Цветные сполохи играли на лицах одетых в шкуры горных джески, сияли на их оружии, отражались в маленьких глазках. Их было семь – приземистых бородатых подгорных жителей, и они стояли вокруг ложа, на которое бросили Элис. Ложе? Как бы не так. Эта штуковина, целиком вырубленная из громадного куска горного хрусталя, очертаниями больше всего напоминала гроб. Хрустальный гроб, и в нем лежит она, Элис. Люди такого бы не придумали! Ну и фантазия у этих джески…
Сквозь полусомкнутые ресницы Охотница глянула на Людоеда, он был самым рослым среди подземных жителей. А вождь джески как раз вручал Махрину его плату – здоровенный самоцвет. Еще одно удивительное чудо! Такого крупного рубина Элис не то что не видела – даже вообразить не могла. Громадина размером с ее кулак! Она бы дала волю восхищению, если бы не валялась связанная в хрустальном гробу, окруженном кровожадными коротышками…
– Удивляюсь я тебе, Людоед, – пробормотал Махрин, вертя рубин толстыми пальцами. – Ты же имеешь такое богатство! Жил бы на поверхности, под солнцем. Дом бы свой имел. Да что дом – замок! Дворец! Я бы тебе помог все обустроить, камушки для тебя продал бы, подсказал, что да как…
– И руки бы погрел на моем богатстве?
– Ты мне долю всегда исправно платишь, – согласился Махрин, – а большего мне и не надо. Конечно, и мне бы что-то перепало. Но ты-то! Ты-то! Ты же мог как граф жить!
– Граф… – повторил джески. – Здесь я король!
– Так то здесь!
– Ты не понимаешь. Вы все не понимаете. Думаете, чем больше золота и самоцветов на себя навесил, тем стал сильнее? Нет, Махрин, нет! Я тебе сколько раз твердил: главное – внутри! Сколько сильных людей, сколько умелых и умных людей ты ко мне привел? Теперь они все во мне. Внутри. Теперь я могу все, что могли они! А съев сердце этой девчонки, я смогу убивать тварей Тьмы, я буду готов. Я ведь много раз поднимался на пик, смотрел на луну. Тьма пробуждается, я чувствую, как она крепнет. Скоро твари заполонят Валард, но я буду уметь с ними расправляться. Вот что важно, не золото и камни. Умение убивать тварей Тьмы! Сила и ловкость давно во мне, но не хватало этого, последнего, умения.
Махрин снова стал задыхаться и кашлять, тогда Людоед хлопнул его по спине и сказал:
– Иди, хворый, иди. Скоро вы там, на поверхности, все поймете, что Тьма пробуждается, что она близко… Ты еще прибежишь ко мне просить убежища.
Один из бородатых коротышек скользнул взглядом по хрустальному гробу, и Элис поспешно зажмурилась.
– Да, да, я лучше пойду, – бормотал Махрин, – ешь сердце, поджидай Тьму, а по мне лучше на поверхности жить.
– Потом поймешь, что от Тьмы нужно в землю прятаться, под гору, в камень… – голоса удалялись, Людоед провожал Махрина к выходу из сверкающей самоцветами пещеры. – Она же скоро проснется, совсем скоро…
Элис осторожно напрягла руки – веревку порвать не удалось, но вроде бы петли немного ослабли. Во всяком случае, руки слушались, и это уже хорошо. Потом над хрустальным гробом снова встал Людоед, и Элис на всякий случай плотнее сдвинула веки, оставив между ресницами совсем узкую щель. Она видела лицо хозяина пещеры, странно меняющееся с каждым мгновением. То он веселый и улыбается, то он хмурится и в его глазах, кажется, собралась вся скорбь Валарда, так что ничто не может заставить этого угрюмого джески улыбнуться… Элис обдало холодом при мысли о том, что Людоед в самом деле владеет душами десятка людей, чьи сердца он сожрал. Ей даже показалось, что гроб, в который ее уложили, сделан не из хрусталя, а из льда.
– Надо бы ее разбудить, – озабоченно сказал один из бородачей, жадно глядящих на вожака. – А то как-то нехорошо выходит.
– Нет, не нужно, – буркнул Людоед. – И так сойдет. Главное, что живая Охотница, дышит. Сейчас я…
Он полез за пазуху, под меховую крутку.
– Жалко, – сказал первый джески, – не поглядим, как она дергается, когда нож увидит. Они всегда так смешно дергаются.
Людоед, озабоченно сопя, вытащил короткий клинок из лунного серебра, и цветные отблески забегали по остро отточенному лезвию. Другие джески попятились к усыпанным самоцветами стенам пещеры.
Элис из-под ресниц глядела на Людоеда, на его глаза, то веселые, то печальные, а владыка подземелий занимался своим странным и страшным делом. Держа нож обеими руками, он поднял его острием кверху перед собой и быстро забормотал. Элис не понимала ни слова в этой скороговорке. Ей вспомнился старый джески в подвале замка Фиоро. Тот обращался к духам, и Кот сказал, что это древняя магия. Наверное, Людоед тоже колдует? «Точно, это магия», – решила Элис, осторожно сгибая правую ногу в колене.
Монотонно бормоча, Людоед поднял повыше блестящий нож, перевернул… и тут Элис изо всех сил врезала ему каблуком в лицо. Удар пришелся в челюсть, поросшую буйной бородищей. Колдун пошатнулся, потерял равновесие и вдруг исчез, будто его дернули сзади. Вместо бородатой хари над Элис возникло круглое лицо Килгрика и его пухлая рука с ножом. Не теряя времени, Элис села и протянула связанные руки к оруженосцу, тот полоснул ножом по веревкам. Вот тут джески и начали орать из темных углов. Появление мальчишки их почему-то напугало. Элис выпрыгнула из хрустального гроба… и приземлилась на ворочающегося Людоеда. Тот пытался подняться, но сапоги Элис снова швырнули его на пол. Она с наслаждением придавила каблуком кулак джески и крутанула ногой, чтобы вышло больнее.
Людоед хрюкнул, а Элис, нагнувшись, выдернула блестящий нож из его ослабшей руки. Вдвоем с Килгриком они попятились от середины зала, но джески были повсюду. Вот и Людоед, поднялся с пола. Семеро бородатых коротышек стали надвигаться на чужаков, у кого была дубинка, у кого топорик, и они уже оправились от неожиданности.
– Ты как здесь очутился? – спросила, пятясь, Элис.
– Следовал за своей госпожой, как и подобает верному оруженосцу.
– Сейчас они бросятся на нас, но ты постарайся не соваться, держись сзади.
Они отступили в тесный закуток, где на них не могли напасть сразу все семеро противников, и остановились.
– Сама держись сзади, – буркнул мальчишка и, к удивлению Элис, сунул нож за пояс.
Горцы переглянулись. Людоед рявкнул на них, и бородачи, отталкивая друг друга, бросились на чужаков. Килгрик выставил перед собой руки, а когда враги были в трех шагах, хлопнул в ладоши и дунул. Из его горстей взвилось облачко синей пыли. Переднего джески окутал туман, и горец замер. Элис увернулась от направленной нее дубинки, взмахнула ножом – ее противник замешкался, уклоняясь. И тут она ударила его ногой в колено. Оттолкнула левой рукой Килгрика и отступила на шаг. В рядах противника возникла заминка: тот джески, которого она пнула, возмущенно ругался, держась за ушибленную ногу, а другой, получивший порцию синего тумана в лицо, с закатившимися глазами медленно валился назад. Его отпихнули, чтобы не мешал, и бородач мешком рухнул под ноги товарищам.
– Пустите меня! – рявкнул Людоед и, распихав соратников, встал перед загнанными в угол противниками.
Он похлопал дубинкой по ладони, разглядывая мальчика и девушку.
– Ты маг? – спросил он Килгрика, это прозвучало грустно и задумчиво. – Маг у меня уже есть. Но еще один не помешает. К приходу Тьмы нужно готовиться всерьез, никакой запас не будет лишним.
– Сейчас я тебя заколдую, – пообещал Килгрик, снова вытаскивая нож.
Но Элис уже поняла, что никаких трюков в запасе у ее оруженосца не осталось. С короткими ножами им не выстоять, нет. Никаких шансов… И Людоед тоже это понимал. По его лицу пробежала рябь, и он улыбнулся – весело и беззаботно.
– Заколдуешь, малец, обязательно заколдуешь! Только изнутри. Когда тоже станешь мной! Вот здесь будешь, у меня внутри.
Он отвел дубинку чуть в сторону, чтобы повторить излюбленный жест – похлопать себя по груди, тут-то Элис и бросилась на него. Она надеялась застать Людоеда врасплох, но не вышло. Проворно отпрыгнув, он взмахнул оружием. Дубина со свистом рассекла воздух, и Элис сама едва успела подставить нож под удар. Чудовищная сила вывернула рукоять серебряного ножа из пальцев, клинок звякнул, упав на камни…
Элис отступила в угол. Килгрик тоже попятился… Людоед сделал шаг, поигрывая дубинкой… Дубинка была длиной почти с руку, окованная на конце стальными полосами, из которых торчали острые шипы.
Приспешники Людоеда затаили дыхание, и в наступившей тишине как гром прозвучали твердые четкие шаги. Кто-то приближался по галерее, размеренно и четко опуская подошвы сапог на камень. Джески задвигались позади Людоеда, оборачиваясь к входу в сверкающую пещеру…
Пришелец приблизился к освещенному кругу, где по каменному полу бродили разноцветные сполохи. Его лицо оставалось в тени, на свету оказались только ноги в мягких сапожках, топот которых так насторожил пещерных джески.
– Сапоги… – пробормотал один из них.
Горные джески сапог не носили, на них были грубые башмаки, сшитые из шкур.
