В череде «неслыханных выходок», с особенным возмущением указывала газета, принимали участие, кроме двух «несовершеннолетних оборванцев из семьи гоблинов-грузчиков», сын губернского судьи, студент, который минувшим летом стал причиной шумного скандала, ибо вернулся из столицы упырем, а также сын и племянник почтмейстера. Однако истинным вдохновителем компании юных хулиганов оказался призрак молодого ковролетчика, погибшего три года назад из-за страсти к лихачеству.
За исключением новообращенного упыря, никто из компании не был доселе замечен в чем-то особенно предосудительном. Дух ковролетчика, устроившийся инструктором в школе летунов, вообще прославился своими трезвыми взглядами и требовательностью в отношении правил воздушного движения. Один из «несовершеннолетних оборванцев» прилежно учился в вечерней школе. Племянник почтмейстера был помолвлен с благовоспитанной барышней и денно и нощно зарабатывал в дядиной конторе хорошую репутацию.
На вопрос, что свело их вместе и толкнуло на путь нарушения общественного порядка, задержанные ответили на разные лады примерно одно и то же: захотелось пошутить.
Наказание шутникам грозило строгое. Гоблинам ввиду невысокого социального положения надлежало провести год на общественных работах. Чиновничьи родственники рисковали попасть в солдаты. Предугадать наказание для призрака никто не брался, упоминали только, что до суда он просидит в бутылке, запечатанный, как джинн.
Кроме того, было уже известно, что судья и почтмейстер изъявили намерение подать в отставку.
Вторая полоса «Вестей» была отдана гневным отзывам видных горожан. Оставалось только гадать, как ухитрились журналисты собрать их мнения для утреннего выпуска…
— Здорово живешь, Непеняй! У тебя не занято? — раздался голос рядом.
К Сударому подошел давний знакомый его, Кроличков Прыгун Поскокович, друг детства, ныне служивший в управе градоправителя. Он глядел так, словно сиял внутренним светом и знал об этом. Усевшись на стул рядом, указал на газету и спросил:
— Читал? До конца?
Сударый заглянул в конец второй полосы и обнаружил, что цепочку авторитетных мнений замыкает именно Кроличков.
— Сам еще не пришел, — пояснил Прыгун Поскокович, — так я за него и высказался. Натурально каждое слово от его имени, но как сказал-то! Ты обратил внимание, как сказано?
На взгляд Сударого, сказано было посредственно. «Имея в виду добрую славу нашего города, а говоря шире — и нашей губернии, и всего необъятного отечества нашего, если уж совсем широко говорить… В наши дни, когда стараниями отцов города повсеместно внедряется, всемерно насаждается и неуклонно расширяется сеть образовательных, образовательно-оздоровительных и образовательно-досуговых, а говоря шире, вообще социально значимых…»
— Теперь вот по делам бегаю, — заказав себе кофе, сообщил Кроличков. — Но когда из управы убегал, уже говорили, что сам сомлел, когда прочитал. И как тебе?
Отвечать прямо не хотелось, чтобы не обижать разумного, и Сударый сделал вид, что понял вопрос иначе:
— Мне вообще вся эта история не слишком нравится. Шутники, спору нет, вели себя отвратительно, но как-то уж слишком большое возмущение они вызвали.
— Э, старик, ты на это не смотри. Никаких отставок, конечно, не будет, и в солдаты никого не забреют, просто как же не пошуметь по хорошему поводу? Сам знаешь, какое волнение поднялось, надо успокоить народ… хоть на время.
— Почему же только на время?
— А, ты, видать, не все знаешь? Ну слушай, скажу по секрету, — наклонился Кроличков к Сударому. — История-то совсем не кончилась.
Глаза у него блестели, он явно не намеревался продолжать, пока не услышит заинтересованный вопрос. Непеняй Зазеркальевич не стал разочаровывать друга детства и вопрос задал:
— Как так?
— Да ведь призрак Свинтудоева по-прежнему на свободе, — торжественно прошептал Кроличков.
— Ты думаешь, сплетни о нем правдивы? — удивился Сударый.
— Мне думать не надо, я и так знаю. Молодежь, конечно, повеселилась от души, но многие случаи объяснить их забавами никак нельзя, это уж достоверно известно.
— Но разве это указывает именно на Свинтудоева?
— А на кого же еще? — с обезоруживающим удивлением ответил Кроличков вопросом на вопрос.
— Положим, у меня пока нет достоверных сведений, но с научной точки зрения…
— О нет, пожалуйста, избавь меня от научной точки зрения! — шутливо замахал руками Прыгун Поскокович. — Что такое Свинтудоев с научной точки зрения? Ерунда, явление природы, фактик для каталога. А вот с политической — он знак того, что наступило время серьезно поговорить о реформах в нашем обществе. Вопрос назрел! Одни считают, что ограниченное гражданство дает призракам слишком много воли, другие — что ограниченное гражданство дискриминирует их. Как видишь, страсти кипят. Ты чье мнение разделяешь?
— Понятия не имею, — честно признался Сударый. — Не задумывался. А ты?
— Я разделяю правильное мнение, — со значением произнес Кроличков. — Пока не стану его оглашать, а когда придет время — пусть дела мои говорят за меня.
— Пусть говорят, — согласился Непеняй Зазеркальевич. — Итак, призрак бродит на свободе? И ты положительно знаешь это?
— Мне ли не знать! Он, подлец, к твоему сведению, даже тетку мне покусал! И вообрази где — в оптографическом салоне!
— В каком салоне? Какую тетку? — подскочил на стуле Сударый.
— Да уж конечно, не в твоем. У де Косье. А тетку — обыкновенную, толстую. Она у меня одна. Дядьев куча, а тетка одна, ты должен ее помнить: горластая такая фифа, на студень похожая. Добрая такая… пока не разозлится.
— Ты хочешь сказать, нападение произошло прямо в ателье мсье де Косье?
— Не хочу — уже сказал, — усмехнулся Кроличков. — Натурально цапнул ее Свинтудоев за ухо и скрылся.
— Твоя тетка его видела?
— Куда там! Он ведь проворный, его вообще мало кто видел, а тетке, чтобы обернуться, с полминуты требуется. Но ведь больше некому. В студии были только она, де Косье и его помощник. Ни одного постороннего разумного, тем более из числа пойманных нашей доблестной полицией.
— А когда это произошло?
— На прошлой неделе где-то, точно не вспомню. Ах, позволь, за три дня до ее именин, стало быть, двадцатого.
«За два дня до ночного полета де Косье над крышей моего дома, — подумал Сударый. — У него случилось примерно то же, что у меня — с купчихой Заховаловой. Через два дня он исхитрился подбросить мне Ухокусая — спустя два года после того, как Ухокусай у него появился. Наверное, при всей своей ловкости этот предметный призрак легко уязвим, если знать, как за него взяться. Он появился два года назад, почему-то вел себя тихо, потом все-таки начал своевольничать и… был выдворен из дома? Похоже. Вот только понять бы, как де Косье удалось с ним сладить…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
