, нахмурившись. — Ежели тот, то я тебе скажу! Зенки — что буравчики, насквозь высверливают! Опасный, гад…
— Вот что, Костя… На первой Чите и в Кузнечных опора у тебя крепкая, шикарная компания подобралась. Там и тебе надо подыскать хорошее пристанище, сколько можно цыганом кочевать из «хазы» в «хазу». Опять же фамилия твоя теперь — атаманское звание. Это, рассуди, по городу спокойно и не пройти — какие у тебя документы?
— Во, верно, одна сомнительная справка, что Гоха Ощенков выправил.
— О-о! А надо такие бумаги, чтоб все было чинно, гладко и благородно. Остановят с проверкой, а ты — мандат!
— Это неплохо было бы! — засмеялся Ленков. — И мандат сурьезный — военного или орла из «Господа, помилуй». Тады и с «наганом» на боку запросто разгуливай! Ха-ха-ха!
— А что? Есть резон. Пока ж, Константин, поберегись. Вспомни про Кирьку — он в саму Госполитохрану электриком устроился, а толку? Чутье потерялось… Вот и раздувай ноздри, Костя, в нюхе, а не в злости. От злости человек слепнет, легкой добычей становится, а нам того не надобно! Так? Ладно, порешаем с мандатом… И жильем я займусь через одного человечка…
В пополнении Костиного войска Бизин участвовал не только советами и наводками на известных ему грабителей и воров, которых Костя мог под свое крыло пригрести.
Бизин и сам вербовал «волонтеров». Прослышав о работе комиссии по разгрузке Читинской тюрьмы, навел справки. Оказалось, что из тюрьмы выпустили и другого сокамерника Алексея Андреевича — Мишку Долгарева, бывшего милиционера, попавшегося в свое время на краже товаров с поезда.
Долгарь в камере с Бизиным близко сошелся, нутром почуяв, что старичок непрост, а тем более, когда в разговоре Бизин обронил, что знаком с Цупко, которого Долгарь знал по общим знакомым-барыгам.
У Цупко, на Новых местах, и состоялась в двадцатых числах декабря встреча Бизина с Мишкой-Долгарем, а тот прихватил с собой еще одного своего знакомого по тюремной отсидке — Леху Архипова, выпущенного из тюрьмы явно по неразберихе, потому как Леха оставался единственным прямым участником убийства в начале ноября трех корейцев-огородников в Песчанке.
Архипов вышел через подставу — под видом другого арестанта. А через пару дней тот подал голос — мол, говорили, что подлежу освобождению, а сами держите… Картина, конечно, была ясна, но что взять с оставшегося? Утверждать, что проделано все было при его согласии, с полной уверенностью было нельзя. В общем, решения комиссии по разгрузке никто не отменял, посему выпустили и второго, а Архипова Алексея, 30 лет, объявили в розыск.
Прокол тюремной администрации приведет к тому, что Архипов окончательно встанет на преступный путь, перейдя от былых мелких кражонок к вооруженным налетам. В январе 1922 года он засветится на ограблении лавки при квартире торговца Беляева, где в паре с Григорием Верхозиным, угрожая хозяину и квартирантке револьверами, они поживятся барахлом, двумя золотыми монетами по 5 рублей и 40 рублями серебром. Будут у Алехи и другие, более солидные уловы. С тем же Верхозиным и еще одним налетчиком — Антоном Лисовенко 11 марта 1922 года он похитит из амбара торговца Нургалая Нурмухаметова бакалейного товара и неношеного платья на сумму в 1000 рублей серебром, с мясом вырвав из амбарных ворот массивный металлический пробой с навесным пудовым замком. Прольют спевшиеся гаврики еще не раз и кровь безвинных жертв налетов и разбоев.
Меж Архиповым и Долгаревым Бизин заметил некую спайку, потому и разделил: Алеху отправил к Ленке Гроховской, в Кузнечные, наказав найти Мишку Самойлова и поступить в его распоряжение. Долгаря же пригрел подле себя, найдя ему укромную конуру для ночевки.
