И вот начал Алеша Щеколдин выслеживать Милену Погодину возле ее любовного гнездышка. Терпеливо выслеживал, долго сидел на лестнице, на один пролет выше квартиры Канунникова, никуда не отлучался, приспособив в качестве отхожего места площадку перед входом на чердак. Сидел он там и в прошлый понедельник, когда убили Милену. И что-то видел. Или кого-то. Кого? Канунникова? Ну и что? Олег там живет, и вполне естественно, что он приходит к себе домой и уходит оттуда. Даже если бы Канунников заметил, что на лестнице сидит какой-то чужой парень, он не придал бы этому значения. Когда человек выходит белым днем из собственной квартиры, он точно знает, что его нельзя за это обвинить ни в чем предосудительном, и совершенно не волнуется, если его при этом кто-то видит. Другое дело, если человеку нужно алиби и он утверждает, что его дома не было, он находился за тридевять земель, а тут находится свидетель, который видел, как он выходил именно из дома и именно в то самое время. Если Канунников убийца, то должен был отреагировать на присутствие Щеколдина. Но как он его заметил? Неужели Щеколдин оказался настолько легкомысленным, что даже не прятался? Не может такого быть, если бы он не прятался, его бы заметили все жильцы девятого этажа, тем более провел он на своем наблюдательном посту довольно длительное время и находился там, судя по всему, не один день: ему же нужно было установить, как часто Милена сюда приходит. Все жильцы девятого этажа были опрошены еще тогда, когда глазастенький участковый вместе с Настюхой Каменской обнаружил банку с окурками и обильные следы мочи, и ни один из соседей Канунникова Чигрика не видел. Значит, Щеколдин проявлял разумную осторожность и делал все возможное, чтобы не попадаться на глаза. Каким же образом Канунников его углядел? Это вопрос.
Но как бы там ни было, Канунников, убив Милену и собрав вещи, вышел из квартиры, понял, что у него на пути встал непонятного происхождения свидетель, и увез его подальше. Как? Посулами заманил, уговорами, угрозами? Это знает только сам Канунников. Найдем - спросим.
Сегодня польская бригада международных вагонов поезда Москва - Варшава приехала в Москву. Если покупаешь билет до Варшавы, то место тебе дают только в этих вагонах, остальные, в которых едут пассажиры до Вязьмы, Смоленска, Орши, Минска и Бреста, отцепляют в Бресте, на границе. Ванюшка Хвыля должен заняться проводниками. Посмотрим, что они скажут. В среду появится бригада с пражского поезда. Куда же этот Канунников-то запропастился?
И с самим Канунниковым еще вчера утром все казалось таким бесспорным, а вот сходила Настюха Каменская с тем глазастеньким участковым, с Дорошиным, на место происшествия - и снова сомнения одолели. Бокалы эти, будь они неладны, куртка, лекарство от высокого холестерина. Теперь вот еще коробка для дискет… Охохонюшки, жизнь наша…
Вот, однако, и приехали.
Следователь Давыдов знал порядок организации экспертных исследований, но собирался грубо его нарушить, пользуясь собственным авторитетом, почтенным возрастом и давними дружескими связями. Эксперту Давиду Львовичу Милькису, старому своему другу, он позвонил заранее, тот долго и подробно рассказывал о своих болезнях, не позволяющих ему работать быстро, из-за чего экспертизы скапливаются и неделями ждут своей очереди, а также о принципиальности начальника экспертно-криминалистического центра и его любви к порядку. Федор Иванович выслушал все это благожелательно и терпеливо, после чего безапелляционно заявил:
- Ну так ты жди, Додик, я скоро буду.
И повесил трубку. Главное - Давид на месте, а уж все прочие проблемы он как-нибудь решит.
Принципиальный и любящий порядок начальник, которым запугивал следователя Давид Львович, оказался милейшим человеком, молодым и улыбчивым, но ужасно занятым. У него беспрестанно звонил телефон, в кабинет каждые полминуты заходили какие-то люди, которые о чем-то спрашивали и чего-то требовали, и Федору Ивановичу не составило ни малейшего труда вклинить в этот бурный поток руководящих действий фразу, в которой были ключевые слова: «очень срочно» и «решил не посылать, лично приехал». Начальник вникать не стал, на ключевые слова отреагировал должным образом и протянутое следователем постановление о производстве экспертизы тут же отписал на исполнение эксперту Милькису Д.Л. О конкретном сроке производства экспертизы Давыдов благоразумно умолчал.
- Додик, я пришел, - радостно сообщил следователь, войдя в кабинет, где работал Милькис. - Смотри, что я тебе принес.
Он торжественно водрузил на стол пакет с коробкой и положил рядом постановление с визой начальника.
- Слушай, Федя, - Милькис задумчиво оглядел друга, - все-таки ты скрываешь, что ты на самом деле еврей. Ты умеешь делать невозможное. Ну показывай, чего ты притащил.
Федор Иванович подробно, из уважения к эксперту, который не признавал краткости и любил слушать долгие рассказы, изложил суть вопроса. До тех пор, пока он не закончил повествование, Милькис к пакету даже не прикоснулся.
- Ладно, давай посмотрим, - произнес он. - Ты чайку попей пока и не мешай мне, надо будет - я тебя спрошу. Чайник на подоконнике, розетка внизу, рядом с сейфом, ну ты сам все знаешь, не в первый раз.
Следователь заварил себе чаю покрепче, положил три ложки сахару, сел в уголке и углубился в размышления. Он знал, что работа Милькису предстоит долгая, но готов был ждать. Время текло незаметно…
- Значит, что я тебе могу сказать, - вывел его из задумчивости голос Давида Львовича. - Коробка старая, в том смысле, что не новая, не только что из магазина. На ней и царапины есть, и петли стерты, и прочие следы длительного использования. Следы пальцев множественные, взаиморасположение - характерное для захвата правой рукой, оставлены, скорее всего, одним человеком, но это я потом еще посмотрю повнимательнее, предположительно женщиной, судя по размерам следов и по плотности, папиллярных линий. Наличествуют множественные складки-морщины, так что можно предположить, что речь идет о женщине средних лет, хотя, может быть, у нее просто тонкая и сухая кожа. Сходится?
- Ну да, я же тебе говорил, - кивнул следователь. - Женщина за сорок, Каменская из «убойного». А еще что?
- А еще эту коробочку тщательно протирали, причем дважды. Вот здесь, - он обернулся к Давыдову, - да ты чего сидишь, Федя? Ты подойди, подойди поближе, посмотри, я ж для тебя рассказываю, а не для себя. Вот смотри, здесь, на замочке, есть волокна ваты и частицы влаговпитывающей бумаги, предположительно туалетной или бумажного полотенца. Замочек металлический, они за острый край зацепились. Да ты глянь в микроскоп, полюбуйся, какие красавцы! Можно отдать коробку химикам, они попробуют установить, чем именно ее протирали. На пластмассе, конечно, вряд ли что осталось, а вот на волокнах - наверняка. Если хочешь, вынеси еще одно постановление на производство физико-химической экспертизы, коробку отдадим сегодня, а постановление ты потом подвезешь.
- То есть получается, что коробку сначала протерли ватным тампоном с какой-то жидкостью, чтобы окончательно уничтожить все предыдущие следы, а потом насухо вытерли бумажным полотенцем, - задумчиво проговорил Давыдов.
- Или туалетной бумагой, - уточнил эксперт. - Я так далеко в своих выводах не иду, логика - это не моя наука, я тебе по старой дружбе и опираясь на собственный многовековой опыт говорю, что есть волокна ваты и специальной бумаги, а в заключении я напишу, что обнаружены частицы такого-то цвета и размера, а уж что это за частицы - это тебе достоверно только в нашем 13-м отделе скажут. Ну что, все? Или у тебя еще что-то есть?
- Пока все. Спасибо тебе, Додик, всегда ты меня выручаешь. И что бы я без тебя делал? Значит, я тебе коробочку оставлю, ты мне заключение напиши и отдай ее в 13-й, договорились? А я постановление привезу, прямо завтра же и привезу.
- И опять срочно небось? - хмыкнул Милькис.
- Да нет, теперь уж срочности никакой, все, что нужно, я узнал, а бумаги пусть своим чередом идут. Ты когда ко мне на дачу приедешь? С лета ведь собирался, да так и не выбрался, - сказал Федор Иванович, укоризненно качая головой. - Моя Тамара как выходной - так тебя вспоминает, почему, говорит, Додик не едет, обещал - и не приезжает. Неровно она к тебе дышит, ох неровно. Ты смотри мне, старый попугай!
Он шутливо погрозил Милькису пальцем. Тот довольно рассмеялся:
- Я всегда говорил, что твоей Тамаре нужно было выходить замуж за меня, а не за такого гоя, как ты. Божечки мои, ведь была такая хорошая еврейская девочка, и что она в тебе нашла? Еще когда ты на третьем курсе за ней ухаживать начал, я уже подумал: пропадет шикса, если выберет этого гоя, ой пропадет. Лучше б она меня выбрала.
- Не ври, Додик, это не ты подумал, а твоя мама. Я так и слышу ее голос.
- Ну какая разница, мама или я, - уклонился от уточнений Давид Львович. - Маме Тамарка твоя всегда нравилась, она мне много лет потом пеняла, что я ее упустил.
