– И никаких стихов? – подмигнула ему Хелена Кольт.
– Никаких. Просто: Слава Богу! И все. Я даже морду этому уроду разбивать не буду. Леди Эвелин за меня потрудилась. Хватит с него.
– Вот именно. Хватит с меня, – сэр Леонард немного воспрял духом. – Снимайте свой арест, госпожа полковник. Как видите, девочка жива, и вообще все целы и невредимы. Может, я действовал и неуклюже, но конечные цели преследовал весьма благородные. Должен же кто-то думать о будущем Олбарии… что с нею станется, если подобные школы и колледжи…
– Упаси Бог Олбарию, если о ней станешь думать ты, дедушка, – вздохнула Мелоди.
– Подумайте лучше о своем будущем, – посоветовала ему полковник Кольт. – Преступление остается преступлением, даже если те, против кого вы злоумышляли, не пострадали. И никогда еще благие цели не оправдывали преступные средства.
– Так что с тобой случилось, Мелли? – спросила ее госпожа полковник. – Где ты была? Когда мы не застали тебя в этой комнате, даже я слегка растерялась.
– А я в ней сперва и была, наставница, – улыбнулась Мелоди. – В нее кто-то нарочно поставил новую мебель, так что сперва мне показалось, что я в каком-то незнакомом доме. Только обои были как в моей старой детской. Мне от них как-то даже спокойнее стало. И вспомнилось, как я еще совсем маленькая на обоях мишку нарисовала. Смешного такого. Это был мой секрет. Я никому не говорила. Посмотрела в тот угол, а он и правда там. Тогда я поняла, где я, и очень рассердилась. Дедушка, это была очень глупая идея – похитить меня именно в этот день!
– Почему? – полюбопытствовала полковник Кольт. Ей и в самом деле было интересно, почему быть похищенной в какой-то другой день, может, и умно, а именно в этот глупо.
– Потому что моя сестра собралась сбежать со своим лейтенантом, – вздохнула Мелоди. – Я как раз хотела поехать ее от этого отговорить. А тут… Дедушка, ты что, подсыпал мне снотворного в шоколад?
Сэр Леонард вздохнул и отвернулся.
– Как же вы отсюда выбрались, барышня? – тихо спросил дворецкий.
– Шпилькой замок открыла, – ответила Мелоди. – Я его всегда шпилькой открывала. Он такой бестолковый. Потом утащила шляпку и пальто у миссис Пибоди и сбежала. До Лоумпиана меня почтовым дилижансом подвезли, дурочку Гармони ловить было уже поздно, поэтому я сразу домой бросилась, маму с папой успокоить, а там мне сказали, что они в полиции. А в полицию я опоздала, вы все уже уехали сюда. Тогда мы с мистером Дженкинсом взяли кеб, а то рейсового дилижанса ждать было долго. Мистер Дженкинс меня провожал, чтоб меня еще раз не похитили. Мне не понравилось похищаться.
Мелоди вздохнула.
– Мам, ты не бойся, лейтенант Гринвуд хороший. Он с самого начала собирался у вас попросить руки Гармони, как все нормальные люди, но эта дурочка обчиталась романов и решила, что так будет возвышеннее, – последнее слово Мелоди произнесла с отчетливой иронией. – А он ее любит, вот и уступил на этот раз. Но он правда хороший. Ей повезло, а то лейтенанты, они же всякие бывают.
Отчего-то при этих словах всем на ум тотчас пришел один отставной лейтенант с расквашенной физиономией.
– А ты, дедушка, тоже придумал, – с укоризной добавила Мелли. – Отдать Гармони в эту дурацкую школу, где кругом одни сплошные леди и никакого спасения от них нет.
– Совершенно верно, Мелли, – задумчиво промолвила полковник Кольт. – Если где-то совсем нет мужчин и о них даже говорить запрещено, то именно там только о них и говорят, только о них и думают. А ведь на белом свете и кроме мужчин много всего интересного.
– Точно, – с азартом подтвердила Мелли. – Например, алгебра. И рисование. И стрелковые курсы. И, вообще, пойдем отсюда!
Когда они вышли, снаружи уже совсем стемнело. Мистер Дженкинс, дворецкий сэра Дональда, дожидался возле кеба с каким-то объемистым пакетом в руках.
– Что это, Дженкинс? – удивился сэр Дональд.
– Сэндвичи для мисс Мелоди, – ответил Дженкинс. – Целый день на ногах… голодная…
– Мистер Дженкинс, – с уважением произнесла леди Эвелин. – Спасибо!
Сэр Леонард Бринкер уныло молчал. Впервые в жизни ему было нечего сказать.
Ника Батхен
Дело о механической птице
Человек рассказывает о птице. Птица это я.
А. Грин
У какао особая сладость. Запах кофе с утра побуждает к резким движениям, неосмысленной суете. Чай коварен, мягким молотом он бьет в сердце, пробуждает застывшую мысль и далекие воспоминания. Цикорий грустен и груб, напиток бедняков и пожилых женщин. А какао наполняет сонный рот вкусом далеких сказок, согревает в морозный день и дает силы сопротивляться жаре, он никуда не торопится и ни о чем не жалеет.
Улыбнувшись ходу собственных мыслей, Элиас Хорн поставил на блюдце пустую чашку. Окно столовой затянуло морозным узором, сквозь который пробивалось январское солнце….Залив Бай, как всегда в холода, окутан клубами пара, и птицы уже парят над водой, оглашая причалы скрежещущим криком. Единственная в стране колония розовых чаек была одной из достопримечательностей Покета, и Хорн перебрался сюда три года назад, чтобы вести наблюдения. Трижды в год аккуратно запечатанные отчеты на почтовом дирижабле отправлялись в столицу, две статьи напечатали в «Вестнике», но Элиас все еще не нагляделся, каждый сезон открывал новые тайны. Зимой чайки жадно бросаются на любую еду, летом отказываются от самых щедрых подачек. У подрастающих особей перья тусклые, лишь на пятый-шестой год самцы достигают закатной полноты цвета. В марте перед началом брачных игр стаи танцуют над пустынными пляжами и свистят в особом, едином ритме, словно тысячи крохотных сердец бьются в такт…
Дверной колокольчик настойчиво зазвенел, канарейки из клеток ответили дружным щебетом. Газеты или молочница? Ранним утром Элиас не ждал гостей, да и по вечерам его навещали немногие. Хорн предпочитал общество птиц шумной компании, лишь страсть к скрипичной музыке, шахматам и восточной игре го побуждала его искать знакомств. Запахнув халат, Элиас поспешил открыть дверь – у молочницы были изумительные сливки и скверный нрав, она ненавидела ожидать. На пороге топтался джимми в черной шинели, с пышными, седыми от инея усами.
– Господин инспектор приказал передать вам письмо и сопроводить в участок. Очень просил вас поторопиться, мобиль ждет.
Инспектор полиции Гордон Блэк позавчера женился на Изабелле Ларю, самой хорошенькой девушке в городе, и завтра утром отбывал в свадебное путешествие. Вряд ли молодожен оторвется от любовных восторгов ради удовольствия поболтать с другом. Что он пишет? Убийство? В Покете? Быть не может!
Уже сидя в паромобиле, застегивая до самого ворота зеленую шинель лейтенанта хайлендеров, ощущая, как холодит бедро сквозь карман надежная тяжесть нагана, Элиас все еще пребывал в растерянности. До того, как заняться птицами, он отслужил шесть лет в жаркой стране, где полуденное солнце убивает так же верно, как пули, женщины прячут лица, а мужчины души. Он помнил бунт в Раджпутане и холеру в Лумбаи, он стрелял в одурманенных зангом сипаев и навсегда запомнил, как темнеет, впитываясь в песок, красная кровь. Он был солдатом и привык к смерти. Но Покет? В городе не запирали двери. Случалось, соседи ссорились из-за проделок детишек, собак и коз, крали друг у друга прославленных голубей, уводили невест. В сезон, вместе с отдыхающими наезжали два-три карманника и компания шулеров, к августу Блэк выдворял их прочь. Пьяницы колотили жен, рыбаки делили добычу, раза два в год в порту жестоко дрались грузчики и матросы….Вряд ли господин инспектор всполошился бы из-за грузчика.
Обыкновенно сонный участок выглядел как постель, с которой вскочили посреди ночи. Пахло табаком и тревогой, на столах громоздились бумаги и даже джимми у входа стоял навытяжку, а не прохаживался, позевывая. Инспектор Блэк не успел побриться с утра, его скуластая физиономия приобрела неухоженный вид, круги под глазами довершали облик, превращая бравого служаку в томного художника с юга. Заслышав посетителей, инспектор встал.
– Элиас, дружище, как я рад!
– Поздравляю с законным счастьем! Надеюсь, Изабелла в добром здравии.
По лицу инспектора пробежала мечтательная улыбка, но тотчас исчезла.
– Да, но речь не о жене. У нас несчастье, Элиас, мне нужна твоя помощь.
– В твоем распоряжении, Гордон. Сделаю все, что могу.
– Сегодня утром, между пятью и семью часами, убили Сяо-Луна, владельца лавки игрушек на улице Пилигримов. Знаешь ее?
– Конечно!
Пеструю, странно пахнущую лавку, которой заправлял старый китаец, знал весь Покет. Если родитель не чаял, чем удивить балованное чадо, он шел туда и возвращался с необыкновенной игрушкой – самобеглой, заводной, говорящей. Дважды в год из дверей лавки торжественно выплывал бумажный дракон, составленный из алых и золотых шаров, самым шустрым мальчишкам доставалась честь пронести его через набережную, бережно держа трости. Хозяин шел сзади, подметая мостовую полами расшитого халата, поглаживал свисающие на грудь усы и улыбался. Иногда его сопровождала дочь – хрупкая, бледная и совершенно немая.
