о финансировании проекта: эти люди всегда параноидально ищут жучки и несовершенства системы безопасности. Но я ошибался. Поборники неприкосновенности частной жизни не только не обрадовались информации о том, что Tor пользовался государственной поддержкой, но и вместо этого набросились на меня.
Майка Ли, бывший технический специалист EFF, который помогал Эдварду Сноудену безопасно общаться с журналистами, а теперь работает в Intercept, назвал меня сторонником теории заговоров и обвинил меня и моих коллег в Pando в сексизме: он утверждал, что мой репортаж был мотивирован не желанием добраться до истины, а гнусным порывом напасть на разработчицу Tor{597}. И хотя Ли признал, что моя информация о государственном финансировании Tor была правдой, тем не менее, вопреки здравому смыслу, он заявил, что это неважно. Почему же? Потому что Tor – опенсорсный проект, работающий по законам математики, что, по мнению Ли, обеспечивало надежность. «Конечно, спонсоры могут пытаться влиять на направление развития проекта и исследований. В случае с Tor действуют смягчающие обстоятельства: во-первых, научное исследование и исходный код находятся на 100 % в свободном доступе, а во-вторых, криптоматематика подлежит проверке специалистов и подчиняется законам физики», – писал он. Ли говорил о том (и в это верили и другие члены сообщества, защищающего приватность), что зависимость разработчиков Tor от Пентагона не играла никакой роли. Их не трогали проблемы влияния, карьерного продвижения, ипотеки, выплат за машину, личных отношений, пропитания и прочие «вязкие» аспекты человеческого существования, которые подспудно определяют наши решения. И все потому, что программа Tor, как и все шифровальные алгоритмы, подчинялась только математике и физике, что делало ее неподкупной{598}.
Весьма сомнительный аргумент. Программа была не воплощением «закона физики», а компьютерным кодом, написанным маленькой группой людей. Обычный софт, как и любой другой, с дырами и ошибками, которые постоянно выявляются и устраняются. Алгоритмы шифрования и компьютерные системы, возможно, и основываются на абстрактных математических концепциях, но, когда их выводят в реальный мир, они становятся несовершенными инструментами, ограниченными человеческим фактором, а также компьютерными системами и сетями, на которых работают. Ведь даже самые навороченные системы шифрования в конечном итоге взламываются. Кроме того, ни Ли, ни кто-либо еще не в состоянии ответить на вопрос, поставленный моим репортажем: если Tor представлял такую опасность для правительства США, зачем же оно продолжало тратить миллионы долларов на развитие проекта, каждый год продлевая финансирование? Представьте, если бы во Вторую мировую войну силы союзников поддерживали разработку шифровальной машины «Энигма» в нацистской Германии, вместо того чтобы бросить все усилия на расшифровку ее кода.
Вместо аргументированного ответа на этот вопрос правозащитники бросили мне в лицо угрозы и клевету.
Журналисты, эксперты и технические специалисты из ACLU, EFF, Фонда свободы прессы и Intercept, а также сотрудники проекта «Тор» объединенными усилиями ополчились на мой репортаж. В отличие от Ли, большинство даже не ссылались на текст, а задействовали целый перечень известных тактик нападения, применяемых в пиаре. Правда, как правило, эти тактики используются корпоративными пиарщиками, а не принципиальными активистами-правозащитниками. В социальных сетях они уговаривали всех заинтересовавшихся моими статьями забыть о них{599}. Когда же это не сработало, они попытались дискредитировать мою работу, подвергнув ее насмешкам, ложным интерпретациям и грубым оскорблениям.
Уважаемый эксперт ACLU по вопросам защиты частной жизни, который теперь работает в Конгрессе, назвал меня «сторонником теории заговора, которому повсюду мерещатся черные вертолеты»[32], и сравнил мой репортаж с «Протоколами сионских мудрецов»{600}. Мне, человеку, бежавшему от антисемитизма, поддерживавшегося в Советском Союзе на государственном уровне, это сравнение показалось особенно обидным. Тем более из уст ACLU. «Протоколы» – антисемитская подделка, распространявшаяся тайной полицией в царской России и вызвавшая массовые еврейские погромы на территории Российской империи в начале XX века{601}. Сотрудники Tor направили в мой адрес целый поток глупых оскорблений, называя «тупым сталинистским отродьем» и «конченным мудаком». Они обвинили меня в том, что мне платили шпионы, чтобы подорвать веру людей в криптографию. Один даже назвал меня насильником и забросал гомофобскими оскорблениями, описывая разнообразные способы, которыми я якобы ублажал своего партнера-мужчину{602}.
Как и все подобные интернет-явления, кампания быстро набирала обороты. Мне и моим коллегам начали угрожать в социальных сетях незнакомые люди. Некоторые обвиняли меня в том, что у меня на руках была кровь активистов, что из-за моих статей, подрывающих доверие к Tor, действительно погибают люди{603}.
Среди жертв нападок оказались также постоянные читатели и пользователи социальных сетей – все, кто осмелился задавать вопросы об источниках финансирования Tor. Один сотрудник проекта дошел до того, что опубликовал личные данные анонимного пользователя Twitter и связался с его работодателем в надежде, что младшего фармацевта уволят с работы{604}.
Ситуация была дикой. Я смотрел, как этот кошмар развертывается в реальном времени, и не имел ни малейшего представления, как на него реагировать. Еще большее замешательство вызвало то, что скоро к нападкам присоединились уважаемые издания, печатавшие на своих страницах лживые порочащие мое имя статьи. В Guardian независимый репортер обвинил меня в том, что я провожу интернет-кампанию сексуального насилия и устрашения{605}. The Los Angeles Review of Books, в целом хороший журнал об искусстве и культуре, поместил эссе независимого журналиста, который утверждал, что мои статьи финансировались ЦРУ{606}. Пол Карр, мой редактор в Pando, направил официальные жалобы и потребовал объяснений, каким образом указанные репортеры пришли к таким выводам. Оба издания в итоге отказались от своих обвинений и выступили с опровержениями. Редактор Guardian извинился и назвал статью ошибкой{607}. Однако в сети нападки продолжались.
Я и раньше слышал в свой адрес угрозы и запугивания. Но в этот раз целью кампании было заткнуть не меня, а саму дискуссию вокруг официальной истории Tor. После первого залпа я залег на дно и попытался понять, почему мой репортаж вызвал такую злобную и странную реакцию со стороны защитников приватности.
Военные подрядчики – кумиры борцов за право на частную жизнь? Эдвард Сноуден поддерживает инструмент, спонсируемый Пентагоном и направленный против слежки АНБ? Google и Facebook поддерживают технологию защиты от слежения за частной жизнью? И почему активисты так враждебно отнеслись к информации о том, что их любимое приложение финансировалось военными? Что за чепуха! Полная бессмыслица!
Когда только посыпались обвинения, я решил, что это просто инстинкт самозащиты. Многие из нападавших либо работали над проектом «Тор», либо были его горячими сторонниками и видели его как инструмент против государственной слежки. Они вроде как были специалистами в этом вопросе; возможно, моя информация о
