6. Тов. Сталин заявлял на заседании 8 сентября, что если нашу платформу напечатать, то будто бы вообще станет невозможной борьба за отсрочку войны. Он делал вид, будто открытая критика правых уклонов (капитулянтства) в международной политике у нас вообще никогда не допускалась.
А между тем вот что сказано в брошюре того же Сталина «Вопросы и ответы» (9 июня 1925 года). Говоря об опасности стабилизационных настроений (тогда Сталин это еще понимал), Сталин предостерегает против «пути национализма и перерождения». Сталин пишет:
«Поддержать освободительное движение Китая. А зачем? Не опасно ли будет? Не рассорит ли это нас с другими странами? Не лучше ли будет установить нам «сферы влияния» в Китае совместно с другими «передовыми» державами и оттянуть кое-что от Китая в свою пользу? Оно и полезно и безопасно...
Поддержать освободительное движение в Германии? Стоит ли рисковать? Не лучше ли согласиться с Антантой насчет Версальского договора[256] и кое-что выторговать себе в виде компенсации?.. Сохранить дружбу с Персией, Турцией, Афганистаном? Стоит ли игра свеч? Не лучше ли восстановить «сферы влияния» кое с кем из великих держав? и т. д. и т. п.
Таково националистическое «умонастроение» нового типа, пытающееся ликвидировать внешнюю политику Октябрьской революции и культивирующее элемент перерождения...
...Едва ли можно сомневаться в том, что давление капиталистических государств на наше государство громадное, что работникам нашей внешней политики не всегда удается устоять против этого давления, что опасность осложнения создает нередко соблазн вступить на путь наименьшего сопротивления, на путь национализма» (И. Сталин, «Вопросы и ответы», 1925, ее. 13-14).
Итак, летом 1925 года Сталин еше понимал эти опасности и прямо говорил о том, что в наркоминделе они гнездятся, понимал, что это есть «ликвидация внешней политики Октябрьской революции».
В проекте платформы большевиков-ленинцев (оппозиции) мы говорим примерно то же. Мы утверждаем, что теперь не только «работники внешней политики», но и сам Сталин поддается этой капитулянтской идеологии.
7. Основная неправильность всей нынешней позиции сталинской группы в этом вопросе сводится к следующему. По Сталину выходит так, что нельзя вообще критиковать политику Сталина, нельзя вообще говорить вслух о неустойчивости Сталина в борьбе с буржуазией, потому-де, что буржуазия узнает об этом и усилит свое давление на СССР. В чем суть этой позиции? В отождествлении группы Сталина с партией и с СССР. Выходит так, что никто не смеет в партии предупредить партию об излишней податливости Сталина по отношению к домогательствам буржуазии, ибо каждый голос критики, направленный против ошибок Сталина, будто бы ослабляет СССР. Ну, а ошибки Сталина не ослабляют СССР? Или надо заранее решить, что Сталин не делает ошибок и что он может бесконтрольно вершить судьбы партии и страны, не созывая два года съезда и не давая перед съездом критиковать свою политику под тем предлогом, что критика грубейших ошибок Сталина ослабляет СССР!
8. Когда захолустный крестьянин, прослышав о концессиях, написал Ленину письмо в том смысле, что советское правительство опять как будто начинает возрождать власть капиталистов, Ленин подробно разъяснил, что это не так, но тут же прибавил, что самый факт тревоги и критики со стороны крестьянина есть настоящая гарантия того, что капиталисты и помещики не вернутся в СССР. Гарантию против уступок эксплуататорам и силу для отпора мы всегда видели внизу, в трудящихся массах, в пролетариате, и, прежде всего, в массах нашей собственной партии. От своих прав контроля, проверки, исправления и направления политики всех своих органов партия не отказывалась. За два года неограниченного руководства группа Сталина наделала таких ошибок, которых история нашей партии не знала вообще и которые нанесли ряд ударов и международной революции и международному положению СССР. Пытаться теперь зажать рот критике этих ошибок значит забыть, что источником нашей силы в борьбе с мировой буржуазией является не сталинская верхушка, а партия.
9. Ярче всего и грубее всего уродливость нынешнего положения проявилась на вопросе о китайской революции. Коминтерн не сделает шагу вперед, если не изучит опыт китайской революции до конца и со всех сторон. Изучить опыт китайской революции значит изучить прежде всего цепь убийственных ошибок Сталина—Бухарина—Мартынова. Отказываться от этой работы или препятствовать ей значит преграждать коммунистическим партиям пути действительной большевизации, т. е. действительной подготовки к прямой борьбе за власть. Между тем, дискуссия по основным вопросам китайской революции запрещена под тем не только ложным, но совершенно реакционным предлогом, будто обсуждение вопросов китайской революции может повредить интересам СССР. Выходит так, будто интересы СССР противоречат внутренним и неотразимым потребностям мирового пролетарского авангарда в уяснении себе своих собственных путей. Сталин говорит: «Не смейте обсуждать причин тягчайших поражений китайской революции, т. е. не касайтесь моих ошибок, потому что вас слушает мировая буржуазия». Ссылкой на мировую буржуазию Сталин пытается зажать рот Коминтерну в вопросах, от которых зависит судьба Коминтерна. Чистейшей ложью являются утверждения, будто дело идет о каких-либо дипломатических или военных секретах. Прежде всего не надо забывать, что это — секреты между СССР, с одной стороны, Чан Кайши, Фен Юйсяном, Ван Цзинвеем — с другой. Все эти секреты давно известны мировому империализму. Но главное-то в том, что оппозиция ни в малейшей мере не собиралась и не собирается подвергать публичному осуждению какие бы то ни было военно-дипломатические секреты. Речь идет о политической линии, о революционной стратегии, об основных лозунгах за время китайской революции. И — только об этом.
10. Никто не обвиняет Сталина в том, что он готов сегодня принять безоговорочно все и всякие требования буржуазии. Но вся его политическая позиция, т. е. его систематическое сползание на мелкобуржуазны рельсы, неизбежно делает его все более непримиримым против противников слева и все более податливым по отношению к домогательствам справа.
Оппортунистическое сползание неразрывно связано с недооценкой революционных сил и с переоценкой сил, качеств и способностей буржуазии и ее агентов и пособников. Именно этими чертами характеризуется вся политика тов. Сталина. В Китае он ставил ставку на Чан Кайши, на Фен Юйсяна, поддерживая полное закабаление компартии буржуазному Гоминьдану. Он требовал доверия к жалкой, дряблой, мелкобуржуазной Ухани, сея недоверие к идее создания рабоче-крестьянских Советов в Китае. В Англии он надеялся на Перселя и Хикса, поучая рабочих, что эти лакеи буржуазии могут помочь оградить СССР от опасностей войны. А внутри страны? Знаменитый лозунг —»Огонь налево», и в то же время заявление, что нельзя говорить о кулацкой опасности, иначе у нас этого бедного, незащищенного кулака немедленно «разденут». Что это как не капитуляция перед растущей буржуазией?
11. А ведь во всех перечисленных выше случаях дело еще не шло о «настоящей» мировой буржуазии. Китайская буржуазия сильна только по отношению к своим собственным безоружным рабочим массам (безоружным по вине ложного руководства). Персель есть только лакей буржуазии, служащий ей для определенных поручений. Русский кулак есть лишь неокрепший буржуа в стадии «первоначального накопления». Если Сталин склонен теоретически и политически капитулировать перед ними во все критические моменты, как непререкаемо свидетельствует опыт, то почему, собственно, партия должна слепо верить, что Сталин никогда и ни в каком случае не капитулирует перед могущественной буржуазией, когда эта последняя нажмет по-настоящему? На каком основании Сталин, отягощенный ошибками и поражениями, осмеливается требовать от партии слепого доверия, которого никогда не требовал Ленин и которое по самому существу своему несовместимо с характером пролетарской партии?
II. О коминтерновской левой
На собрании ПБ и Президиума ЦКК от 8 сентября, далее, поднят был большой шум по поводу наших слов относительно коминтерновской левой, которая, по нашему мнению, даст отпор Шмералям[257], Мартыновым и КО. По этому поводу заговорили об образовании нами «фракции в международном масштабе» и т. д.
Чтобы создать большую ясность также по этому вопросу, мы видим себя вынужденными указать на следующее (ограничиваемся пока некоторыми, наиболее характерными фактами, оставляя за собой право вскоре вернуться к более обстоятельной оценке положения в отдельных секциях Коминтерна).
Германия. Игра Сталина—Бухарина привела уже к тому, что руководство германской компартией попало целиком в руки архиправой группы Эрнста Мейера[258]. Мейер является заведомым оппортунистом -представителем подлинного «социал-демократического уклона». Никакой серьезной связи с рабочими массами у Мейера никогда не было. Это — типично верхушечный бюрократ, которых в Германии много. Мей-ер в Циммервальде шел с Мартовым и Аксельродом против Ленина. Мейера сняли с германского ЦК еще при Ленине. Мейер интриговал в 1922 году против партии вместе с «известным» Фрисландом[259], перебежавшим затем открыто на сторону социал-демократов. Мейер в 1922 году плелся в хвосте социал-демократии в вопросе о кампании по поводу убийства Ратенау[260]. К Мейеру полны недоверия рабочие-коммунисты. Мейер в 1926 году во время VI расширенного ИККИ в Москве вызывающе заявил: «Не я иду к ЦК, а ЦК идет ко мне».
