Эта реформа внесла необходимую ясность в наведение порядка в национальной экономике. Когда вышел соответствующий указ, в 1578 году правительство попыталось воспользоваться ею, чтобы наполнить свои сундуки с помощью штатов провинций, полагая, что они будут более сговорчивы, чем Генеральные штаты. Но отовсюду правительство получило резкий отказ. В штатах Нормандии Никола Клерел, каноник Собора Руанской Богоматери, заявил королевскому наместнику, что жестоко облагать непосильным налогом [300] «бедных деревенских жителей Нормандии, худых, истерзанных, изможденных, голых и босых, больше похожих на мертвецов из могилы, чем на живых».
А двор тем временем продолжал жить в ритме праздников и ставших привычными споров. Король позволял своим фаворитам самое разнузданное распутство. 9 февраля 1578 года на свадьбе Сен-Люка, одного из его «миньонов», королевские любимцы вызывающе вели себя по отношению к герцогу Анжуйскому. Оскорбленный герцог разозлился и покинул праздник, отправившись жаловаться своей матери. Екатерину очень рассердил это неприятный инцидент, и она посоветовала сыну поехать на несколько дней на охоту, чтобы «утешиться и немного отвлечься от придворных ссор». Он удалился в свои апартаменты. Однако, поразмыслив, король решил, что в таком внезапном уходе его брата есть нечто внушающее тревогу: не решил ли его брат с досады бежать и начать еще один бунт? Чтобы выяснить это, он послал разбудить мать, а сам в сопровождении капитана гвардейцев и шотландских стрелков приказал открыть спальню своего брата. Он обыскал мебель и даже кровать: вырвал из рук герцога бумагу, которая, как он подозревал, была планом заговора и которая в итоге оказалась всего лишь любовным письмом мадам де Сов. Королева-мать, пытаясь закутаться в свой ночной халат, поспешно прибежала – она боялась, как бы разгневанный Генрих «не покалечил» своего брата. Ошеломленная Екатерина присутствовала при этой сцене и удалилась вместе с королем, который приказал хорошенько охранять принца и не позволять ему ни с кем разговаривать. Герцог провел очень тревожную ночь.
На следующий день Екатерина собрала заседание Совета – присутствовавших при дворе канцлера, вельмож и маршалов Франции. По общему мнению, королю надлежало помириться со своим братом. Такого же мнения придерживались королева-мать и ее зять – герцог Карл III Лотарингский. Генрих, несколько успокоившись и осознав свое заблуждение, согласился на примирение: он извинился, сказав, что «сильно взволновался, думая исключительно о мире в [301] своем государстве». Герцог заявил, что раз его невиновность признали, то он удовлетворен, а королева завершила эту церемонию, приказав сыновьям поцеловаться. Но Монсеньора это совершенно не успокоило. По-прежнему оставаясь в большой тревоге, пять дней спустя он ускользнул из Лувра, где его продолжали охранять, через окно апартаментов своей сестры Маргариты Наваррской, и спрятался в Анжере, своей вотчине.
Екатерина помчалась вслед за беглецом, «боясь, как бы он не натворил каких-нибудь безумств». Но когда она его догнала, он уверил ее, что не собирался вызывать немилость короля и смущать покой королевства, но при этом не желает возвращаться ко двору. Его оправдывала дерзость «миньонов»; теперь же, лишенные удовольствия издеваться над Монсеньором, они обратили свои насмешки против герцога де Гиза и убедили короля забрать у него его должность и передать ее одному из них – г-ну де Келюсу.
Преданные Гизам люди не снесли такого оскорбления: 27 апреля 1578 года д'Антраг, Риберак и Шомберг вызвали на дуэль «миньонов» короля – Келюса, Можирона и Риваро и убили первых двух. Через некоторое время еще один королевский любимец – Сен-Мегрен, бесстыдно волочившийся за герцогиней де Гиз, был захвачен и убит 21 июля. Как говорили, бандой убийц командовал герцог Майеннский – брат герцога де Гиза. Сам же де Гиз, покинувший двор, заявил королю, что в будущем он не собирается поднимать оружие против герцога Анжуйского, его брата.
Но, по правде говоря, Монсеньор совершенно не собирался пускаться в какие-либо авантюры во Франции. Уже несколько месяцев перед ним маячил призрак трона.
8 ноября 1576 года южные католические провинции Нидерландов, пока еще хранившие верность Филиппу II, были разграблены испанской армией, которую король оставил без содержания. Эти провинции объединились с северными кальвинистскими провинциями – Голландией и Зеландией, заключив «Гентский мир». И те, и другие стремились к одному – добиться ухода иностранных войск, сохранить привилегии страны и установить религиозный [302] мир. Назначенный правителем дон Хуан Австрийский, внебрачный сын Карла V, сразу же отказался принять эти требования. Вильгельм Оранский, организовавший бунт северных провинций, начал искать покровительства какого-нибудь иностранного принца. Он обратился к Англии, Австрии и Франции и предложил герцогу Анжуйскому взять на себя эту роль. Заинтересованный Монсеньор отправил в Брюссель своего канцлера Бониве, чтобы тот добился от Генеральных штатов Нидерландов декларации в его пользу.
Дипломатические маневры герцога раздражали Генриха III. Его привело в ярость то, что принц позволил себе подготовить нападение на государя, с которым он сам был в мире. Видя, что события развиваются крайне неблагоприятно, Екатерина, снова смирив свои эмоции, 2 мая отправилась к герцогу в Бурже, чтобы просить его не подвергать королевство опасности новой войны. Эта встреча продолжалась три дня – с 7 по 9 мая. Королеве-матери удалось доказать сыну, что у него нет никаких гарантий, что он получит княжество Нидерланды, а всего лишь устное обещание о передаче нескольких городов, поэтому она заставила его подписать обязательство, что он оставит свои планы, если штаты не провозгласят его их «государем и сеньором», отдав ему все занятые ими города, – что было возможно, но все-таки маловероятно. А пока герцог ждал такой уступки, она позволила ему держать армию в 2400 солдат на границах Нормандии.
Но королева была уверена, что нужно нечто большее, чем смутная надежда, чтобы удержать ее сына. И принялась строить планы о браке с какой-нибудь принцессой, способной принести ему сразу же те выгоды, которые он надеялся найти в Нидерландах. Она приказала маршалу де Коссе представить ему записку, где были предложены шесть прекрасных партий: дочь курфюрста Саксонского (но этот государь был лютеранином и союз с ним никоим образом не помог бы помешать периодическим появлениям кальвинистов в королевстве); принцесса Клевская (которая, возможно, позже получит в наследство Гельдер); дочь великого герцога Тосканского (из семьи Медичи, за которой дают в [303] приданое большие деньги); дочь герцога Мантуи (она в приданое вполне может получить Монферра, который король сможет присоединить к маркграфству Салюс, и тогда его брат получит весьма обширное княжество); одна из инфант, дочь Филиппа II, внучка Екатерины и, следовательно, племянница герцога (королева-мать не сомневалась, что король Испании отдаст своему зятю Франш-Конте, а позже, когда появятся наследники, – Нидерланды или Милан); наконец, сестра короля Наваррского (которая не имела почти никакого состояния и была протестанткой: она была включена в список «для проформы»).
Самая выгодная партия – брак с одной из инфант – была абсолютной химерой. Было совершенно невероятным, чтобы Филипп II согласился на этот брак и тем самым завещал бы огромную часть своих земель иностранному принцу. Однако Екатерина снова предложила этот брак своему сыну, когда приехала к нему в июне, прибегнув к помощи Маргариты Наваррской, чтобы склонить его в пользу этого союза. Она отправила секретаря Клода де л'Обепина в Рим к папе Григорию XIII: королева просила его вести переговоры с Испанским двором по поводу этого брака! Но будучи, в отличие от своей матери, реалистом, герцог, продолжавший готовить свой поход и располагавший 20000 солдат, потребовал прерогатив главного королевского наместника, пообещав при этом отказаться от фландрской затеи. Естественно, Генрих III не мог никоим образом на это согласиться: в ответ он предложил своему брату маркграфство Салюс в обмен на вотчины герцога, расположенные под Парижем, а также Авиньон и Конта-Венессен (позже он попросит папу уступить ему эти владения). Кроме того, король обещал продолжить поиски подходящей партии для Франсуа Анжуйского.
Эти встречные предложения были слишком уж несерьезными. Герцог решил, что над ним издеваются, и продолжал вооружаться. В июле король был вынужден отдать своим наместникам приказ разогнать войска брата, но королева-мать тихонько им посоветовала дать возможность солдатам добраться до границы Фландрии. Приличия были [304] соблюдены: Франция во всеуслышание заявляла, что не причастна к экспедиции Монсеньора, а сама в это время тайно ему помогала, чтобы не допустить гражданской войны. Ход событий ускорился: 7 июля герцог Анжуйский покинул свою вотчину, проехал через Пикардию, а 11-го вступил в Монс в Эно. Вскоре он начал военные действия и бросил своего фаворита, де Бюсси, на осаду Мобежа и соседних городов, захваченных один за другим.
