сквозь небольшую расщелину в стене. «Вот почему здесь так тепло, будто в юрте», — понял он. Захотелось пить.
Притрагиваться губами к аршану[65] грех. Магдауль быстро развязал понягу, достал из куля свою чашку и зачерпнул воды. Но пить не стал, вода была очень горячей и имела отвратительный вкус.
«Эх, глоток бы холодной!»
Пошел искать.
В противоположной стороне из-под розового камня бил ключик. Волчонок подставил чашку, и она быстро наполнилась. Попробовал — вода, как лед, чуть кислая, бьет в ноздри и щиплет язык. Пил Магдауль чудесную водицу и напиться не мог. Немного отдышавшись, снова тянул из чашки.
Утолив жажду, с опаской осмотрелся, взглянул в угол потолка, где видел те жуткие глаза. Но там никого не было.
«Неужели испугался моего ножа?»
Кислая ключевая вода позвала на еду. Начал с жадностью есть, но быстро спохватился. «Надо растянуть до прихода своих». Король обязательно пошлет Ганьку или сам прибежит.
Где-то вверху находилось, видимо, «окно», которое на зиму закрылось снежным «стеклом», а возможно, и ледяной коркой от испарения горячего источника. Потому в мраморном дворце — мягкий полумрак. Холодный воздух не проникает, из недр земли беспрерывно идет тепло вместе с кипящей водой. Здесь можно жить, как в охотничьей юрте.
Бессонные ночи и усталость сделали свое дело, — свернувшись калачиком, охотник захрапел на всю пещеру.
И ему приснился сон.
Взошел на голец Бараг-Хан-Ула. Взглянул в сторону восхода солнца, и у него захватило дыхание. Там, за сизыми облаками, далеко-далеко, едва обозначились вершины великих гор: у их подножья синеет тайга, а дальше, гигантской ладонью, раскинувшись вширь и вдоль, купается в сиреневой мари цветастая степь. Там живут ушедшие из жизни люди. Самым крайним к Магдаулю сидит Микола-Молчун, которого задавил медведь. Мужик расплылся в улыбке и беззаботно, как воробей на весеннем солнышке, болтает и болтает, а сам смеется, пьет чай с сахаром.
Удивился Магдауль. Сколько раз доводилось ему ночевать в одном отоге[66] с молчуном, но ни разу не слыхал от него больше двух слов. А тут Микола чирикает, как языкастая баба на базаре.
А за Миколой-Молчуном — Матвей Третьяк. Кое-как распознал его Магдауль. Красивый, синеглазый, румянец во все лицо. Смеется и о чем-то разговаривает с молодой рыбачкой.
Хороша она! Чудо-девка — светлая-пресветлая.
— Да это же моя Таня! — кричит Третьяк и, обняв, целует ее.
А красавица Цицик-то и в самом деле как две капли походит на Матвея. Да, конечно же, она его дочь!.. Эх, Третьяк, зачем же ты продал ее богатому пузану Алганаю?! Ведь в бурю-то спасла меня твоя Цицик! Это она стояла на скале и махала своим белым халатом.
Безмерно рад Магдауль за них, что отмучились на этой грешной земле, что живут они теперь в радостях.
Но вот Магдауля обступили кошмары. Все-таки заявился злой Ган-Могой — огненно-рыжее волосатое плоское лицо, ярко горят на нем три зеленых, пылающих красноватыми всполохами глаза… Жуткие глаза! Они пронзают душу и вселяют болезненный страх, который сковывает человека, превращает его в тряпку.
Но Волчонок выхватил нож, сделал шаг назад, встал твердой стойкой, готовый принять бой.
Страшный Ган-Могой расхохотался и показывает когтистыми черными пальцами на Волчонка:
— Ха-ха-ха! Вижу первого из племени хамниганов, который поднял руку на Ган-Могоя.
К Ган-Могою ползут Сердяга, Макар Грабежов, Лозовский с Тудыпкой-приказчиком, Алганай и на брюхе елозится Монка Харламов.
Все хохочут над Волчонком. Особенно Лозовский:
— Стой, тала, куда лезешь со своим ножичком? Сгоришь в утробе Ган-Могоя!.. Падай и проси прощения!..
У Волчонка на сердце камень: не жизнь — мука… Но Лозовский теперь почему-то бессилен: не распалит, не застращает.
Волчонок стоит твердо и следит за каждым движением Ган-Могоя. «Зарежу, как медведя!»
А Хозяин грота отвернулся, зевая, от него и вдруг рявкнул грабежовским голосом:
— Ведите мне Лебедь-девку!
Сорвался Монка Харламов и вмиг приволок за нежную руку девушку в белоснежном одеянии. Она бьется и плачет, просит Ган-Могоя отпустить ее к родному отцу — Могучему Байкалу, который щедро заплатит за нее.
Хохочет Ган-Могой, хохочут его помощники. Вдруг Волчонок в девушке узнал Цицик, кинулся с ножом на Ган-Могоя…
…Ударившись о выступ камня, проснулся и сразу же вспомнил, что произошло с ним. В памяти четко вырисовались жуткие глаза. Он не стал смотреть на то место потолка, где находился Злой Дух Ган-Могой или кто там еще.
Темно-синий свет превратился в прозрачный, голубой. Он тихо льется, переливаясь, откуда-то сбоку. А теперь уже не голубой, он — фиолетовый.
Нет, не фиолетовый. Вдруг заалел. И тут же вспыхнули мириады изумрудных звезд.
— Ом-ма-ни-пад-ме-хум! Дождался я солнцевосхода! — шепчет охотник, крепко сжимая рукоять острого ножа.
Вот уже третий день Магдауль находится в плену у жутких глаз, которые беспрерывно следят за ним из темного угла на потолке.
Волчонок не смотрит туда, а чувствует леденящий сердце взгляд. Все время держит наготове единственное свое оружие — нож, с которым не раз выходил победителем в драке с медведем.
Продукты кончились: он пьет одну кислую воду и ждет прихода людей.
Наконец услышал над пещерой легкие шаги. Грохнул выстрел, другой, третий! В кого это стреляет человек?
Волчонок юркнул в лазейку и оказался в расщелине, куда свалился три дня назад.
— О-э-э-э-э!.. Э-э-э-э!.. — заревел он.
Прислушался.
— Ба-а-бай! — до слуха донесся неистовый крик Ганьки. Пришел сын, все-таки пришел!
— Бабай! — кричит Ганька. В голосе страх и радость. — Как ты попал туда?
— Потом расскажу. А сейчас сруби тонкое дерево и спусти в яму.
Слышит Волчонок, как выстукивает Ганька деревья. «Сухое ищет!» И вдруг снова звенящей радостью Ганькин крик:
— Бабай! А я в амаку стрелял!.. Ой, бо-ольшой!.. Шатун крался за мной!
В Волчонке — ответная радость:
— У промыслил?
Ганька склонился над гротом. К отцу слетают его легкие слова:
— Не знаю, он упал под скалу… Может, попал…
— Ладно, руби жердь.
Волчонок понимает сына. Первый соболь. Первый амака. Вырос Ганька.
Долго возится парнишка. Где-то рядом он нашел сушинку и тюкает топориком. Магдауль по звуку слышит: деревцо сухое.
— Таежником стал парень! Знает, что надо сухое рубить, с ним легче возиться… Ишь, дерево-то как высохло! При ударе гудит со звоном.
С глухим шумом свалилась жердь, и Магдауль спрятался в гроте. Через некоторое время зашумело над щелью.
— Бабай, берегись! — крикнул Ганька.
— Спускай!
Волчонок поднялся из грота и, закрыв глаза от яркого дневного света, долго сидел молча. Потом закурил:
— А Король?
— В запуске ждет соболя.
— A-а… — облегченно вздохнул охотник. Потом вдруг вскочил и взял у Ганьки ружье.
— Где амака?
Ганька указал на глубокую борозду в
