Она вдоволь наплавалась, а когда вернулась к компании, поняла, что об ее отъезде уже известно. Тарасович вертелся и дергался, многозначительно поглядывая на Катю. Нинок неподвижно возлегала рядом, словно заваленная на спину статуя колхозницы. На глазах ее чернели очки, грудь вздымалась тяжело и ритмично. Молчаливый Сережа, примостившийся у материнских ног, складывал камешки в желтое пластмассовое ведерко. Катя присела на топчан, а статуя неспешно воздвиглась и, взяв мальчика за руку, торжественно двинулась к морю.
– Ну, Катенька, слышал, уезжаешь? – заторопился Тарасович с расспросами, как только Нина отошла на расстояние, исключающее слышимость. – Что ж так мало побыла? У тебя ведь есть еще пара дней в запасе?
– Дни есть, но с билетами сложно. Взяла, какие достались.
– Жаль-жаль, рано собралась. Два года не виделись, не успел я на тебя налюбоваться. А ты еще похорошела, даже помолодела. Кто ж тебя так вдохновляет?
– Жизнь вдохновляет, Миша. И у тебя, как вижу, все в порядке. Ты тоже неплохо выглядишь.
– Может, останешься? Море теплое, погода прекрасная, а дома всех дел не переделаешь. Слышал, родители твои приболели? На кого ж ты их оставила?
– Нашлись добрые люди. Не ожидала, что родители мои тебя волнуют.
– И родители волнуют, и ты, Катюша. И всегда волновала.
– А Нинок в курсе твоих волнений? – Катя насмешливо взглянула на Тарасовича. – Ты делишься с ней подобными переживаниями?
Георгий беспокойно следил за пикировкой.
– Я похож на дурака? – осклабился Михаил. – Зачем Нине знать о наших с тобой старых делах?
– А у нас были с тобой какие-то дела? Что-то не припоминаю.
– А то не было? Так-таки ничего и не помнишь? – напирал Тарасович. – Ну да, память-то девичья коротковата.
– Не понимаю, о чем ты? – пожала плечами Катя. – Я тебе что-то должна и не отдаю?
– А разве нет? Хоть бы извинилась за старое. Завлекла, обнадежила, пообещала, а потом кинула.
– Не выдумывай! Никогда я тебя не завлекала и ничего не обещала! – возмутилась Катя.
– Ну, как же не обещала-то? – не отставал старший брат. – Неужто, забыла?
– Ах, да. Обещала подумать, кажется, – бросила она небрежно.
– Не только. Сказала, что польщена. Поблагодарила за честь и оказанное доверие. Поинтересовалась, на какие средства мы будем жить, про алименты узнавала, про спецшколу для сына. Даже рожать от меня собралась. Волновалась, не помешает ли возраст моему усердию в этом ответственном деле? А я тебя заверил, что мужики в нашем роду от таких приятных трудов не отлынивают до глубокой старости. Ты успокоилась, обещала подумать и моей дамой на юбилее быть не отказалась! Так или нет? Еще платье какое-то особенное надеть хотела. Я и решил…
– И я решила! – прервала его Катя, удивляясь, как мог он так хорошо запомнить и принять всерьез ее двухлетней давности стеб.
– Плохо решила! – рявкнул Тарасович.
– Как сумела! – раздраженно парировала она, запихивая полотенце в сумку.
Внезапно Георгий вскочил и схватил Катю за руку.
– Стоп! Идем отсюда! Есть разговор.
Он потянул ее за собой. Она удивленно поднялась и последовала за ним. Михаил смотрел им вслед, беспокойно ерзая на топчане, словно готовясь сорваться с места и устремиться за ними.
Не оборачиваясь, Георгий быстро шагал по гальке и вдруг резко остановился. Он больно схватил Катю за плечи и развернул к себе, неприязненно всматриваясь в лицо.
– Ты так и собиралась уехать, не поговорив? Ничего не хочешь сказать на прощанье?
– Ты о чем? – удивилась она.
– Давай начистоту! Ты собираешься жить со мной?
– Гоша…
– Хватит темнить! – воскликнул он зло. – Да или нет?
– Конечно, собираюсь. Что с тобой, Георгий?
– Ты знаешь, что я не хочу и не буду жить в Москве? Тебе известно, что я…
– Беден, болен, стар, – прервала она его. – Гошенька, говори смело, что ты задумал? Я все выдержу, обещаю.
– Помолчи, не перебивай! Ты по-прежнему хочешь выйти за меня? Не передумала? – Она обняла его, почувствовав, как сотрясает его сильная дрожь. Он сбросил ее руки и отодвинулся. – Так вот, я решил! Окончательно и бесповоротно! Если согласна, сразу же расписываемся и уезжаем туда.
– Куда, милый? Какой городок у моря ты придумал на этот раз?
– Это не город у моря! Это Алтай! Мы едем на Алтай! – воскликнул он, сверкнув глазами.
– Алтай? – растерялась Катя. – Почему Алтай, Гошка?
Он приблизил к ней напряженное лицо и заговорил тихой скороговоркой, боязливо оглядываясь по сторонам:
– Потому что там еще есть белые пятна на карте. Только там я буду спокоен, только там смогу жить с тобой. Мы заберемся подальше, в самую глушь, найдем малолюдный поселок вдали от больших дорог. Я поставлю дом. Где-нибудь на отшибе. Ты будешь хозяйкой. Нас никто не найдет. Никто не увидит тебя. Только я! Если раз в году забредет охотник, я успею тебя спрятать, и ты не выйдешь к нему… – Глаза Георгия болезненно блестели, лицо нервно подергивалось. – Ну? Что скажешь? Да? Нет?
Она поняла, что с ним что-то не так, и ответила обтекаемо, боясь разволновать еще больше:
– Гошенька, но ведь это совершенно новый поворот. Об Алтае я впервые слышу. Надо разузнать об этом крае, подумать…
– Алтай или ничего! Это мое последнее слово! Думай! Решай! – грозно оборвал он ее и вдруг сник, неподвижно застыв и уставившись под ноги.
– Гоша, что?.. – она попыталась заглянуть ему в глаза, но он стоял перед ней, опустив плечи и голову. Наконец, он оторвался от созерцания гальки и выпрямился. Лицо не дергалось, глаза смотрели спокойно.
– Тебе пора, идем, не успеешь собраться, – сказал он с обычной интонацией.
Крепко держась за руки, они шли по пляжу.
– А, вот вы где? – Михаил вышел им навстречу, заглядывая обоим в глаза.
– Стой здесь, я сам сумку твою соберу, копуша, – на ходу крикнул Георгий, оставив Катю наедине с братом.
Она смотрела в море, задумавшись о странном поведении Георгия, и не могла взять в толк – что за нелепое место для совместной жизни он выбрал? И почему предложил его в такой категоричной форме? Чем вызвано его явно болезненное состояние? Утром он выглядел совершенно здоровым и всем довольным.
– Ну, что, поговорили? – оглядываясь на спину брата, торопливо спросил Тарасович.
– Поговорили, – недовольно буркнула Екатерина.
– Что решили? Все-таки женитесь? Когда?
– Слушай, Миша, – раздраженно повернулась к нему Екатерина, – что ты к нам привязался? Что ты нос суешь в наши дела? Нашел себе тетю Нину, и успокойся уже.
– Хамишь? – Тарасович окинул нагловатым взглядом ее фигуру в уже высохшем купальнике. – Неужели, так и не поняла, что здесь тебе не обломится? Не я, а ты к нам привязалась, и не даешь покоя брату! Зачем прилетела-то? Что тебе в Москве твоей не сидится? Не нагулялась там? Папику поднадоела? Займись сынишкой, а не за мужиками гоняйся по курортам! Заруби себе на носу, вертихвостка – в нашем роду на девках не женятся!
