Бертольд Грингель вышел от коменданта ещё более встревоженным. Полковник, несомненно, прав, но легко сказать — «не следует бояться»! Ого, какой шум поднимется!
Приехав на завод, он решил воспользоваться своим правом директора и, не откладывая, издать приказ о переводе предприятия на сдельную систему оплаты. Грингель уже написал проект такого приказа, с тем чтобы назавтра обнародовать его, но потом вспомнил о предложении полковника. Пожалуй, и в самом деле сначала надо посоветоваться с партийной и профсоюзной организациями.
На следующее утро секретарь заводской организации СЕПГ и профсоюзный организатор пришли к нему в кабинет. Грингель рассказал им о советах полковника Чайки.
Секретарь парторганизации Крокман и профорганизатор Грабке согласились с директором. Они и сами видят, что дело плохо и необходимо принимать решительные меры.
— Это полковник Чайка так приказал? — всё же осведомился Грабке.
— Он ничего не приказывал. Завод — собственность немецкого народа. Комендант не приказывает нам, а только советует ввести сдельную оплату труда, если мы хотим выполнять план. Мне, наверно, было бы куда легче, если бы он приказывал. А я отвечаю за завод не только перед ним, но и перед нашим немецким самоуправлением. И прошу вас мне помочь.
Артур Крокман прежде всего предложил обсудить вопрос на партийном собрании. Грабке тоже обещал поговорить с рабочими.
Грингель понял, что его опасения были преувеличены. Почти все выступавшие на партийном собрании высказывались за нововведение. Только надо умело провести его в жизнь. Парторганизация решила взять инициативу на себя и от своего имени выступить на общем собрании рабочих с предложением о переходе на сдельно-премиальную систему оплаты. А приказ директора лучше издать потом.
На один из ближайших дней было назначено общее собрание. По заводу уже ходили самые разнообразные слухи, и кое-кто насторожился, готовясь дать отпор всем посягнувшим на издавна установленные порядки.
Господин Кребс, в недавнем прошлом деятель социал-демократической партии, чутко прислушивался к тому, что происходило на «Мерседесе». С того времени, как партии слились, Кребс отошёл от политической деятельности, вернее сказать — сделал вид, что отошёл.
Накануне общего собрания на «Мерседесе» Кребс вызвал к себе нескольких рабочих и мастеров этого завода, которые раньше были социал-демократами, а теперь считались беспартийными. На одного из них, Адама Брилле, Кребс возлагал большие надежды. Правда, Брилле в последнее время здорово трусил, но сейчас ему поручалось весьма деликатное дело.
В крайнем случае на этого Брилле можно будет нажать. Ведь он не так давно служил в отрядах СС, наводивших порядок в оккупированных областях Франции, и его счастье, что ему удалось вовремя дезертировать. Но Кребсу-то это известно, как известно и то, что Брилле выполнял поручения Бастерта. В общем, так или иначе, а Брилле должен сорвать это собрание.
И потому, когда Артур Крокман, выступая перед рабочими «Мерседеса», внёс предложение о переходе на новую систему оплаты, Брилле, не дослушав его до конца, закричал на весь зал:
— Эксплуататоры! Капиталисты! Империалисты! Опять хотите нашу кровь пить! Не будет этого! Никогда не будет!
Это был испытанный приём — демагогия в сочетании с истерикой. Кребс, видно, хорошо проинструктирован мастера. Как можно больше крика, но любым способом добиться, чтобы собрание отказалось обсуждать этот вопрос.
— Гитлер с нас шкуру драл! — вопил Брилле. — А теперь Грингель продался за директорский оклад и хочет драть с нас три шкуры!..
В зале поднялся шум. Грингель почувствовал, что сегодня не обойдётся без крупного скандала, и сжал кулаки, словно готовясь дать отпор.
— Нас хотят перевести на сдельную оплату! — не унимался Брилле. — А кормить как будут? По-старому? Разве так проживёшь? Мы такой работы не выдержим!
В эго время в зал вошёл Макс Дальгов. Он знал, что на подобных собраниях возможны всякие осложнения, и решил помочь Крокману. Сейчас, только войдя, он сразу понял, что здесь происходит. Но лицо его выражало неподдельную радость.
Дело в том, что, отправляясь на «Мерседес», Дальгов получил очередной номер «Теглихе рундшау». Он мельком взглянул на газету и даже просветлел от удовольствия: на первой странице было напечатано сообщение Немецкой Экономической Комиссии о поощрении рабочих, добивающихся высокой производительности труда.
Новый порядок организации труда и зарплаты, который уже применялся на некоторых предприятиях, перешедших в собственность немецкого народа, целиком уничтожал уравниловку. Система премиальной оплаты сулила рабочим значительные выгоды. На предприятиях вводились горячие обеды сверх установленного карточками рациона.
Воспользовавшись паузой, Дальгов подошёл к Грингелю, стал рядом с ним и начал громко читать это сообщение.
— Мы не желаем! — попробовал было ещё раз выкрикнуть Брилле, но тут же умолк, поняв, что его теперь никто не поддержит.
Как поступать дальше, он не знал, такого оборота событий не мог предвидеть и сам Кребс. Поэтому Брилле решил выслушать сообщение. Снова поднимать шум было бы уже опасно. Соседи и без того враждебно поглядывали на него.
Когда Дальгов окончил читать, токарь Дидермайер сказал:
— По-моему, правильное решение. Хватит дурака валять! Сколько заработал, столько и получай! А за премиальную систему и горячие обеды можно только спасибо сказать. Хочешь получить премию — выполняй план.
И заводу это выгодно, и тебе. Вот и всё! И нечего тут долго разговаривать!
Но разговаривать всё-таки пришлось. Сообщение было прочитано ещё раз. Каждый думал о своих возможностях. Выходило, что новая система не так уж плоха. Скорее даже от неё будет выгода. Постепенно собрание превратилось в митинг. В выступлениях уже слышались торжественные нотки.
Только что Грингелю казалось — вот-вот разразится скандал, а сейчас вокруг ни одного недовольного лица.
После собрания, воодушевлённый общим подъёмом, Грингель спросил Макса Дальгова:
— Ну, как вам у нас на «Мерседесе» понравилось?
— Очень понравилось, — ответил Макс. — Наши рабочие быстро растут. А новая система оплаты труда не в кабинете выдумана. Она воплощает в себе истинные чаяния трудового народа. Теперь только, смотрите, используйте её умело — и у вас на заводе дела сразу пойдут в гору.
Именно над тем, как правильно применить этот порядок, и пришлось поломать голову Бертольду Грингелю. Он хорошо понимал, что в этих коротких, чётко сформулированных положениях заключена большая сила. Но как применить эту силу, директор ещё не знал.
Поэтому он задумал начать с небольшой группы рабочих, чтобы, опираясь на их опыт, в короткое время перевести на новую систему оплаты весь завод. Долго раздумывал Грингель, на ком ему следует остановиться. Токарь Дидермайер и его товарищи по моторному цеху показались ему наиболее подходящими людьми. Грингель решил побеседовать с Дидермайером, а потом уже отдавать распоряжения.
Для такого разговора не хотелось вызывать старого приятеля к себе в директорский кабинет, и Грингель прошёл прямо в цех, где ещё совсем недавно работал он сам. Директор шёл по длинному проходу между станками. Вот эти машины, знакомые до последнего винтика, до мельчайшей царапины на окраске станины, сейчас они кажутся ему верными, надёжными друзьями, и оттого на душе у него почему-то и радостно и грустно.
Грингель гордился тем, что ему доверили руководство таким заводом, он уже верил в свои силы и хорошо знал, что завод не остановится. Но каждый раз, проходя мимо своего станка, за которым работал теперь высокий молодой парень, недавно вернувшийся из плена, директор с трудом удерживался от того, чтобы не сказать:
— Ну-ка, посторонись на минутку, товарищ…
А ведь как хорошо стать к станку, снова почувствовать в ладонях маленькие рукоятки суппорта, снова услышать песню резца, снимающего с алюминиевого поршня тонкую бесконечную стружку!
Звонок возвестил обеденный перерыв. Рабочие остановили станки, и в цехе, только что наполненном металлическими звуками и ритмичным шуршанием моторов, неожиданно громко зазвучали человеческие голоса. Бертольд очень любил эту минуту короткого отдыха, когда можно наскоро закусить, выкурить трубочку и перекинуться словом с соседями. Сколько раз, поглядывая на висящие в конце пролёта часы, он с нетерпением ожидал обеденного сигнала…
Вот и сейчас Грингель и Дидермайер молча отошли в сторонку и, как бывало прежде, привычно уселись рядом на длинной скамье. Они оба вынули из карманов аккуратно завёрнутые в газету бутерброды, так же молча съели их и только после этого завели беседу.
— У меня к тебе, дружище, серьёзное дело, — начал Грингель, внимательно глядя на Дидермайера.
