— Макс, назад! — раздался голос полковника в наушнике, — Быстро отошел от края и вообще прижми жопу в уголке.
— Есть, — отозвался я, возвращаясь к комбайну.
— Настя, ближний патруль, — скомандовал полковник, от привычного дяди Якова сейчас почти ничего не осталось. Это был именно полковник.
— Осторожно проведи дрона в пролом и подсвети что там происходит. Если его атакуют, не дергайся и визжи в полголоса, я гранатами накрою, — проинструктировал он ее.
— Сейчас, — один из дронов осторожно двинулся в пролом.
И видео с дрона вывеси на отдельный поток, — добавил Подгорельский. На появившуюся картинку я подглядывал одним глазом. Наверное как и все мы.
Камера миновала проем и стоящую фигуру, и показала обычную комнату. Судя по затянутым какой-то серебристой паутиной столам и приборам — лабораторию. Причем абсолютно нашего вида. Пару тройку стеклянных колб и трубок я точно видел в школьном кабинете химии. Но окончательно меня убедила в земном происхождении лаборатории кружка, стоящая на краю стола. Обычная керамическая кружка с какой-то надписью и большим розовым сердечком, как его рисуют обычно. Знаете анекдот про плюшевую попу? Вот именно такое.
— Это наша лаборатория, — выпалил я в шоке.
— Очень похоже, — согласился отец, — Это нужно как можно скорее передать в город. Насколько я помню, колонизация началась всего лет двадцать назад и до того наших здесь не было. Вероятно это «осколок». Но куда делись люди? Все выглядит, брошенным, словно они на перерыв ушли, но так не вернулись.
Меж тем, камера сделала круг по комнате и двинулась в сторону дверного проема. Откатная дверь была почти полностью убрана в стену, а ее край выглядел подъеденным. Точнее источенным, как древоточцем.
Коридор выглядел совершенно обычным. Ровные белые стены, светильники на потолке, кабель-каналы по стенам. Правда из них выглядывали развесистые пучки зеленых иголок. А на полу был уже виденный нами в пещере фиолетовый мох. Сейчас его было удобнее рассматривать. Не было такой дикой спешки, у этого разведчика достаточно энергии.
Настя снизилась еще ближе в полу. Листочки мха колеблющиеся от воздушного потока вдруг обрели жизнь. Они начали тянуться к дрону. Старательно преодолевая давление воздуха.
Дрон поднялся выше. Мох успокоился, листочки все также колыхались в потоке. Настя опять снизилась. Мох проснулся и потянулся к дрону.
— Забавно, — прокомментировала Настя это явление.
— Потом побалуешься, — остановил ее Подгорельский, — Прикрой нас, мы ребят упакуем.
Настроение резко упало, я вспомнил зачем мы здесь. Как не интересно исследовать коридор у чужой базы, но мы здесь со спасательной миссией. Хотя спасать тут было некого. Я повернулся к остальным. Отец с Яковом уже расстелили один плотный черный мешок рядом с телом первого погибшего и сейчас примерялись, как его лучше перенести. Я подошел ближе и прочитал табличку на груди «Николай Семенов». Это был муж Светланы Валерьевны, с которой я работал ранее в теплицах.
— Макся, брысь отсюда, — шугнул меня отец, — Насмотришься еще за жизнь.
— Ладно, — я отвернулся. Меня опять замутило.
— Черт, — выругался Подгорельский. Я на автомате повернулся к ним. Лучше бы я этого не делал. Когда они аккуратно подняли скаф Семенова, оказалось что у него нет нижней стороны, ее кто-то съел, и сейчас тело выпало на землю. Еле отскочив я распахнул забрало. Меня вырвало. Потом еще. Кое как продышавшись, я захлопнул забрало и повернулся обратно. Они с подозрением смотрели на меня.
— Что? — я смотрел на них, а они смотрели на меня.
— Запах разложения, — пояснил отец, — Был?
— К-кажется нет, — замялся я.
Еще более странно, — протянул он, — Отвернись-ка. Мы не закончили.
Я поспешил выполнить этот полезный совет. Во рту было противно, а на душе гадко.
— Смотри, пласталь совсем расползлась, а кожа и одежда выглядит нетронутой, — заметил отец.
— Только гнется, как резинка. У него что, совсем костей не осталось.
— Очень похоже. Но ты мне другое скажи, сейчас мы их вывезем, а дальше куда? Морга тут нет. Холодильников такого размера тоже. Да и разобраться во всех этих метаморфозах тоже нужно. И я сильно сомневаюсь что наша наука сможет провезти вскрытие.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ага, вон как блюет и плачет, — цинично заметил Подгорельский, — Ну что ты, девочка, держись. Отверни от нас камеры, выпей воды. Держись, моя хорошая, — обратился он к ней совсем другим тоном, ласковым и заботливым.
— Один у нас вариант — на мороз. Вынесем наружу и положим в снег, — ответил он отцу, — Поднимай осторожнее, он как течет весь.
Меня опять замутило. Но я нашел в себе силы переключиться на другой канал.
— Как ты, — с сочувствием обратился я к Насте.
— Плохо, — практически простонала она, — Досталось любопытной кошке, да большой ложкой.
— Переключись на что нибудь, — предложил я, — Может что нибудь еще заметила? Странного.
— Да тут все странное, от начала и до конца. В глубине каменного массива внезапно обнаруживается лаборатория с надписями на одним из земных языков. Столы, стулья, шкафы — целые, зато стальная бронированная дверь в лабораторию съедена в труху. Мох этот фиолетовый тянется за источником электромагнитных колебаний. Его бы изучить.
— Да чтоб тебя! — в приглушенном мной канале раздался рев Подгорельского. Я резко обернулся. Дядя Яков сорвал с себя визор, и судорожно нагребал мелкую пыль, посыпая себе переднюю часть скафа. Отец ему помогал. В стороне медленно дымился визор, постепенно оплывая под действием какой-то сверх едкой кислоты.
— Это ж надо, второй раз подставился, — проворчал он, когда им все-таки удалось нейтрализовать остатки кислоты попавшей на лицевую сторону скафа.
— Аккуратнее надо быть, — напомнил ему отец, — Сам Максю гонял за осторожность, и сам же везде лапы суешь.
Что случилось, — заинтересовалась Настя, понемногу приходя в себя. Воистину, она состоит наполовину из любопытства.
— Хотел рану ближе осмотреть, тронул, а оттуда на меня какая-то хреновина кислотой плюнула, — пояснил дядя Яков, — И куды я полез, я ж все равно по ихнему не разумею, — свел он к очередной шутке.
— Смотри, а пакет кислота не берет, — поделился наблюдением отец.
— Нашим легче, — проворчал дядя Яков, — Застегиваем и убираем второго. Что-то здесь стало неуютно.
Я постарался отвлечь Настю.
— А Еще что-нибудь заметила?
— Эта серебристая паутина. Она не из нитей сплетена, а скорее напоминает грибницу по структуре. И это очень славно. Потому что с такого размера пауками мне бы очень не хотелось встречаться.
— А ты уверена?
— Насколько это можно, в этом месте, — с некоторым раздражением ответила она, — Тут все слишком странное, не так как у меня на астероиде, в учебниках или теплицах. Нужно больше информации.
— Мы закончили, — сказал отец, подойдя ко мне, — Ты как?
— Средне, — честно сказал я, — Участвовать — совсем не так как видеть на экране или представлять читая.
— Прости меня, — отеч обнял меня, — Не такого я тебе хотел, когда с собой брал. Думал спокойно поработаем, ты глазки девчонкам построишь, сладости вымарщивая. А через недельку домой, за мамой с Веткой и на море. А вместо этого вот это все.
— Ничего, пап, я справлюсь, — я уткнулся лбом в его грудь.
— Ну, часть он выполнил, — подкинула шпильку Настя, — Глазки строил, за попу лапал.
— Когда это? — возмутился я
— Когда по коридорам в сторону базы нес.
— А ведь правда, — согласился я, кажется это было так давно. А всего четыре дня прошло. Но кажется что мы тут уже месяц живем.
— Ну хоть до «сладкого» не добрался, надеюсь, — влез в пикировку отец.
— Пока, — с намеком ответила Настя. И захихикала.
Дядя Яков поднес поближе материалы и мы начали перекрывать пролом сеткой. Точнее начали отец с Яковом. Я же отошел за комбайн и наткнулся на еще один «подарок».
— Пап, тут еще одна тушка.
— Что? Какая еще тушка? — не сразу понял он.
