Следом показались несколько машин, каких раньше Кирилл у варханов не видел: вроде мотоциклеток, накрытых бронеколпаками, с прорезями спереди и по бокам. То есть бронециклетки… или бронециклы? Кир прикинул, что у них наверняка три колеса, на двух такую штуковину не очень-то поводишь.
Он остановился, когда несколько варханов гнали мимо толпу пленников. Пошел дальше. Большинство чужаков выстроились длинной дугой, спинами к лазарету, лицами к тачанке. Цистерны поставили под кремлевской стеной, к одной сразу подъехала машина, похожая на танк, но с колесами вместо гусениц, их соединили толстым шлангом.
Двое варханов, сидевшие рядом с водителем «кареты», вышли наружу. Кирилл еще приблизился, теперь он стоял недалеко от Лобного места и длинного шатра, стараясь не привлекать к себе внимания, но так, чтобы видеть все происходящее.
Эти двое были офицерами — бледно-зеленые кители и брюки, короткие блестящие сапоги, на круглых шапках — козырьки. У одного, вернее, у одной (это оказалась низенькая черноволосая женщина в возрасте) на рукаве три красные полоски, а у ее спутника аж четыре. Свою фуражку он сразу снял, обнажи блестящий выпуклый череп.
Когда женщина распахнула дверцу в броневом колпаке, оттуда выбрался первый настоящий толстяк, которого Кирилл увидел среди варханов. Тоже в бледно-зеленом кителе и брюках, но с золотистыми лампасами. И полоски на рукаве были золотые — целых пять.
Кирилл шагнул ближе. За Толстяком показались двое высоких плечистых варханов в облегающих костюмах из поблескивающей темной кожи, с портупеями, где висели топоры и ножи. И в шлемах, имеющих форму головы ящерицы, с решетчатой пастью-забралом и узкими глазницами. Это было неожиданно, шлемы как-то очень дисгармонировали с остальным, ну словно бравые пожарные нацепили фартучки домохозяек или спецназовец в полном боевом облачении вместо автомата держал саксофон.
Пятиполосочник поправил фуражку с золотой кокардой в виде овального глаза и зашагал к полукругу рядовых. Охранники пошли за ним, Лысый и женщина-офицер — по сторонам.
Усеченные, вот вы какие. Кирилл до сих пор не мог объяснить самому себе, что подразумевает под этим словом в отношении варханов, но оно хорошо подходило им, странным образом определяя их тайную суть.
Навстречу вышел комендант лагеря, на кителе которого были три полоски. Никаких козыряний и других армейских жестов — офицер заговорил, но Толстый слушал недолго. По щекастому красному лицу было видно, что ему все это не очень интересно. Отстранив коменданта, он двинулся вдоль строя, потом свернул прямо в него и, не глядя на расступившихся бойцов, направился в сторону длинного шатра. Офицеры и охранники поспешили за ним.
Толстяк остановился, отдал приказ Лысому. Тот повернулся к коменданту, который поднял руку и что-то прокричал. Из-за шатра показался Явсен, а с ними — четверо вооруженных москвичей с фиолетовыми повязками на руках. Явсен широко вышагивал впереди, москвичи послушно, как цыплята за курицей, шли следом.
Охранники в плащах выскочили из-за Толстяка, один поднял руку ладонью вперед, у другого из-под плаща высунулся ствол. Толстяк недовольно заговорил с ними, один из «темных плащей» ответил — Кириллу показалось, что разговор ведется на повышенных тонах, хотя отсюда трудно было судить. Толстяк в конце концов смирился. Охранники подступили к пеону с москвичами и отобрали у них оружие с торчащими вбок кривыми рычагами. Разрядив их, отдали и вернулись на свое место за спиной Толстяка. Тот поманил Явсена — пеон подошел, протягивая скрученный трубкой лист бумаги. Гость его развернул, проглядел, поднял голову и выкрикнул: «Лежать!».
Москвичи попадали на землю.
«Встать!»«Сесть!»«Стрелять!»
Клацнули затворы.
Толстяк снова посмотрел на лист, подозвал пеона и отдал приказ. Доктор громко скомандовал: «Бежать! Влево!»- и показал рукой, какое именно направление имеет в виду. Люди с фиолетовыми повязками устремились туда.
Заложив руки за спину, пятиполосочник наблюдал с брюзгливым выражением лица. Затем развернулся и двинулся вокруг шатра, будто позабыв и про москвичей, и про пеона. Офицеры с охраной направились за ним, а Явсен подошел к москвичам, поднял их с мостовой и увел куда-то.
Кирилл попятился, когда понял, что весь командный состав направляется прямиком к нему, но бежать было поздно: четыре офицера и двое охранников были уже рядом.
Он замер, стоя спиной к шатру. Компания прошла мимо. Охранники скользнули по нему взглядом, женщина с комендантом и Толстый вообще не обратили внимания, а Лысый, повернув голову, глянул в упор. Кирилл стоял по стойке «смирно», хотя ни разу не видел, чтобы чужаки принимали ее, и смотрел прямо перед собой. Визитеры шли дальше, а Лысый остановился и что-то сказал Кириллу. Тот не моргал и даже не дышал, выкатил глаза, пытаясь изобразить доблестного и тупоумного вояку. Офицер шагнул к нему, снова произнес несколько слов. Надменное лицо с туго натянутой гладкой кожей и выступающим подбородком оказалось прямо перед Кириллом. Тот мекнул что-то неразборчиво, коснулся пальцами повязки, дескать, не может говорить. Офицер скривил тонкие губы и ухватился за нее, собираясь сорвать, но тут его окликнул Толстяк. Потеряв к Киру интерес, Лысый догнал остальных.
Кирилл тихо перевел дух. Все это время в шатре позади него неразборчиво бормотал испуганный детский голос, иногда раздавались звуки, похожие разом на всхлипывания и смешки, они были до того необычными, такими жалкими и будто отрешенными, что всякий раз дрожь пробегала по спине. Поведя плечами, он шагнул прочь от шатра, искоса наблюдая за офицерами. Те остановились возле толпы сидящих на брусчатке рабов, окруженных надсмотрщиками. Толстый отдал приказ, и пленных начали пересчитывать.
Кирилл, стараясь шагать ровно и неторопливо, удалился от шатра и присел на корточки возле костра с большим котлом, где варилась гречка. Рядом стояла варханка с длинным деревянным черпаком, делившая свое внимание между котлом и приехавшими в лагерь гостями. На Кирилла она не смотрела.
Раздались окрики, щелканье плетей. Надсмотрщики поднимали рабов, выстраивали шеренгами, закрепляли на ошейниках длинные ремни — из лагеря собирались увести примерно три четверти пленников. Комендант показал гостям на стол, который поставили возле Мавзолея, но Толстый сделал решительный жест и зашагал назад к карете. Перед машиной он остановился, сказал что-то Лысому, тот ответил. Лагерный комендант остался сзади, вид у него был растерянный.
Толстяк и женщина-трехполосочница сели в «карету», а Лысый пошел к тачанкам, приехавшим вместе с гостями.
Оставив в лагере БМП и три бронецикла, «карета» медленно поехала к Васильевскому спуску, следом потянулась вереница рабов, конвоируемая тачанками и пешими. Лысый, собрав вокруг себя рядовых, сухим каркающим голосом отдавал приказания.
Остальные начали расходиться, и тогда Кирилл прогулочным шагом вернулся к длинному шатру. Суета в лагере спадала. На него по-прежнему не обращали внимания — со своими волосами, в плаще и широких шароварах он совсем не выделялся среди варханов.
Не дойдя до шатра, он остановился. Зачем ему туда? Надо бежать, и немедленно. Он посреди лагеря чужаков, но вместо того чтобы воспользоваться первой же возможностью, шастает туда-сюда…
И все-таки что за странные звуки доносились из шатра? Если там ребенок, его надо как-то вывести отсюда. Только как? Тут бы самому выйти…
Кир поглядел вдоль стены. Через каждые пятнадцать-двадцать метров за ней прохаживались часовые, в некоторых местах стояли пулеметы, обложенные мешками с песком. Просто перелезть через стену не выйдет, на него сразу обратят внимание, окликнут. Значит, остается тот проход. Как он охраняется? Две БМП, возле одной притулился бронецикл. В броневиках наверняка сидят чужаки. За день Кирилл несколько раз видел, как в обе стороны между БМП ходили варханы. Может он просто покинуть лагерь? Или его окликнут, остановят, захотят узнать, что рядовому-одиночке понадобилось за периметром?
Мучительно хотелось курить. А еще ему очень не хватало катаны. Это была вторая, после странных звуков, доносящихся из шатра, важная причина, почему он не мог прямо сейчас попытаться выйти из лагеря. Катана и рюкзак… там и лэптоп, и «Король Джунглей», но главная — катана. Киру казалось, если он бросит ее здесь, в нем что-то изменится в худшую сторону, сломается, причем навсегда.
Явсен сказал: «клум» находится в «граде манкурат». То есть в «манкуратне». Что за манкуратня? Уж не этот ли длинный шатер?
Поправив повязку на лице, он приблизился к шатру. Торцом тот почти примыкал к Лобному месту, с другой стороны был вход. Сначала Кир прислушался, потом откинул шкуру и шагнул внутрь, на поскрипывающие доски, настеленные прямо на брусчатку.
